ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Конец этому!
Конец!
— Как сюда попал этот человек!
— Ой, пожалуйста, госпожа, я не виновата! Его не было, а потом, откуда ни возьмись, появился!
— Ваганское колдовство, не иначе! Мерзавец!
— Умбекка, выслушай меня. Прошу, только выслушай.
В одно мгновение радость Умбекки сменилась яростью. Она швырнула на пол вязание. Покраснев, она вскочила с дивана и встала перед Сайласом Вольвероном. В том, как они стояли друг перед другом, было что-то пугающее. Казалось, столкнулись один с другим два мира и с грохотом ударились. В балахоне с капюшоном, с посохом в руке, старик напоминал персонаж времен Расцвета, неожиданно угодивший не в свое время и в место, где никогда прежде не бывал.
Эла проснулась и зашевелилась. За окном, не переставая, лил дождь.
— Прошу вас, господин, уходите же! — умоляюще проговорила Нирри и потянула старика за рукав.
— Моя дочь! — вскричал старик. — Ее арестовали!
— Арестовали? — без тени удивления спросила Умбекка. — За то, что она ваганская шлюха, видимо? Эта девчонка — вызов для всех добропорядочных, воспитанных людей. Сайлас, и как тебе только хватило наглости явиться сюда, не пойму?!
— Я пришел поговорить с тобой, Умбекка. Я хочу тебе кое-что предложить.
— Предложить? Поговорить? Да как ты сможешь о чем-то просить меня, Сайлас Вольверон? После всего, что произошло! После всего, что ты натворил! Явиться ко мне!
Умбекка говорила негромко и торопливо. Она не кричала, но голос ее был полон желчи, давно ее переполнявшей. Какой мерзавец! Как она ошиблась в нем когда-то! Что же это за мир, где самые добродетельные, самые неподкупные вдруг становятся злобными и развратными! Умбекка сжала в пальцах золотой круг Агониса и продолжала сыпать обвинительными словами:
— Испорченный, дрянной человек! От тебя зависела добропорядочность всей деревни! Сколько людей пало после того, как ты пал так низко? Разве моя возлюбленная племянница не стала шлюхой после того, что ты натворил с Эйн! Разве мой любимый племянник, Торвестр, стал бы изменником? Сайлас, мы все обязаны бороться с низменными инстинктами! Не ты ли учил меня этому, когда я приходила к тебе в храм? Я доверяла тебе! Я верила в тебя! Мне казалось, что в тебе, как в зеркале, отражается моя вера. Ты хоть понимаешь, что ты принес нашей деревне? А мне? О Сайлас, как же можно было пасть столь безнадежно, столь мерзко! Вера, доверие людей — все было брошено на ветер, словно пыль! Долг, обеты — все было забыто, все!
— Умбекка! Умбекка! Глупая, слепая женщина!
— Слепая? Тебе ли называть меня слепой!
— Да, ты слепа, потому что ничего не видишь. Умбекка, ты моложе меня, но ты стареешь. Разве за все прожитые годы ты не поняла, что есть долг превыше всех долгов перед этим миром, перед его условностями, перед его учреждениями? Они-то и есть пыль и прах, тлен! Когда я был проповедником в Ирионе, я лгал самому себе. Моей судьбой была Эйн.
— Судьбой? Ты был членом ордена! Совратить юную девушку — такова была твоя судьба?
— Умбекка несчастная! Тебе никогда этого не понять. Между мной и Эйн не было низменной страсти. Наш союз с ней не был заключен в храме, но изо всех свадеб, отпразднованных в этой долине, наша была одной из немногих счастливейших. Мы поженились в Диколесье, на ложе из белых лепестков. Это место более священно, нежели ирионский храм. Там покоится моя любимая, хотя ее надгробие в ином месте.
Умбекка, казалось, не слушает Сайласа.
— О, оставь меня, Сайлас. Ты мне отвратителен! Не желаю больше слушать о твоих порочных похождениях! — Умбекка поежилась и отвернулась к камину. — Подумать только — я поверяла тебе свои сердечные тайны. Подумать только — я столько раз бывала с тобой наедине.
Старик чуть не расхохотался.
— О, тебе ничто не грозило, Умбекка! Ты не вызвала у меня ни капли страсти!
Стало тихо-тихо. Умбекка стояла у камина, заломив руки, когда несколько долгих мгновений спустя она обернулась, лицо и шея ее так побагровели, что казалось, вот-вот брызнут кровью. Сдавленным шепотом Умбекка произнесла:
— Нирри, позови стражников.
— Нет. Нирри, останься.
То был голос Элы. Неловко, медленно, но все же не так медленно, как могла бы больная, Эла встала с кровати.
— Эла! — хрипло вымолвила Умбекка. Ее маленькие глазки метали молнии. Удивления, правда, в ее голосе было меньше, нежели ярости, возмущения. Ей казалось, что ее дерзко оскорбили. Дали пощечину. Этой, новой ярости хватило, чтобы переполнить чашу терпения толстухи. Как это? Какое право ее племянница имела подниматься? Эле была отведена раз и навсегда утвержденная роль — лежать на кровати, молчать и ничего не делать. Скоро она и этой роли должна была лишиться. Оливиан накажет ее, он покарает ее так, как она того заслуживает.
Умбекка с колоссальным трудом взяла себя в руки. И промолчала.
— Старик, ты сказал, что у тебя есть какое-то предложение к моей тетке, — сказала Эла. — Говори, какое. Объясни, зачем ты пришел к нам.
Вольверон обернулся к Эле. И капюшон его плаща откинулся и обнажил голову, обезображенную, страшную. Эла закрыла глаза от боли.
Но тут же открыла.
Старик поклонился ей.
— Миледи Элабет, — негромко проговорил он. — Я явился сюда не для того, что мучить и терзать вашу тетушку. Пришел я и не для того, чтобы между нею и мной наконец состоялось примирение. То есть я бы мог предложить ей мир, но знаю, что она отвергла бы мое предложение. Дело мое можно изложить в нескольких словах Синемундирники арестовали мою возлюбленную дочь, подозревая ее в причастности к тому, что случилось прошлой ночью. Командор, действуя во имя справедливости, уже отдал приказ о ее казни. Вместе с ней должны казнить пятерых детей Короса. На закате их всех должны повесить.
Эла выдохнула:
— Повесить?
— Повесить? — подхватила Нирри.
— Судьба, — фыркнула Умбекка, — которой бы следовало давно ожидать тому, у кого есть глаза.
Толстуха уже вполне совладала с собой. Чтобы Эла взяла над ней верх? Не бывать этому! Умбекка со злорадством думала о том, какое будущее ждет племянницу. Оливиан избавится от нее! В Агондоне имелись особые больницы. Очень особые больницы. Умбекка облизнула губы. Это почти то же самое, как если бы Элу повесили. В конце концов, Эла ничем не лучше, чем гадкая дочка этого мерзкого…
— Тетя, помолчите, — потребовала Эла.
— Нет, племянница, я молчать не собираюсь! Чтобы я это все выслушивала? Нет! Так… Шлюха должна быть повешена. А от меня чего ты хочешь, слепец? Чтобы я пошла к командору и попросила его, чтобы он пощадил никчемную жизнь твоей дочери?
Умбекка злорадно расхохоталась.
— Умбекка, я уже сказал, что не жду от тебя милости, — спокойно сказал Вольверон. — Я действительно не жду. Ты сказала, что я обманул твое священное доверие. С тех пор ты не можешь смотреть на меня без отвращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134