Может, он исчезнет к тому времени, как я вернусь домой?
Шли мы с Бобом довольно быстро. Зашли за угол, вышли на парковочную площадку, и, нате вам, Хабиб и Митчелл тут как тут, поджидают меня в «Додже» десятилетней давности с ковровыми чехлами желтого цвета. Неоновая реклама на крыше машины гласила: «Ковры ручной работы». По сравнению с этой машиной «Роллсваген» казался образцом хорошего вкуса.
– Мама родная, – сказала я. – Это что такое?
– Ничего другого под рукой не оказалось, – объяснил Митчелл. – И я бы на твоем месте не слишком изгалялся, потому что тема очень чувствительная. Не то чтобы я хотел сменить ее или еще что, но мы начинаем проявлять нетерпение. Пугать тебя не хотелось бы, но нам придется сделать что-нибудь нехорошее, если ты не предоставишь нам своего дружка в ближайшее время.
– Это что, угроза?
– А то как же, – сказал Митчелл. – Самая настоящая угроза.
Хабиб сидел за рулем, в жестком воротнике из пенопласта вокруг шеи. Он чуть заметно кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.
– Мы – профессионалы, – заявил Митчелл. – Ты нас своей вежливостью не надуешь.
– Вот именно, – подтвердил Хабиб.
– Вы что, собираетесь сегодня за мной таскаться? – спросила я.
– Собираемся, – сказал Митчелл. – Я надеюсь, что ты будешь делать что-нибудь интересное. Мне бы не хотелось провести день в магазине, рассматривая дамские туфли. Как я уже сказал, наш босс выражает нетерпение.
– Зачем вашему боссу Рейнджер?
– У Рейнджера есть кое-что, принадлежащее нашему боссу, и он хотел бы обсудить этот вопрос. Можешь так и передать.
У меня возникло подозрение, что обсуждение вопроса может включать несчастный случай со смертельным исходом.
– Передам, если он объявится.
– Скажи ему, пусть отдаст то, что у него есть, и все будут счастливы. Прошлое будет забыто. Никаких обид.
– Ладно, мне пора. Увидимся позже.
– Я был бы очень признателен, – сказал Хабиб, – если вы выносить мне таблетку аспирина, когда снова спуститься. Шея очень болеть от этого воротничка.
– Не знаю, как ты, – обратилась я к Бобу, когда мы сели в лифт, – но я слегка напугалась.
Когда мы с Бобом вошли, бабушка рассматривала комиксы. Боб сел рядом, чтобы принять участие в развлечении, а я унесла телефон в гостиную и позвонила Брайану Саймону.
Посте третьего звонка он снял трубку.
– Да.
– Быстренько ты съездил, – сказала я.
– Кто это?
– Стефани.
– Откуда у тебя мой номер? Его же нет в справочнике.
– Он значится на ошейнике твоей собаки.
– А.
– Ну, раз ты дома, приезжай и забирай Боба.
– Я сегодня вроде как занят...
– Без проблем. Я его привезу. Где ты живешь?
Минутное молчание.
– Ладно, тут такое дело, – сказал Саймон. – Я совсем не хочу, чтобы ты его возвращала.
– Это же твоя собака!
– Уже нет. У тебя есть еда. У тебя есть приспособление. У тебя собака. Слушай, он славный пес, но у меня нет на него времени. Мне кажется, у меня на него аллергия.
– А мне кажется, что ты негодяй.
Саймон вздохнул:
– Ты не первая женщина, кто мне это говорит.
– Я не могу его здесь держать. Он воет, когда я ухожу.
– Будто я не знаю. И еще, если его оставить одного, он ест мебель.
– Как? Что ты хочешь сказать – «ест мебель»?
– Забудь. Я не собирался этого говорить. Он на самом деле не ест, только жует, это ведь не значит ест. Да и не жует, а... А, черт, – сказал Саймон. – Удачи. – И повесил трубку. Я набрала номер еще раз, но он не снял трубку.
Я отнесла телефон на кухню и насыпала Бобу в миску сухого корма. Налила себе чашку кофе и съела кусок пирога. Остался всего один кусок, и я отдала его Бобу.
– Ты ведь не ешь мебель, верно? – спросила я.
Бабушка устроилась у телевизора и смотрела канал, передающий прогноз погоды.
– Не суетись сегодня насчет ужина, – сказала она. – У нас еще кое-что осталось от твоих биточков.
Я согласно кивнула, но она сосредоточилась на погоде в Кливленде и меня не видела.
– Пожалуй, пойду пройдусь, – сказала я.
Бабушка кивнула.
Бабуля выглядела хорошо отдохнувшей. Я же чувствовала себя так, будто побывала под паровым катком. Поздние визиты к Ганнибалу и бабкин храп начинали сказываться. Я выбралась из квартиры и пересекла холл. Пока ждала лифта, едва не уснула.
