Безгрешных мало, а Небесам открыты любые тайны. И ваш князь... Одно время у нас, например, ходили туманные слухи, будто он сам повинен в гибели молодой жены. Какая-то пошлая любовная история... Чем вам не основание для возмездия?
Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.
— Разве я смею облегчать расплату, — продолжал Адион, — назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...
— Потому вы избираете отстраненное созерцание? — Иигуир покачал головой. — Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?
Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...
— Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.
— Не вижу в том проблемы, сир, — тихо произнес старик, — если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...
Граф кивнул:
— Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.
— Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.
— А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...
— Он также может привести к ошибкам и раздорам.
Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне. Обернувшийся Иигуир не заметил, подавал ли граф какой знак, во всяком случае, священник тотчас, без единого звука ретировался.
— Естественно, сударь. Раз уж мы с пеной на губах оспариваем отдельные знамения, не получится полного согласия и тут. Просто иного выхода я не нахожу.
— Выискивать вину каждого страдальца? И приходить на выручку исключительно безгрешным? Это означает — никому, сир, а Творец прямо призывал к помощи всем нуждающимся.
— Помощь помощи рознь, господин Иигуир. Можно отделаться жалким медяком или схватиться за меч, а можно принести страждущему слово Господа, успокоить мятущуюся душу вместо тревог о бренном теле. Такая помощь никак не пойдет вразрез с волей Создателя, зато пользы, если вдуматься, подарит гораздо больше.
— Не всегда, сир, получается удержаться в рамках кроткого непротивления, — сказал старик, помедлив. — Когда кругом горит земля, стонут раненые, плачут дети... Вы же знаете о скорбной участи Гердонеза. Или мы должны оправдать и зверства мелонгов?
Теперь уже Адион ответил не сразу, прошелся вдоль стены с ликами святых:
— Посмотрите на наш сегодняшний мир, сударь. Посмотрите и попробуйте честно оценить его состояние. Человеческий род разлагается на глазах. Если силы его растут, то дух стремительно катится в пропасть. Вера, выстраданная пращурами, истончается, множатся ереси, порок торжествует. Форму, ритуалы еще стараются блюсти, но о внутреннем их наполнении уже не задумываются. Оно просто стало ненужным! Словно орда гогочущих демонов несется по свету: жестокость, пьянство, блуд, ложь, подлость. А во главе — честолюбие, непомерная жажда славы и власти, королева наших дней. Подрастает, впрочем, рядом и принцесса — алчность, грязное торгашество, ее век еще впереди, и радости он не сулит. Да, вы скажете, что это было всегда. Только раньше демонов как-то сдерживала решетка веры, ныне у их ног вся Поднебесная. Даже Святая Церковь пошатнулась, везде открыто обсуждают продажность ее иерархов и разврат клира. Обсуждают весело! Под сальные шуточки человек не замечает, как распадается становой хребет, поднявший его когда-то над животным царством. Бешено плодящаяся стая сильных, хитрых зверей, как вам такое будущее?
— Пугающая картина, — отозвался Бентанор.
— И ведь я ничего не преувеличил! Любой, отважившийся прямо взглянуть на мир, отметит то же самое. Райский Сад, о котором мечтали наши предки, неуклонно превращается в зловонную клоаку, где мерзость окажется нормой бытия... И в тот момент, когда разложение становится очевидным, на Поднебесную вдруг обрушивается беда, катастрофа, затрагивающая так или иначе все уголки света.
— Вы говорите о мелонгах?
— Да. Нечто практически неизвестное, инородное и чуждое вторгается в наш мир, угрожая потрясти его до основания. Вам, сударь, это ничего не напоминает? На заре веков Творец уже как-то вразумлял подобным образом своих непутевых чад.
— Великий Потоп... — прошептал старик.
— Потоп. Тогда, сказано, погибли девятеро из десяти, зато остальные надолго привязались к истинному пути. Послужили те жертвы на пользу человечеству? Несомненно! И жалость здесь была бы стократ пагубнее жестокости. Попробуете оспорить?
— Не мне возражать решениям Господа...
— Именно! То есть мы видим ныне мир, загнивающий заживо, и новую волну, способную смыть с земли скверну.
— Кровью смыть, сир. Хоть и ради святой цели, но кровью невинных в том числе...
— Что ж, пусть так. В сущности, варвары не отличаются сейчас от воды, тоже, кстати, пришедшей с севера. Они часто рушат все без разбора, сеют смерть и страдания, но, боюсь, только таким способом можно заставить уцелевших повернуться к истокам, к истинной вере.
— Или погибнуть без остатка?
Граф промедлил, однако ответил твердо:
— Даже так. Если человечество выкажет себя неисправимым, неблагодарным, вечно сползающим в грязь... пусть Господь сотрет его без остатка. Может быть, следующее творение получится более удачным.
— Вы говорите... о невинных младенцах, святых отшельниках, непорочных девах... о себе самом, наконец, сир!..
Адион посмотрел на старика с грустью:
— Я и не требую исключения для себя или своих близких. Рядом с волей Вседержителя любая жизнь — блеснувшая в солнечном луче пылинка. И разве могу я противодействовать событиям, за которыми угадывается сам Творец? Такая выходка была бы кощунственной, бессмысленной и вредоносной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.
