— Не скажешь ли ты мне, как ты познакомилась с Томом Дири?
Она опустила глаза, долго разглядывала свои руки.
— Хорошо, — она вздохнула. — Я знаю Тома уже давно. У него есть небольшая летняя дача в Атлантик-Сити, а я пела там в одном из ночных клубов. Не смейтесь, я начинала как певица, пока мой импресарио вдруг не заявил, что голос у меня маленький и что... по-другому я смогу заработать больше. Но это не имеет отношения к делу. Так вот, однажды вечером Том зашел в клуб, чтобы выпить свой коктейль, а потом задержался на минутку. Один мой знакомый представил меня Тому, и мы сразу друг другу понравились. Он был очень милый, у него нежная душа... Не знаю, поймете ли вы меня правильно. Он всегда повторял, что мир устроен ужасно, раз в нем могут процветать разные сволочи. Иногда он приезжал в Атлантик-Сити вместе с женой, но чаще всего один, ей больше нравились другие места. Он говорил мне, что она в Майами или на другом фешенебельном курорте. И в такие дни, когда он был один, после представления я шла к нему. По утрам мы плавали, а после завтрака загорали на пляже.
— Все это выглядит очень мило, — заметил Бэньон, стараясь придать своим словам оттенок безразличия. И все-таки в них звучал легкий сарказм.
Люси Карровэй покачала головой.
— Нет, вы меня совершенно не поняли, — девушку явно угнетало отношение Дэва к ее рассказу. — Но я на вас не обижаюсь. Боже мой, я совершенно не знаю, как вам это объяснить! Вы не думайте, что Том какой-нибудь кот, который сразу липнет к женщинам, как только жены нет рядом! Он не был таким, слышите, не был! Неужели вы не дадите мне рассказать все по порядку? Может быть, вы тогда лучше поймете Тома, ведь речь идет о нем... Он страшно переживал, что вынужден обманывать жену, а я — я особенно не переживала. Я радовалась, когда он приезжал без нее, я была просто счастлива. Но он-то был женат, и Том никогда об этом не забывал. То, что было между нами, он считал чем-то ужасным.
— Он любил свою жену?
— Нет, но он чувствовал свою ответственность за нее — вот в чем загвоздка! И поэтому... — она запнулась, а потом быстро закончила, — я даже думаю, что поэтому-то он нравился мне еще больше. Он чувствовал себя ответственным за все: за несправедливость мира, за меня, за свою жену, за каждое преступление, которое он расследовал. Том не мог относиться к чему-нибудь легкомысленно, оставляя все заботы господу Богу. Во всяком случае, я знаю, что его жена ни за что не соглашалась разойтись с ним и делала все, чтобы его удержать. Она даже пошла на то, что порядочная женщина никогда не сделает: она сказала ему, будто ждет ребенка, хотя до этого времени отказывалась даже и говорить о чем-либо подобном. И вот она сказала ему, но это была ложь. Она вывернулась и тогда: дескать, случился выкидыш.
— И тогда ты порвала с ним?
Люси кивнула.
— Я ведь знала, что мой вагон идет по другой колее. О, я любила Тома, даже очень любила; поймите меня правильно. Но я не могла быть с ним вместе, не причиняя ему страданий. Ведь развод не освободил бы его от ответственности ни за жену, ни за меня. А я не хотела причинять ему боль. Я ушла от него — вот и вся история.
— Хотя и не совсем, — сказал Бэньон и улыбнулся ей. — Но ближе к делу. Почему ты думаешь, что здоровье вовсе не беспокоило Тома?
Люси посмотрела ему прямо в глаза:
— Несколько дней назад я говорила с ним, мы вместе ужинали. Это была наша первая встреча с лета прошлого года. Мы чуть не столкнулись с ним на Маркет-стрит, было пять часов вечера. Том сказал, что жена уехала к сестре в Гаррисбург, и сразу пригласил меня зайти куда-нибудь пропустить стаканчик, — тут она улыбнулась. — Но из «стаканчика» получился настоящий ужин. Он был в чудесном настроении, таким я его никогда не видела. Он сказал мне, что никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.
— Он подразумевал свое здоровье?
— Этого я не могу утверждать, ведь он говорил о другом: о том, что он болен или здоров, не было сказано ни слова. Да и зачем? Он выглядел очень хорошо и говорил, что у него все в порядке.
— Это может означать многое, — сказал Бэньон. — То ли душевное состояние, то ли жизненные обстоятельства или состояние здоровья.
— Я знаю, но не только поэтому самоубийство Тома кажется мне загадочным. Он был вовсе не из тех людей, что кончают с собой, он был человеком совершенно иного склада.
Бэньон задумался ненадолго, потом пожал плечами.
— И все-таки, Люси, его самоубийство — неоспоримый факт.
Она покачала головой, хотя, как видно, уверенности в ней поубавилось.
— Нет, не могу в это поверить, — прошептала она.
— Скажи мне вот еще что: не заметила ли ты в нем какой-то озабоченности, присутствия тяжелых мыслей? Говорил ли он о своих денежных делах, о жене? Вспомни, Люси!
— Нет, ничего такого не было. И опять-таки странно, — она была как бы даже удивлена, — я ведь вам уже говорила, что он чувствовал себя ответственным за все: за Бога и за мир, за добро и зло, — она говорила с возрастающим возбуждением,— но на прошлой неделе он был совсем другим! Он был счастлив, я бы сказала даже — раскрепощен. Словно с него сняли какую-то ответственность, чувство вины, словно совесть его, наконец, чиста. Я понимаю, что говорю бессвязно, но так оно и было, и поэтому я не верю, что он застрелился.
— Но он сделал это, Люси! — Бэньон наморщил лоб и закурил еще одну сигарету. — Может быть, раскрепощенность и прекрасное настроение, замеченное тобой в нем, явились результатом, ну, скажем, расчета, который он произвел сам с собой и со всем миром. Может быть, он осознал, что земля не небо и не преисподняя, а как раз то самое место, где мы поставлены, чтобы исполнить свой долг и получить от жизни то, что заслужили.
— Если дело обстоит так, тогда у него вообще не было никаких оснований для того, чтобы расстаться с жизнью, — с упорством продолжала Люси. — Я не найду правильных слов, но одно я знаю: в тот вечер он был таким счастливым, каким я его еще не знала. А притворяться со мной он не умеет, я его слишком хорошо знаю, вы уж мне поверьте.
— А я знаю, что он застрелился!
— Я отняла у вас столько времени, мистер Бэньон! И подняла вас с постели — мне очень жаль...
— Ничего, я привык. Кроме того, следить за каждой ниточкой, ведущей к самоубийству, — мой долг, — он улыбнулся. — А как насчет рюмочки ликера, Люси?
— Идет, мистер Бэньон.
Когда он пятнадцать минут спустя ехал по дороге домой, ему подумалось: «Целый час пропал зря!». Потом он поправил себя: «Может быть, пропал».
Глава 3
На следующий день Дэва Бэньона ожидало в бюро много срочной работы. На столе лежал материал по трем законченным делам. В двух из них не хватало только подписи, чтобы передать их на рассмотрение суда присяжных; третье дело было возвращено прокуратурой, требовавшей более тщательных и жестких определений следствия до передачи обвиняемого во власть присяжных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34