– Я вымоталась, – сказала я Бобу. – Мне надо выспаться.
Поехала я к дому родителей. Когда мы с Бобом ввалились в квартиру, мама, мурлыкая что-то под нос, делала яблочный пирог.
– Это, верно, Боб, – сказала она. – Бабушка рассказывала, что у тебя собака.
Боб рванул к маме.
– Нет! – завопила я. – Не смей!
Боб остановился в двух футах от мамы и оглянулся на меня.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказала я Бобу.
– Какая воспитанная собака, – восхитилась мама.
Я стащила кусок яблока из пирога.
– А бабушка тебе не рассказывала, что она храпит, что встает на заре и часами смотрит канал прогноза погоды? – Я налила себе кофе. – Помоги, – обратилась я к кофе.
– Она наверняка пропускает стаканчик перед сном, – объяснила мама. – Она всегда храпит, если выпьет.
– Не может быть. У меня в доме нет спиртного.
– Загляни в стенной шкаф. Она обычно бутылку там держит. Я постоянно вытаскивала оттуда пустые бутылки.
– Ты хочешь сказать, что она сама покупает спиртное и прячет в стенном шкафу?
– Она не прячет. Она просто держит там бутылку.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что наша бабушка – алкоголик?
– Нет, разумеется, нет. Она просто слегка выпивает. Говорит, это помогает ей уснуть.
Может, и моя проблема в этом. Может, мне тоже следует пропускать стаканчик перед сном. Беда в том, что меня выворачивает наизнанку, если я пропускаю слишком много. А уж коли я начала пропускать, то трудно сказать, когда становится слишком много, а потом уже поздно. Один стаканчик обычно тянет за собой другой.
Жара в кухне, казалось, проникала даже под мою теплую рубашку. Я чувствовала себя пирогом в духовке, от которого идет пар. Освободилась от рубашки, положила голову на руки и тут же заснула. Мне снилось, что на дворе лето, что я загораю на пляже в Пойнт-Плезант. Подо мной горячий песок, надо мной жаркое солнце. Кожа коричневая и хрустит, как корка пирога. Когда я проснулась, мама уже вынула пирог из духовки и гладила мою рубашку. В кухне пахло, как в раю.
– Ты когда-нибудь начинала ужин с десерта? – спросила я.
Она тупо смотрела на меня. Как будто я спросила, не приносит ли она в жертву кошек каждую полночь по средам.
– Предположим, ты одна дома, – попыталась я объяснить, – и у тебя клубничный торт в холодильнике и мясо в духовке. С чего бы ты начала?
Мама думала с минуту, широко раскрыв глаза.
– Не припомню, чтобы я когда-нибудь ела одна. Даже представить себе такого не могу.
Я застегнула рубашку и надела куртку.
– Мне пора. Дел невпроворот.
– Если хочешь, приходи сегодня ужинать, – предложила мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Шли мы с Бобом довольно быстро. Зашли за угол, вышли на парковочную площадку, и, нате вам, Хабиб и Митчелл тут как тут, поджидают меня в «Додже» десятилетней давности с ковровыми чехлами желтого цвета. Неоновая реклама на крыше машины гласила: «Ковры ручной работы». По сравнению с этой машиной «Роллсваген» казался образцом хорошего вкуса.
– Мама родная, – сказала я. – Это что такое?
– Ничего другого под рукой не оказалось, – объяснил Митчелл. – И я бы на твоем месте не слишком изгалялся, потому что тема очень чувствительная. Не то чтобы я хотел сменить ее или еще что, но мы начинаем проявлять нетерпение. Пугать тебя не хотелось бы, но нам придется сделать что-нибудь нехорошее, если ты не предоставишь нам своего дружка в ближайшее время.
– Это что, угроза?
– А то как же, – сказал Митчелл. – Самая настоящая угроза.
Хабиб сидел за рулем, в жестком воротнике из пенопласта вокруг шеи. Он чуть заметно кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.
– Мы – профессионалы, – заявил Митчелл. – Ты нас своей вежливостью не надуешь.
– Вот именно, – подтвердил Хабиб.
– Вы что, собираетесь сегодня за мной таскаться? – спросила я.
– Собираемся, – сказал Митчелл. – Я надеюсь, что ты будешь делать что-нибудь интересное. Мне бы не хотелось провести день в магазине, рассматривая дамские туфли. Как я уже сказал, наш босс выражает нетерпение.
– Зачем вашему боссу Рейнджер?
– У Рейнджера есть кое-что, принадлежащее нашему боссу, и он хотел бы обсудить этот вопрос. Можешь так и передать.
У меня возникло подозрение, что обсуждение вопроса может включать несчастный случай со смертельным исходом.
