Мы рассчитывали поймать здесь попутный корабль до какого-нибудь порта Венесуэлы или Колумбии. В этой части Карибского моря нет пассажирского сообщения, но индульгенция давала нам возможность устраиваться на грузовые суда.
На тихоокеанском побережье Центральной Америки, кроме испанцев, метисов и остатков индейских племен, живут креолы — потомки негров, завезенных в качестве рабов из Западной Африки. (В других частях Нового Света слово «креол» имеет совсем другие значения.) Говорят они на креольском языке — упрощенной версии английского со множеством испанских слов и грамматических оборотов. Когда у нас возникали лингвистические трудности в общении с местными жителями, мы всегда искали глазами негра, зная, что с ним можно будет объясниться на английском.
Мы три дня проторчали в Лимоне, дожидаясь очередного «бананового судна» до Картахены. Все это время стояла сильная жара, но море близ города слишком грязное, чтобы купаться. В Лимоне почему-то поразительное количество нищих и бичей. Как и в любом городе большинства стран мира, здесь есть «плешка», где каждое утро собираются желающие устроиться на работу на день. Сюда приезжают владельцы мелких компаний, чтобы набрать грузчиков или разносчиков. Обычно в небольшом городишке на «плешке» каждое утро собирается пять-десять человек, представляющих если не самое «дно», то «придонные слои» местного общества. Но на лимонскую плешку собиралась огромная толпа. Даже в Перу и Боливии, живущих несравнимо беднее Коста-Рики, нет такого количества люмпенов всех мастей.
Кроме огромного скопления грифов-урубу на базаре, единственная достопримечательность этой дыры — пара трехпалых ленивцев (Bradypus variegatus), висящих на большом дереве в городском сквере. Естественно, мне очень хотелось влезть наверх и познакомиться с ними поближе. Я попросил Юльку постоять на стреме, пока я полезу на дерево с фотоаппаратом. По разработанному мной хитроумному плану, она должна была прогуливаться под деревом, делая вид, что не имеет ко мне никакого отношения, и время от времени повторять как бы невзначай:
— Кажется, дождик собирается… Кажется, дождик собирается…
А при появлении полицейского должна была громко запеть:
— Вихри враждебные веют над нами…
Но почему-то на этот раз вместо дружеского понимания и сочувствия, которого я ожидал от Юльки, ответом на мое предложение было: «На меня не рассчитывай, псих ненормальный!»
Ранним-ранним утром, когда город еще спал и пускал во сне слюни, я как бы случайно завел ее в пустынный парк. Юлька попыталась оттащить меня от дерева, но появление двух случайных прохожих позволило мне вырваться и приступить к задуманному исследованию.
Дерево было очень толстым, неудобным и грязным. Лишь взобравшись на первый сук, я посмотрел вниз и увидел громадную толпу. Запрокинув головы, открыв рты и затаив дыхание, взрослые и дети в напряженном ожидании смотрели, что я буду делать дальше. А Юлька сидела на скамейке и притворялась, что разглядывает вывески на другой стороне улицы.
Но делать нечего, пришлось карабкаться дальше на виду у десятков зевак. Ленивцы дожидались меня на самом верху. Они едва обернулись при моем появлении, продолжая жевать листья и почесываться длинными когтями. Их шерсть имеет зеленоватый оттенок из-за растущих в ней водорослей, которыми питаются гусеницы одного из видов бабочки-огневки. Вероятно, в этой спутанной, похожей на паклю массе волос находят приют и иные насекомые, потому что оба ленивца постоянно чесались. Никаких других особенностей поведения за время наблюдения мне установить не удалось.
Помахивая фотоаппаратом, я спустился вниз, весь коричневый от грязи, покрывавшей кору дерева. Народ почтительно расступился передо мной, но Юлька вдруг перешла на другую сторону улицы и до самого обеда не желала со мной разговаривать. До сих пор не могу понять, чем я ее обидел?
Лимон надоел нам до чертиков, и мы совершили вылазку в национальный парк Кауита недалеко от панамской границы. Райский уголок: уютные бухточки с белым коралловым песком, рощи кокосовых пальм, полоска леса с обезьянами и попугаями, терпимое количество комаров и туристов. Полчища раков-отшельников прочесывали заросли, громко шурша сухими листьями.
Мы забрались в самую уютную бухточку, и я сказал Юльке:
— Сейчас буду тебя учить подводному плаванию. Одевай маску и поплывем вон туда, на риф.
Белая полоска пены виднелась метрах в ста от берега, там, где волны разбивались о коралловый барьер.
