Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.
Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла — она поступила правильно.
— Теперь Марк уехал от меня, — закончила Сьюзен свой рассказ, — а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.
Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.
— Да, много ты мне тут нарассказывала, — наконец подала голос бабушка.
— Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители…
Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.
— Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.
Сьюзен покачала головой.
— Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!
— Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?
— Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.
— Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.
Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.
— Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. — И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:
— Ты всегда была похожа на свою бабулю.
Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.
— Да, да, это правда, — продолжала старая женщина. — Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. — Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. — Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.
Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.
— Ты не любила его?
— Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может» это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.
Сьюзен кивнула.
— Что же мне делать?
Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.
— Значит, твой Марк против твоей поездки, — заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. — Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.
— Но это же просто смешно! — воскликнула Сьюзен. — Я ведь его ни разу не видела.
— И все же, — продолжала Лей, — он боится, он еще совсем маленький.
— Что же мне делать?
— Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы…
И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.
Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?
— Мы так никогда и не узнали, как все произошло, — продолжала бабушка. — Посчитали, что так будет лучше.
Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.
И они не причиняют нам горечи.
В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.
— Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? — тихо спросила она.
Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.
— Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.
Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.
— Спасибо тебе, бабуля, — прошептала она. — Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.
— Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.
Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.
Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. «Марк! — ахнула она, и сердце ее радостно забилось. — Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он». Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. «Размечталась, идиотка! — укорила она себя. — Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк».
Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.
Она опять стала сама собой — неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла — она поступила правильно.
— Теперь Марк уехал от меня, — закончила Сьюзен свой рассказ, — а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.
Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.
— Да, много ты мне тут нарассказывала, — наконец подала голос бабушка.
— Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители…
Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.
— Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.
Сьюзен покачала головой.
— Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!
— Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?
— Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.
— Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.
Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.
— Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. — И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:
— Ты всегда была похожа на свою бабулю.
Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.
— Да, да, это правда, — продолжала старая женщина. — Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. — Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. — Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.
Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.
— Ты не любила его?
— Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может» это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.
Сьюзен кивнула.
— Что же мне делать?
Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.
— Значит, твой Марк против твоей поездки, — заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. — Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.
— Но это же просто смешно! — воскликнула Сьюзен. — Я ведь его ни разу не видела.
— И все же, — продолжала Лей, — он боится, он еще совсем маленький.
— Что же мне делать?
— Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы…
И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.
Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?
— Мы так никогда и не узнали, как все произошло, — продолжала бабушка. — Посчитали, что так будет лучше.
Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.
И они не причиняют нам горечи.
В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.
— Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? — тихо спросила она.
Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.
— Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.
Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.
— Спасибо тебе, бабуля, — прошептала она. — Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.
— Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.
Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.
Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. «Марк! — ахнула она, и сердце ее радостно забилось. — Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он». Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. «Размечталась, идиотка! — укорила она себя. — Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк».
Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.
Она опять стала сама собой — неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120