— Толпа?
— Ваганы, господин Джем. — Нирри жестом изобразила затягивающуюся на шее петлю, высунула язык, закатила глаза, но тут же вернулась к жизни. — Наконец-то эти ваганы получат по заслугам. Помните, что они с вами сделали, когда в лес уволокли? А теперь вся деревня всполошилась. «Вертлявый» говорит, они уже окружили табор. Ну а вы давайте, господин Джем, вставайте. Я бы на вашем месте считала, что мне еще повезло. И так-то все худо. А ведь она все знает.
— Знает? — Джем рывком сел на постели, не хватит ли уже Нирри пугать его? — Нирри, что она знает?
Служанка отпрянула.
— Сами знаете!
— Не знаю я ничего!
Нирри сжала край шторы и устремила на юношу взгляд, полный отчаянной любви. Закусила губу. Наконец, заалевшись как маков цвет, Нирри выпалила:
— Она ваши простыни видела, господин Джем!
Джем оглушительно, дико расхохотался. Нирри испуганно отступила за штору и побежала по коридору.
Джем снова откинулся на спину и перестал смеяться. Правда ли это — насчет казней на лужайке? У него нестерпимо болела голова, ныло все тело. Он опустил руку за край кровати, намереваясь обнаружить костыли на привычном месте. Рука Джема обшаривала пол. Он лег на бок, свесив голову с кровати, И тут на пол упало что-то легкое, маленькое — наверное, перышко из подушки, запутавшееся в волосах у Джема. Но нет, то было не перышко. То был черный лепесток.
В алькове вдруг резко потемнело. Лепесток взлетел и скрылся с глаз.
Джем чуть было не закричал. Повернул руки ладонями к себе. Нет, ему не было больно, но ладони его были покрыты глубокими рубцами — так, будто бы когда-то давным-давно он схватил раскаленный шар.
Джем сел, отбросил одеяла. Сердце его бешено колотилось.
Как же это? Неужели это возможно?
А ноги у него остались изуродованными.
Изменилось все — и не изменилось ничего. Грудь Джема сотрясали горькие, беззвучные рыдания.
В коридоре послышались голоса:
— Прошу тебя, девушка! Я должен повидать твою хозяйку. Должен!
— Нельзя! Ой, как ты только сюда попал? Уходи, пожалуйста!
Второй голос принадлежал Нирри. Первый — какому-то мужчине. Голос был измученный, дребезжащий, однако чувствовалось, что его обладатель — человек сильный. Силу ему придавало отчаяние. Нирри пыталась загородить ему дорогу, а он рвался к двери, ведущей в комнату Элы.
Кто же это мог быть такой?
Вскоре Джем это узнал.
Он был настолько изумлен, что почти забыл о том, что случилось всего несколько мгновений назад. Он вцепился в края кровати. О, если бы только у него были костыли! Он хотел поприсутствовать при этой встрече не меньше, чем служанка хотела, чтобы встреча не состоялась.
Он должен был!
Он должен был все узнать.
Джем перевернулся на бок, не мигая, уставился прямо перед собой. Откуда-то издалека, из коридора, послышался голос тетки, возмущавшейся тем, что ее побеспокоили.
Диким взглядом Джем окинул альков… Набитая опилками тряпичная свинья — молчаливая свидетельница его ночных страстей, покореженные кубки и канделябры и картина, изображавшая белесую дорогу. Серебряная шкатулка в нише над камином — там, куда ее когда-то поставил Варнава. Но что-то изменилось. Джем, приглядевшись, понял, что шкатулка немного сдвинута. Как будто кто-то брал ее и поставил в нишу.
Юноша-калека упал с кровати на пол, пополз к пустому холодному камину. Дотянулся до ниши, взял шкатулку, без особого любопытства посмотрел на украшенную причудливым орнаментом крышку.
Да.
Он так и знал.
Пальцы нащупали механизм.
Внутри лежал кристалл и пульсировал странным, темным светом. Джем осторожно сжал кристалл в пальцах и обнаружил, что по телу его растекся свет. Свет поднял Джема с пола, окутал его лиловатым ореолом.
Джем взлетел над полом, задел спиной потолок.
Вылетел из алькова.
Дверь в комнату матери была распахнута настежь. Скрытый от глаз темным ореолом, Джем, словно дух из Царства Небытия, взирал на происходящее.
Но только взирать он и мог.
ГЛАВА 65
МАНТИЯ С ГОРНОСТАЕМ
В то время, когда из коридора послышался шум, Умбекка сидела у камина и вязала шарф. На ней было скромное синее платье. Она была счастлива. Вот-вот за ней должна была приехать карета. Чаепитие в лектории сегодня должно было предшествовать казням на лужайке, ну а сливовый кекс и масляные булочки, как известно, способны придать бодрости и телу, и духу.
Умбекка, правда, чуть раньше пережила страдания. Даже, пожалуй, муки. Что интересно — не взрыв в храме так огорчал ее — на фоне личных переживаний Умбекки он прозвучал закулисным шумом. Точно так же, как Меролина после того, как ей сделал предложение пожилой генерал Этзком, Умбекка провела утро в муках сомнений. Предложение командора застало ее врасплох, оно ее, честно говоря, напутало. Но страх постепенно унялся. О да, конечно, она была разочарована. И это было естественно. Кроме того, она не могла простить капеллану насмешки над ее добродетелью. Но Умбекка была сильной женщиной. Ей и прежде случалось переносить сильные разочарования.
И потом — в отличие от Меролины — Умбекка прекрасно видела все положительные стороны грядущего брачного союза. Одна сторона ей была видна особенно ясно. Сегодня же вечером она намеревалась открыть сердце своему суженому и поговорить с ним на сугубо личную тему. Заливаясь слезами, она пожалуется Оливиану на то, что больше не в силах ухаживать за хворой племянницей, что теперь Эла нуждается в настоящей сиделке, в более пристальном внимании. Оливиан наверняка все устроит.
Приняв такое решение, Умбекка облегченно вздохнула. Да! Она обретет свободу. В порыве благодарности судьбе она прошептала строку литании: «Бог Агонис, завтра я послужу тебе еще более верно». О да, послужит непременно! Она послужит своему богу так, как ему никто никогда не служил! Став супругой командора, имея в своем распоряжении хорошую прислугу, избавившись от Элы, Умбекка обретет возможность для неслыханной деятельности на поприще служения своему божеству! Какое влияние она приобретет в свете! Она вынуждена была скрывать свои лучшие качества, а теперь они расцветут пышным цветом.
Умбекка исподлобья оглядела комнату. Со времени появления капеллана тут стало гораздо уютнее. Новый синий ковер, в тон ему синие шторы — чудесно! Но сколько еще предстояло сделать! Хотя… не здесь, не в этой комнате. Вскоре она опустеет, а потом ее закроют, а потом — в свое время — отдадут солдатам. Исчезнут все следы долгого пребывания здесь Умбекки. На миг Умбекке стало грустно. Она обвела взглядом окно, нишу, кровать, где спала Эла, ни о чем не подозревая. И счастье с новой силой охватило Умбекку. То было счастье победительницы, празднующей свой триумф. Эла не вставала с постели, а она, Умбекка, столько дней, столько лет отдавала себя заботам об этой неблагодарной безумной развратнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134