Мы одели пляжные тапочки, чтобы не порезать ноги, и зашагали по дну лагуны к рифу. Вдруг Юлька начала хныкать:
— Я боюсь! Я же почти не умею плавать! У меня маска протекает! Плавай сам на своем рифе! Не хочу, и все!
Я долго пытался ее уговорить, потом махнул рукой и пошел дальше один.
Выскользнув из лагуны сквозь узкий проход между огромными шарами кораллов-мозговиков (Leptoria), я сразу же убедился в том, что риф не особенно интересный. Отчаяно маневрируя в накатывающихся волнах прибоя, я попытался просочиться обратно в лагуну, но выбранный мной просвет в стене рифа оказался тупиком. Вместо того, чтобы рыбкой влететь в спокойную воду, я ударился о «колючую изгородь» кораллов Acropora palmata и здорово ободрался. Раз за разом сердитые буруны колотили мной о риф, пока, наконец, я не сумел через него переползти. Оставляя за собой кровавую дорожку, я побрел к берегу и обнаружил там Юльку, которая безмятежно плавала в маске среди разноцветных рыбок.
— Вовка, там такая красота! — закричала она, выныривая, — такие цвета! Ой, что это с тобой?
— Ничего, пустяки. Зря ты не пошла со мной на риф, там гораздо интересней.
И, морщась от боли, я повалился на горячий песок.
Перехватив мороженого в придорожном кафе, мы поймали джип обратно в Лимон.
Хозяин машины, индеец из местного племени брибри, хорошо говорил по-английски, но он почему-то оказался не очень разговорчивым.
Назавтра прибыло «банановое судно». Эти здоровенные теплоходы курсируют по всему побережью, собирая бананы, и затем отвозят их в Европу. Капитан, интеллигентного вида голландец, согласился подбросить нас до Картахены на севере Колумбии, но из-за всяких бюрократических проволочек, о которых даже писать противно, мы не успели оформить нужные бумажки до отхода судна. Целый день я мотался по жаре взад-вперед между портом и городом, а Юлька сидела на портовой проходной, отбиваясь от периодических предложений пойти попить кофе или просто поговорить.
Единственным утешением Юльке было мороженое, которое я ей привозил, а мне — встреча с великолепным золотым дятлом (Colaptes), которого я заметил из автобуса в один из рейсов.
Следующего борта в подходящем направлении пришлось бы дожидаться неделю, так что мы плюнули и уехали в Сан-Хосе, надеясь добраться в Панаму и затем в Колумбию (на пароме или пешком через Дарьен).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
На тихоокеанском побережье Центральной Америки, кроме испанцев, метисов и остатков индейских племен, живут креолы — потомки негров, завезенных в качестве рабов из Западной Африки. (В других частях Нового Света слово «креол» имеет совсем другие значения.) Говорят они на креольском языке — упрощенной версии английского со множеством испанских слов и грамматических оборотов. Когда у нас возникали лингвистические трудности в общении с местными жителями, мы всегда искали глазами негра, зная, что с ним можно будет объясниться на английском.
Мы три дня проторчали в Лимоне, дожидаясь очередного «бананового судна» до Картахены. Все это время стояла сильная жара, но море близ города слишком грязное, чтобы купаться. В Лимоне почему-то поразительное количество нищих и бичей. Как и в любом городе большинства стран мира, здесь есть «плешка», где каждое утро собираются желающие устроиться на работу на день. Сюда приезжают владельцы мелких компаний, чтобы набрать грузчиков или разносчиков. Обычно в небольшом городишке на «плешке» каждое утро собирается пять-десять человек, представляющих если не самое «дно», то «придонные слои» местного общества. Но на лимонскую плешку собиралась огромная толпа. Даже в Перу и Боливии, живущих несравнимо беднее Коста-Рики, нет такого количества люмпенов всех мастей.
Кроме огромного скопления грифов-урубу на базаре, единственная достопримечательность этой дыры — пара трехпалых ленивцев (Bradypus variegatus), висящих на большом дереве в городском сквере. Естественно, мне очень хотелось влезть наверх и познакомиться с ними поближе. Я попросил Юльку постоять на стреме, пока я полезу на дерево с фотоаппаратом. По разработанному мной хитроумному плану, она должна была прогуливаться под деревом, делая вид, что не имеет ко мне никакого отношения, и время от времени повторять как бы невзначай:
— Кажется, дождик собирается… Кажется, дождик собирается…
А при появлении полицейского должна была громко запеть:
— Вихри враждебные веют над нами…
Но почему-то на этот раз вместо дружеского понимания и сочувствия, которого я ожидал от Юльки, ответом на мое предложение было: «На меня не рассчитывай, псих ненормальный!»