— Разве я смею облегчать расплату, — продолжал Адион, — назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...
— Потому вы избираете отстраненное созерцание? — Иигуир покачал головой. — Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?
Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...
— Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.
— Не вижу в том проблемы, сир, — тихо произнес старик, — если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...
Граф кивнул:
— Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.
— Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.
— А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...
— Он также может привести к ошибкам и раздорам.
Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне. Обернувшийся Иигуир не заметил, подавал ли граф какой знак, во всяком случае, священник тотчас, без единого звука ретировался.
— Естественно, сударь. Раз уж мы с пеной на губах оспариваем отдельные знамения, не получится полного согласия и тут. Просто иного выхода я не нахожу.
— Выискивать вину каждого страдальца? И приходить на выручку исключительно безгрешным? Это означает — никому, сир, а Творец прямо призывал к помощи всем нуждающимся.
— Помощь помощи рознь, господин Иигуир. Можно отделаться жалким медяком или схватиться за меч, а можно принести страждущему слово Господа, успокоить мятущуюся душу вместо тревог о бренном теле. Такая помощь никак не пойдет вразрез с волей Создателя, зато пользы, если вдуматься, подарит гораздо больше.
— Не всегда, сир, получается удержаться в рамках кроткого непротивления, — сказал старик, помедлив. — Когда кругом горит земля, стонут раненые, плачут дети... Вы же знаете о скорбной участи Гердонеза. Или мы должны оправдать и зверства мелонгов?
Теперь уже Адион ответил не сразу, прошелся вдоль стены с ликами святых:
— Посмотрите на наш сегодняшний мир, сударь. Посмотрите и попробуйте честно оценить его состояние. Человеческий род разлагается на глазах. Если силы его растут, то дух стремительно катится в пропасть. Вера, выстраданная пращурами, истончается, множатся ереси, порок торжествует. Форму, ритуалы еще стараются блюсти, но о внутреннем их наполнении уже не задумываются. Оно просто стало ненужным! Словно орда гогочущих демонов несется по свету: жестокость, пьянство, блуд, ложь, подлость. А во главе — честолюбие, непомерная жажда славы и власти, королева наших дней. Подрастает, впрочем, рядом и принцесса — алчность, грязное торгашество, ее век еще впереди, и радости он не сулит. Да, вы скажете, что это было всегда. Только раньше демонов как-то сдерживала решетка веры, ныне у их ног вся Поднебесная. Даже Святая Церковь пошатнулась, везде открыто обсуждают продажность ее иерархов и разврат клира. Обсуждают весело! Под сальные шуточки человек не замечает, как распадается становой хребет, поднявший его когда-то над животным царством. Бешено плодящаяся стая сильных, хитрых зверей, как вам такое будущее?
— Пугающая картина, — отозвался Бентанор.
— И ведь я ничего не преувеличил! Любой, отважившийся прямо взглянуть на мир, отметит то же самое. Райский Сад, о котором мечтали наши предки, неуклонно превращается в зловонную клоаку, где мерзость окажется нормой бытия... И в тот момент, когда разложение становится очевидным, на Поднебесную вдруг обрушивается беда, катастрофа, затрагивающая так или иначе все уголки света.
— Вы говорите о мелонгах?
— Да. Нечто практически неизвестное, инородное и чуждое вторгается в наш мир, угрожая потрясти его до основания. Вам, сударь, это ничего не напоминает? На заре веков Творец уже как-то вразумлял подобным образом своих непутевых чад.
— Великий Потоп... — прошептал старик.
— Потоп. Тогда, сказано, погибли девятеро из десяти, зато остальные надолго привязались к истинному пути. Послужили те жертвы на пользу человечеству? Несомненно! И жалость здесь была бы стократ пагубнее жестокости. Попробуете оспорить?
— Не мне возражать решениям Господа...
— Именно! То есть мы видим ныне мир, загнивающий заживо, и новую волну, способную смыть с земли скверну.
— Кровью смыть, сир. Хоть и ради святой цели, но кровью невинных в том числе...
— Что ж, пусть так. В сущности, варвары не отличаются сейчас от воды, тоже, кстати, пришедшей с севера. Они часто рушат все без разбора, сеют смерть и страдания, но, боюсь, только таким способом можно заставить уцелевших повернуться к истокам, к истинной вере.
— Или погибнуть без остатка?
Граф промедлил, однако ответил твердо:
— Даже так. Если человечество выкажет себя неисправимым, неблагодарным, вечно сползающим в грязь... пусть Господь сотрет его без остатка. Может быть, следующее творение получится более удачным.
— Вы говорите... о невинных младенцах, святых отшельниках, непорочных девах... о себе самом, наконец, сир!..
Адион посмотрел на старика с грустью:
— Я и не требую исключения для себя или своих близких. Рядом с волей Вседержителя любая жизнь — блеснувшая в солнечном луче пылинка. И разве могу я противодействовать событиям, за которыми угадывается сам Творец? Такая выходка была бы кощунственной, бессмысленной и вредоносной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97