— Хорошо. Спасибо за предупреждение. — Элиана собралась уходить.
— Госпожа.
Она остановилась и оглянулась.
— Вы знаете лавку торговца игрушками, в конце улицы Семи Поворотов?
— Я ее видела.
— Прямо за ней, у городской стены, стоит липа. За ней, вдоль стены, кусты. Там есть выход из города. Это маленькая калитка, она заперта, но ключ висит на гвозде на дереве, с тыльной стороны, примерно на высоте моего роста. — Она показала рукой. — Если вам когда-нибудь понадобится выбраться, это один из способов попасть к нам.
Элиана опять помолчала, потом кивнула.
— Я рада, что у моей дочери такие друзья, — сказала она и снова вышла на солнечный свет, который теперь, без шали, ее не согревал.
Она решила в это утро не ходить на базар, хотя обычно это доставляло ей удовольствие. Можно послать одну из служанок. Ей было холодно. Она повернула назад, к кварталу киндатов и к дому, в котором прожила тридцать лет.
«Подумайте об отъезде». Вот так просто.
Скитальцы. Они всегда думали об отъезде. Бродили, словно луны среди неподвижных и сверкающих звезд. «Но луны ярче, — любил говорить Исхак. — Ярче звезд и добрее солнца». И они с ним уже так долго считают своим домом Фезану.
Она решила ничего не говорить ему об этой встрече.
На следующий день к ней подошел один рабочий-кожевенник, когда она вышла утром, чтобы купить новую накидку — ее старая шаль оказалась совсем ветхой.
Мужчина ждал ее прямо за охраняемыми воротами квартала. Как только она свернула за угол, он подошел к ней. Он вел себя почтительно и явно чего-то боялся. Не стал тратить времени зря, что Элиану устраивало. Он сказал то же самое, что вчерашняя девушка. Он тоже был пациентом Джеаны — или его юный сын. Из слов мужчины Элиана поняла, что прошлым летом микстура Исхака, проданная по минимальной цене, одолела опасную лихорадку. Этот человек испытывал чувство благодарности, он не забыл. И он сказал, что им благоразумнее будет на время покинуть Фезану, еще до конца весны. В тавернах идут разговоры, сказал он, насчет дел, которые не сулят ничего хорошего.
Люди сердятся, сказал он. А самых непримиримых ваджи на уличных углах больше никто не осаживает, как это было раньше. Она прямо спросила его, уехал бы он с семьей, если бы та же опасность грозила джадитам. Он ответил, что решил сменить веру, хотя много лет сопротивлялся. На первом же перекрестке он ушел от нее, не оглядываясь. Она так и не узнала его имени.
Элиана купила себе накидку в маленькой, надежной лавке на улице Ткачей, с ее владельцем она была знакома уже лет десять или больше. Возможно, у нее разыгралось воображение, но купец вел себя с ней холодно, почти неприветливо.
Может быть, у него просто плохо идут дела, старалась уговорить она себя. Фезана в тот год переживала горе и настоящие лишения, когда почти все те, кто стоял в центре жизни города, погибли во рву прошлым летом.
Но изгонять из-за этого киндатов?
Это не имело смысла. Налоги, которые платили неверные — киндаты и джадиты, — шли на поддержку ваджи и храмов, на укрепление стен и выплату дани, которую Фезана посылала в Вальедо. Несомненно, молодой король Картады это понимает или хотя бы его советники? Несомненно, они предвидят экономические последствия, если квартал киндатов в Фезане опустеет в результате миграции его жителей в другие города?
Или в результате чего-то похуже.
На этот раз она рассказала Исхаку об этих предостережениях. Ей казалось, она точно знает, что он скажет при помощи тех нечленораздельных звуков, которые Элиана научилась понимать с прошлого лета.
Но он ее удивил. После стольких лет он все еще мог ее удивлять. Это вести из Сореники, объяснил он, стараясь говорить четко. В них следует искать объяснение: новое настроение в мире, новый взмах маятника. Перемена в воздухе, в ветрах.
Они начали тайком готовиться к отъезду в Рагозу, к Джеане, вместе со всеми слугами.
Но слишком затянули с приготовлениями.
Их дочь на той же неделе, когда ее мать известили об опасности, — на той самой неделе, когда чуть не умерла Инес Вальедская, — готовилась к рагозскому карнавалу, который ждала с большим удовольствием, чем ей хотелось признать.
Альвар де Пеллино однажды утром сменился с дежурства и встретился с ней на людном углу улицы. Рядом с ним шагал Хусари, а поодаль следовал бдительный юный Зири. Альвар решил про себя, что Джеана еще никогда не выглядела более красивой. Хусари, которому он под влиянием минутного порыва однажды ночью признался в своих чувствах к Джеане, предупреждал его, что весна имеет обыкновение влиять на молодых людей подобным образом.
Альвар не думал, что виновато время года. Многое изменилось в его жизни с прошлого лета, и перемены еще не закончились, но то, что он почувствовал к Джеане к концу той первой ночи у походного костра к северу от Фезаны, не изменилось и не изменится. В этом он был совершенно уверен. Он понимал, что в этой уверенности есть нечто странное, но она оставалась.
Лекаря двора и военного отряда Джеану бет Исхак окружали блестящие и образованные мужчины. С этим Альвар мог смириться. Он почти ничего и не ожидал. До тех пор пока он может играть какую-то роль, находиться рядом, он будет доволен, говорил он себе.
В основном это было правдой. Но бывали ночи, когда все менялось, и он вынужден был признаться — но только не прагматичному Хусари, — что с возвращением весенних цветов и теплого ветра с озера такие ночи случались все чаще.
Теперь мужчины распевали песни по ночам на улицах, под окнами женщин, которых желали. Альвар лежал без сна и слушал эту музыку, поющую о страсти. В такие моменты он сознавал, как далеко забрался от фермы на севере Вальедо. Он также сознавал — да и как мог не сознавать? — что он когда-нибудь вернется на север, когда закончится ссылка Капитана.
Он старался не задумываться об этом.
Они подошли к Джеане и поздоровались с ней, каждый по-своему: Хусари улыбкой, а Альвар — придворным ашаритским поклоном, который получался у него все лучше. Он практиковался ради развлечения.
— Во имя лун, посмотрите на себя, вы, оба! — воскликнула Джеана. — Вы выглядите так, словно уже надели карнавальные костюмы. Что сказали бы ваши бедные матери?
Двое мужчин благодушно усмехнулись и переглянулись. Альвар был одет в полотняную верхнюю рубаху с широкими рукавами цвета слоновой кости, свободно подпоясанную у талии, поверх штанов в обтяжку немного более темного оттенка, и ашаритские городские туфли, вышитые золотой нитью. Голову прикрывала шапочка из мягкой ткани красного цвета, купленная на базаре неделю назад. Она ему очень нравилась.
Хусари ибн Муса, торговец шелком из Фезаны, носил простую коричневую рубаху воина-джадита под покрытым пятнами и сильно поношенным кожаным жилетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160