Ранним-ранним утром, когда город еще спал и пускал во сне слюни, я как бы случайно завел ее в пустынный парк. Юлька попыталась оттащить меня от дерева, но появление двух случайных прохожих позволило мне вырваться и приступить к задуманному исследованию.
Дерево было очень толстым, неудобным и грязным. Лишь взобравшись на первый сук, я посмотрел вниз и увидел громадную толпу. Запрокинув головы, открыв рты и затаив дыхание, взрослые и дети в напряженном ожидании смотрели, что я буду делать дальше. А Юлька сидела на скамейке и притворялась, что разглядывает вывески на другой стороне улицы.
Но делать нечего, пришлось карабкаться дальше на виду у десятков зевак. Ленивцы дожидались меня на самом верху. Они едва обернулись при моем появлении, продолжая жевать листья и почесываться длинными когтями. Их шерсть имеет зеленоватый оттенок из-за растущих в ней водорослей, которыми питаются гусеницы одного из видов бабочки-огневки. Вероятно, в этой спутанной, похожей на паклю массе волос находят приют и иные насекомые, потому что оба ленивца постоянно чесались. Никаких других особенностей поведения за время наблюдения мне установить не удалось.
Помахивая фотоаппаратом, я спустился вниз, весь коричневый от грязи, покрывавшей кору дерева. Народ почтительно расступился передо мной, но Юлька вдруг перешла на другую сторону улицы и до самого обеда не желала со мной разговаривать. До сих пор не могу понять, чем я ее обидел?
Лимон надоел нам до чертиков, и мы совершили вылазку в национальный парк Кауита недалеко от панамской границы. Райский уголок: уютные бухточки с белым коралловым песком, рощи кокосовых пальм, полоска леса с обезьянами и попугаями, терпимое количество комаров и туристов. Полчища раков-отшельников прочесывали заросли, громко шурша сухими листьями.
Мы забрались в самую уютную бухточку, и я сказал Юльке:
— Сейчас буду тебя учить подводному плаванию. Одевай маску и поплывем вон туда, на риф.
Белая полоска пены виднелась метрах в ста от берега, там, где волны разбивались о коралловый барьер.
Мы одели пляжные тапочки, чтобы не порезать ноги, и зашагали по дну лагуны к рифу. Вдруг Юлька начала хныкать:
— Я боюсь! Я же почти не умею плавать! У меня маска протекает! Плавай сам на своем рифе! Не хочу, и все!
Я долго пытался ее уговорить, потом махнул рукой и пошел дальше один.
Выскользнув из лагуны сквозь узкий проход между огромными шарами кораллов-мозговиков (Leptoria), я сразу же убедился в том, что риф не особенно интересный. Отчаяно маневрируя в накатывающихся волнах прибоя, я попытался просочиться обратно в лагуну, но выбранный мной просвет в стене рифа оказался тупиком. Вместо того, чтобы рыбкой влететь в спокойную воду, я ударился о «колючую изгородь» кораллов Acropora palmata и здорово ободрался. Раз за разом сердитые буруны колотили мной о риф, пока, наконец, я не сумел через него переползти. Оставляя за собой кровавую дорожку, я побрел к берегу и обнаружил там Юльку, которая безмятежно плавала в маске среди разноцветных рыбок.
— Вовка, там такая красота! — закричала она, выныривая, — такие цвета! Ой, что это с тобой?
— Ничего, пустяки. Зря ты не пошла со мной на риф, там гораздо интересней.
И, морщась от боли, я повалился на горячий песок.
Перехватив мороженого в придорожном кафе, мы поймали джип обратно в Лимон.
Хозяин машины, индеец из местного племени брибри, хорошо говорил по-английски, но он почему-то оказался не очень разговорчивым.
Назавтра прибыло «банановое судно». Эти здоровенные теплоходы курсируют по всему побережью, собирая бананы, и затем отвозят их в Европу. Капитан, интеллигентного вида голландец, согласился подбросить нас до Картахены на севере Колумбии, но из-за всяких бюрократических проволочек, о которых даже писать противно, мы не успели оформить нужные бумажки до отхода судна. Целый день я мотался по жаре взад-вперед между портом и городом, а Юлька сидела на портовой проходной, отбиваясь от периодических предложений пойти попить кофе или просто поговорить.
Единственным утешением Юльке было мороженое, которое я ей привозил, а мне — встреча с великолепным золотым дятлом (Colaptes), которого я заметил из автобуса в один из рейсов.
Следующего борта в подходящем направлении пришлось бы дожидаться неделю, так что мы плюнули и уехали в Сан-Хосе, надеясь добраться в Панаму и затем в Колумбию (на пароме или пешком через Дарьен).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81