Гашек, К. Чапек, Б. Брехт и др.
Гротескно-фантастическая проза произведений Н. Аржака находится в русле традиций этого жанра.
4. Как уже отмечалось выше, характерные особенности гротеска затрудняют его восприятие и даже вызывают антипатию, вполне естественную у читателей, воспитанных в иных литературных традициях. Но это никак не может обосновать уголовного преследования по политическим обвинениям.
Многолетний опыт советской литературы свидетельствует о том, что политические обвинения, выдвигавшиеся против самых разных авторов в пылу литературной полемики, как правило, впоследствии оказывались несостоятельными. Достаточно вспомнить, что даже такие произведения, ставшие ныне нашей классикой, как пьесы и многие стихи Маяковского, «Тихий Дон» Шолохова, «Вор» Леонова, романы и фельетоны Ильфа и Петрова, назывались «антипартийными», «мелкобуржуазными и даже «клеветническими». Стихи Есенина, ранние романы Эренбурга были изъяты из библиотек в результате еще более суровых обвинений.
Разумеется, я не намерен ставить в один ряд с названными выше книгами те произведения, на которые делается этот отзыв. Но тем не менее исторический опыт необходимо учитывать и в данном деле.
5. В истории нашей литературы есть и иные примеры, гораздо более близкие к данному случаю. Роман Е.Замятина «Мы» и роман Б.Пильняка «Красное дерево» были опубликованы за границей в конце 20-х годов. Оба эти произведения наша критика тогда расценила как резко враждебные основным принципам советского строя. Однако, несмотря на то, что в ту пору наша страна находилась в неизмеримо более трудном положении, чем теперь, окруженная со всех сторон врагами, эти литераторы не были привлечены к судебной ответственности. Е. Замятину в 1931 году была предоставлена по его просьбе возможность уехать в Англию, Б.Пильняк был репрессирован в 1938 году по другому поводу и посмертно реабилитирован.
6. Все сказанное выше побуждает меня с полным сознанием всей меры гражданской и партийной ответственности, повинуясь только моей совести коммуниста, гражданина, советского литератора заявить, что при всех недостатках рассмотренных мною произведений я не вижу в них никаких оснований для судебного преследования по уголовному делу.
5/6 февраля 1966 года
Л. З. Копелев, член Союза писателей, кандидат филологических наук
ПИСЬМО ПИСАТЕЛЕЙ ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ИТАЛИИ, США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Таймс. 1966. 31 янв.
Московское радио и советская пресса сообщили, что Андрей Синявский и Юлий Даниэль, опубликовавшие за границей свои книги под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, должны ответить за «свой гнусный поклеп» и пропаганду против собственной страны за границей.
Мы хотим подтвердить то, что уже заявляли публично многие писатели и деятели культуры разных стран: мы не считаем труды этих писателей пропагандой и декларируем, что наше отношение к этим писателям основывается только на их литературных и художественных достоинствах. Мы убеждены, что если бы они жили в одной из наших стран, в их книгах также могла бы прозвучать критика различных аспектов нашей жизни. Разница в том, что книги были бы опубликованы, а авторы их не оказались бы за решеткой. Мы можем только надеяться, что Советское правительство не останется равнодушным к голосу мировой общественности, к письмам со всего света, включая Международный ПЕН-клуб и Комитет европейских писателей.
Мы верим в правоту этих писателей и в то, что их произведения будут опубликованы на родине, и потому вновь обращаемся к совести и добрым чувствам советских руководителей и просим их освободить двух наших коллег, чьи книги мы считаем серьезным вкладом в современную литературу.
С совершенным почтением
Франция: Морис Бланшо, Андре Бретон, Жан Кассу, Маргерит Дюрас, Пьер Эмманюэль, Андре Френо, Жан Гиенно, Франсуа Мориак; Германия: Генрих Бёлль, Гюнтер Грасс, Уве Йохансон, Ханс Магнус Энценсбергер, Клаус Хауппрехт, Мартин Вальзер; Италия: Либеро Биджаретти, Итало Кальвино, Диего Фаббри, Альберто Моравиа, Иньяцио Силоне, Джанкарло Вигорелли; США: Ханна Арендт, У. Х. Оден, Сол Беллоу, Микаэл Харрингтон, Альфред Казинц, Мэри Маккарти, Дуайт Макдональд, Артур Миллер, Филип Pax, Филип Рот, Мейер Шапиро, Уильям Стайрон; Великобритания: А. Альварес, А. Эйер, Дэвид Карвер, Бриан Гранвилл, Грэм Грин, Дж. Хаксли, Леман, Дорис Лессинг, Айрис Мердок, Герберт Рид, Клэнси Сигал, Мюриел Спарк, Филип Тойнби, Джо Уэйн, Бернард Уолп, Т. Уэйгвуд, Ребекка Уэст.
