– Эк ты ловко вывернулся!
Конфас помолчал. Его внезапно осенило, что, возможно, Мартем так нервничает вовсе не оттого, что ему впервые в жизни предстоит императорская аудиенция. Когда это Мартем боялся высокопоставленных особ?
Никогда.
– Ты думаешь, мне есть чего опасаться, Мартем?
Взгляд легата остался прикованным к далекому императору. Он даже глазом не моргнул.
– Да, есть.
Не заботясь о том, что могут подумать те, кто на них смотрит, Конфас повернул голову и внимательно вгляделся в профиль легата, еще раз отметив его классический нансурский подбородок и сломанный нос.
– Это почему же?
Мартем некоторое время – Конфасу показалось, что очень долго, – шагал молча. Конфасу отчаянно захотелось его стукнуть. Ну зачем нарочно тянуть с ответом, когда решение всегда известно заранее? Ведь Мартем говорит только правду!
– Я только знаю, – промолвил наконец легат, – что, будь я императором, а вы моим главнокомандующим, я бы вас опасался.
Конфас фыркнул себе под нос.
– А кого император опасается, того он убивает. Вижу, далее вы, провинциалы, знаете ему истинную цену. Однако дядюшка опасался меня с тех самых пор, как я обыграл его в бенджуку. Мне тогда было восемь лет. Он бы тут же велел меня удавить – потом сослался бы на то, что я подавился виноградом, – если бы не моя бабка.
– Я не очень понимаю…
– Мартем, мой дядюшка опасается всех и вся. Он слишком хорошо знает историю нашей династии. Поэтому убивать его заставляют только новые страхи. Старых страхов, таких, как я, он почти не замечает.
Легат чуть заметно пожал плечами.
– Но разве он не…
И осекся, словно испугался собственной дерзости.
– Разве он не казнил моего отца? Казнил, конечно. Но поначалу он моего отца как раз не боялся. Он начал бояться его со временем, после того как… как приверженцы Биакси отравили его сердце слухами.
Мартем взглянул на него краем глаза.
– Но то, что вы совершили, господин главнокомандующий… Подумайте об этом! Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат – все до последнего! – отдаст за вас жизнь. Уж конечно, императору это известно! Чем не новый страх?
Конфас думал, что Мартему не по плечу его удивить, однако же он был ошеломлен как серьезностью ответа, так и его смыслом. Что Мартем предлагает? Мятеж? Прямо сейчас? Здесь?
Внезапно он представил, как поднимается на Форум, отдает честь дяде, потом разворачивается к тысячам солдат, выстроенных на плацу Скуяри, и взывает к ним, прося… – нет, приказывая взять штурмом Форум и Андиаминские Высоты. Его дядя падает, изрубленный в кровавые клочья… У него перехватило дыхание. Может, и это своего рода откровение? Видение будущего? Не следует ли ему… Да нет, это чистый идиотизм! Мартем просто не знает о великом замысле.
Но даже так все: ряды солдат, преклоняющие колени, когда он проходил мимо, блестящие от масла спины вестников, шагающих впереди, дядя, ожидающий его словно на гребне какого-то отвесного обрыва, – все стало как в кошмарном сне. Конфас внезапно рассердился на Мартема с его беспочвенными страхами. Ведь это должен был быть его день! День его торжества!
– А как насчет Священной войны? – сухо осведомился он.
Мартем нахмурился, однако не отвел взгляда от приближающегося Форума.
– Не понимаю.
Конфаса внезапно охватило раздражение, и он возмущенно уставился на легата. Ну почему им так трудно понять такие простые вещи? Наверно, так же чувствуют себя боги, в очередной раз сталкиваясь с тем, что люди не способны понять все великое значение их замыслов… Быть может, он просто хочет от своих приверженцев слишком многого? Боги-то действительно хотят слишком многого.
Но, возможно, как раз в этом все и дело. Как иначе заставить их шевелиться?
– Вы думаете, что алчность императора сильнее его осторожности? – продолжал Мартем. – Что его стремление восстановить империю перевесит страх перед вами?
Конфас улыбнулся. Бог был умиротворен.
– Да, именно так. Я ему нужен, Мартем!
– И вы идете на риск.
Вестники дошли до колоссальной лестницы, ведущей на Форум, поклонились и отступили в стороны. Процессия почти достигла императора.
– А на кого бы поставил ты, Мартем?
Легат в первый раз взглянул на него прямо. Его блестящие карие глаза были наполнены несвойственным ему обожанием.
– На вас, господин главнокомандующий. И на империю.
Они остановились у подножия колоссальной лестницы. Конфас пристально взглянул на Мартема, сделал своим телохранителям знак следовать за ним вместе с пленным и сам стал подниматься по ступеням. Дядя ожидал его на верхней площадке. Конфас отметил, что Скеаос стоит рядом с ним. Между колоннами Форума виднелись десятки других придворных чиновников. Все с торжественными лицами наблюдали за их встречей.
Конфасу невольно снова пришли на ум слова Мартема.
«Стоит вам отдать приказ, и каждый из этих солдат отдаст за вас жизнь».
Конфас был солдатом и потому верил в муштру, снабжение провиантом, расчет и планирование – короче, приготовления. Но, с другой стороны, он, как и подобает великому полководцу, не упускал из виду и те плоды, что дозрели раньше срока. Он прекрасно знал, как важно правильно выбрать время. Если нанести удар прямо сейчас – что будет? Что станут делать все, кто собрался вокруг? Это была проблема. Сколько из них встанут на его сторону?
«На вас… Я поставил бы на вас».
Несмотря на все свои недостатки, его дядюшка умеет разбираться в людях. Этот глупец каким-то шестым чувством умел точно отмерять и кнут, и пряник, знал, когда огреть, когда приголубить. Конфас внезапно осознал, что понятия не имеет, как поведут себя многие из тех людей, чье мнение имеет значение. Разумеется, Гаэнкельти, командир эотской гвардии, будет стоять за своего императора – насмерть, если понадобится. А Кемемкетри? Кого предпочтет Имперский Сайк, сильного императора или слабого? А как насчет Нгарау, в чьих руках как-никак находится казна?
Столько неопределенности!
Теплый порыв ветра принес ему под ноги листья из какой-то невидимой отсюда рощи. Конфас приостановился площадкой ниже дяди и отдал ему честь.
Икурей Ксерий III остался неподвижен, как размалеванная статуя. Однако морщинистый Скеаос сделал Конфасу знак приблизиться. Конфас преодолел последние ступени. В ушах у него звенело. Ему рисовались мятежные солдаты. Он подумал о своем церемониальном кинжале: достаточно ли тверда его сталь, чтобы пронзить шелк, парчу, кожу и плоть?
Должно хватить…
А потом он очутился перед дядей. Лицо окаменело, тело застыло в вызывающей позе. Скеаос уставился на него с неприкрытой тревогой, дядя же предпочел сделать вид, будто ничего не замечает.
– Сколь великая победа, племянник! – внезапно воскликнул он. – Ты, как никто, прославил дом Икуреев!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165