НИКОЛАЙ АРЖАК
ГОВОРИТ МОСКВА
I
– Миу! – это плачет маленький котенок.
– Миу! – он еще мяукать не умеет.
Одиночеством безмерно угнетенный,
Он тоскливо бродит меж скамеек.
Рядом грубые, всесильные, большие
На скамейках восседают люди.
Словно псы, кругом рычат машины.
Он боится. Как же дальше будет?
На его на жалкий интеллект кошачий
Независимость нечаянно свалилась.
– Миу! – кот раскрепощенный плачет.
– Объясните! Окажите милость!…
Что ж, он возмужает в странствиях суровых,
Он украсится когтями и клыками,
Как стеклом разбитых поллитровок,
Засверкает желтыми зрачками;
Он освоит «мяу». Скажет в полный голос,
Что вцепиться сможет в каждого громилу;
А пока что – сердце раскололось,
А пока что – «Миу… миу… миу…»
Илья Чур. «Московские бульвары».
Сейчас, когда я пытаюсь мысленно восстановить события минувшего лета, мне очень трудно привести мои воспоминания в какую-то систему, связно и последовательно изложить все, что я видел, слышал и чувствовал; но тот день, когда это началось, я запомнил очень хорошо, до мельчайших деталей, до пустяков.
Мы сидели в саду, на даче. Накануне все мы, приехавшие на день рождения к Игорю, крепко выпили, шумели допоздна и наконец улеглись в полной уверенности, что проспим до полудня; однако загородная тишина разбудила нас часов в семь утра. Мы поднялись и дружно стали совершать всякие нелепые поступки: бегали в одних трусах по аллейкам, подтягивались на турнике (больше пяти раз никто так и не сумел подтянуться), а Володька Маргулис даже окатился водой из колодца, хотя, как всем было известно, по утрам он никогда не умывался, ссылаясь на то, что опаздывает на работу.
Мы сидели и бодро спорили о том, как наилучшим образом провести воскресенье. Само собой, вспоминались и купанье, и волейбольный мяч, и лодка; какой-то зарвавшийся энтузиаст предложил даже пеший поход в соседнюю деревню в церковь.
– Очень хорошая церковь, – сказал он, – очень старая, не помню, какого века…
Но его высмеяли – никому не улыбалось переть по жаре восемь километров.
Наверное, странное зрелище представляли мы, тридцати-, тридцатипятилетние мужчины и женщины, раздетые, как на пляже. Мы деликатно старались не замечать друг у друга всякие смешные и грустные неожиданности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Гротескно-фантастическая проза произведений Н. Аржака находится в русле традиций этого жанра.
4. Как уже отмечалось выше, характерные особенности гротеска затрудняют его восприятие и даже вызывают антипатию, вполне естественную у читателей, воспитанных в иных литературных традициях. Но это никак не может обосновать уголовного преследования по политическим обвинениям.
Многолетний опыт советской литературы свидетельствует о том, что политические обвинения, выдвигавшиеся против самых разных авторов в пылу литературной полемики, как правило, впоследствии оказывались несостоятельными. Достаточно вспомнить, что даже такие произведения, ставшие ныне нашей классикой, как пьесы и многие стихи Маяковского, «Тихий Дон» Шолохова, «Вор» Леонова, романы и фельетоны Ильфа и Петрова, назывались «антипартийными», «мелкобуржуазными и даже «клеветническими». Стихи Есенина, ранние романы Эренбурга были изъяты из библиотек в результате еще более суровых обвинений.
Разумеется, я не намерен ставить в один ряд с названными выше книгами те произведения, на которые делается этот отзыв. Но тем не менее исторический опыт необходимо учитывать и в данном деле.
5. В истории нашей литературы есть и иные примеры, гораздо более близкие к данному случаю. Роман Е.Замятина «Мы» и роман Б.Пильняка «Красное дерево» были опубликованы за границей в конце 20-х годов. Оба эти произведения наша критика тогда расценила как резко враждебные основным принципам советского строя. Однако, несмотря на то, что в ту пору наша страна находилась в неизмеримо более трудном положении, чем теперь, окруженная со всех сторон врагами, эти литераторы не были привлечены к судебной ответственности. Е. Замятину в 1931 году была предоставлена по его просьбе возможность уехать в Англию, Б.Пильняк был репрессирован в 1938 году по другому поводу и посмертно реабилитирован.
6. Все сказанное выше побуждает меня с полным сознанием всей меры гражданской и партийной ответственности, повинуясь только моей совести коммуниста, гражданина, советского литератора заявить, что при всех недостатках рассмотренных мною произведений я не вижу в них никаких оснований для судебного преследования по уголовному делу.
5/6 февраля 1966 года
Л. З. Копелев, член Союза писателей, кандидат филологических наук
ПИСЬМО ПИСАТЕЛЕЙ ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ИТАЛИИ, США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Таймс. 1966. 31 янв.
Московское радио и советская пресса сообщили, что Андрей Синявский и Юлий Даниэль, опубликовавшие за границей свои книги под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, должны ответить за «свой гнусный поклеп» и пропаганду против собственной страны за границей.
Мы хотим подтвердить то, что уже заявляли публично многие писатели и деятели культуры разных стран: мы не считаем труды этих писателей пропагандой и декларируем, что наше отношение к этим писателям основывается только на их литературных и художественных достоинствах. Мы убеждены, что если бы они жили в одной из наших стран, в их книгах также могла бы прозвучать критика различных аспектов нашей жизни. Разница в том, что книги были бы опубликованы, а авторы их не оказались бы за решеткой. Мы можем только надеяться, что Советское правительство не останется равнодушным к голосу мировой общественности, к письмам со всего света, включая Международный ПЕН-клуб и Комитет европейских писателей.
Мы верим в правоту этих писателей и в то, что их произведения будут опубликованы на родине, и потому вновь обращаемся к совести и добрым чувствам советских руководителей и просим их освободить двух наших коллег, чьи книги мы считаем серьезным вкладом в современную литературу.
С совершенным почтением
Франция: Морис Бланшо, Андре Бретон, Жан Кассу, Маргерит Дюрас, Пьер Эмманюэль, Андре Френо, Жан Гиенно, Франсуа Мориак; Германия: Генрих Бёлль, Гюнтер Грасс, Уве Йохансон, Ханс Магнус Энценсбергер, Клаус Хауппрехт, Мартин Вальзер; Италия: Либеро Биджаретти, Итало Кальвино, Диего Фаббри, Альберто Моравиа, Иньяцио Силоне, Джанкарло Вигорелли; США: Ханна Арендт, У. Х. Оден, Сол Беллоу, Микаэл Харрингтон, Альфред Казинц, Мэри Маккарти, Дуайт Макдональд, Артур Миллер, Филип Pax, Филип Рот, Мейер Шапиро, Уильям Стайрон; Великобритания: А. Альварес, А. Эйер, Дэвид Карвер, Бриан Гранвилл, Грэм Грин, Дж. Хаксли, Леман, Дорис Лессинг, Айрис Мердок, Герберт Рид, Клэнси Сигал, Мюриел Спарк, Филип Тойнби, Джо Уэйн, Бернард Уолп, Т. Уэйгвуд, Ребекка Уэст.
НИКОЛАЙ АРЖАК
ГОВОРИТ МОСКВА
I
– Миу! – это плачет маленький котенок.
– Миу! – он еще мяукать не умеет.
Одиночеством безмерно угнетенный,
Он тоскливо бродит меж скамеек.
Рядом грубые, всесильные, большие
На скамейках восседают люди.
Словно псы, кругом рычат машины.
Он боится. Как же дальше будет?
На его на жалкий интеллект кошачий
Независимость нечаянно свалилась.
– Миу! – кот раскрепощенный плачет.
– Объясните! Окажите милость!…
Что ж, он возмужает в странствиях суровых,
Он украсится когтями и клыками,
Как стеклом разбитых поллитровок,
Засверкает желтыми зрачками;
Он освоит «мяу». Скажет в полный голос,
Что вцепиться сможет в каждого громилу;
А пока что – сердце раскололось,
А пока что – «Миу… миу… миу…»
Илья Чур. «Московские бульвары».
Сейчас, когда я пытаюсь мысленно восстановить события минувшего лета, мне очень трудно привести мои воспоминания в какую-то систему, связно и последовательно изложить все, что я видел, слышал и чувствовал; но тот день, когда это началось, я запомнил очень хорошо, до мельчайших деталей, до пустяков.
Мы сидели в саду, на даче. Накануне все мы, приехавшие на день рождения к Игорю, крепко выпили, шумели допоздна и наконец улеглись в полной уверенности, что проспим до полудня; однако загородная тишина разбудила нас часов в семь утра. Мы поднялись и дружно стали совершать всякие нелепые поступки: бегали в одних трусах по аллейкам, подтягивались на турнике (больше пяти раз никто так и не сумел подтянуться), а Володька Маргулис даже окатился водой из колодца, хотя, как всем было известно, по утрам он никогда не умывался, ссылаясь на то, что опаздывает на работу.
Мы сидели и бодро спорили о том, как наилучшим образом провести воскресенье. Само собой, вспоминались и купанье, и волейбольный мяч, и лодка; какой-то зарвавшийся энтузиаст предложил даже пеший поход в соседнюю деревню в церковь.
– Очень хорошая церковь, – сказал он, – очень старая, не помню, какого века…
Но его высмеяли – никому не улыбалось переть по жаре восемь километров.
Наверное, странное зрелище представляли мы, тридцати-, тридцатипятилетние мужчины и женщины, раздетые, как на пляже. Мы деликатно старались не замечать друг у друга всякие смешные и грустные неожиданности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181