– Передам, если он объявится.
– Скажи ему, пусть отдаст то, что у него есть, и все будут счастливы. Прошлое будет забыто. Никаких обид.
– Ладно, мне пора. Увидимся позже.
– Я был бы очень признателен, – сказал Хабиб, – если вы выносить мне таблетку аспирина, когда снова спуститься. Шея очень болеть от этого воротничка.
– Не знаю, как ты, – обратилась я к Бобу, когда мы сели в лифт, – но я слегка напугалась.
Когда мы с Бобом вошли, бабушка рассматривала комиксы. Боб сел рядом, чтобы принять участие в развлечении, а я унесла телефон в гостиную и позвонила Брайану Саймону.
Посте третьего звонка он снял трубку.
– Да.
– Быстренько ты съездил, – сказала я.
– Кто это?
– Стефани.
– Откуда у тебя мой номер? Его же нет в справочнике.
– Он значится на ошейнике твоей собаки.
– А.
– Ну, раз ты дома, приезжай и забирай Боба.
– Я сегодня вроде как занят...
– Без проблем. Я его привезу. Где ты живешь?
Минутное молчание.
– Ладно, тут такое дело, – сказал Саймон. – Я совсем не хочу, чтобы ты его возвращала.
– Это же твоя собака!
– Уже нет. У тебя есть еда. У тебя есть приспособление. У тебя собака. Слушай, он славный пес, но у меня нет на него времени. Мне кажется, у меня на него аллергия.
– А мне кажется, что ты негодяй.
Саймон вздохнул:
– Ты не первая женщина, кто мне это говорит.
– Я не могу его здесь держать. Он воет, когда я ухожу.
– Будто я не знаю. И еще, если его оставить одного, он ест мебель.
– Как? Что ты хочешь сказать – «ест мебель»?
– Забудь. Я не собирался этого говорить. Он на самом деле не ест, только жует, это ведь не значит ест. Да и не жует, а... А, черт, – сказал Саймон. – Удачи. – И повесил трубку. Я набрала номер еще раз, но он не снял трубку.
Я отнесла телефон на кухню и насыпала Бобу в миску сухого корма. Налила себе чашку кофе и съела кусок пирога. Остался всего один кусок, и я отдала его Бобу.
– Ты ведь не ешь мебель, верно? – спросила я.
Бабушка устроилась у телевизора и смотрела канал, передающий прогноз погоды.
– Не суетись сегодня насчет ужина, – сказала она. – У нас еще кое-что осталось от твоих биточков.
Я согласно кивнула, но она сосредоточилась на погоде в Кливленде и меня не видела.
– Пожалуй, пойду пройдусь, – сказала я.
Бабушка кивнула.
Бабуля выглядела хорошо отдохнувшей. Я же чувствовала себя так, будто побывала под паровым катком. Поздние визиты к Ганнибалу и бабкин храп начинали сказываться. Я выбралась из квартиры и пересекла холл. Пока ждала лифта, едва не уснула.
– Я вымоталась, – сказала я Бобу. – Мне надо выспаться.
Поехала я к дому родителей. Когда мы с Бобом ввалились в квартиру, мама, мурлыкая что-то под нос, делала яблочный пирог.
– Это, верно, Боб, – сказала она. – Бабушка рассказывала, что у тебя собака.
Боб рванул к маме.
– Нет! – завопила я. – Не смей!
Боб остановился в двух футах от мамы и оглянулся на меня.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказала я Бобу.
– Какая воспитанная собака, – восхитилась мама.
Я стащила кусок яблока из пирога.
– А бабушка тебе не рассказывала, что она храпит, что встает на заре и часами смотрит канал прогноза погоды? – Я налила себе кофе. – Помоги, – обратилась я к кофе.
– Она наверняка пропускает стаканчик перед сном, – объяснила мама. – Она всегда храпит, если выпьет.
– Не может быть. У меня в доме нет спиртного.
– Загляни в стенной шкаф. Она обычно бутылку там держит. Я постоянно вытаскивала оттуда пустые бутылки.
– Ты хочешь сказать, что она сама покупает спиртное и прячет в стенном шкафу?
– Она не прячет. Она просто держит там бутылку.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что наша бабушка – алкоголик?
– Нет, разумеется, нет. Она просто слегка выпивает. Говорит, это помогает ей уснуть.
Может, и моя проблема в этом. Может, мне тоже следует пропускать стаканчик перед сном. Беда в том, что меня выворачивает наизнанку, если я пропускаю слишком много. А уж коли я начала пропускать, то трудно сказать, когда становится слишком много, а потом уже поздно. Один стаканчик обычно тянет за собой другой.
Жара в кухне, казалось, проникала даже под мою теплую рубашку. Я чувствовала себя пирогом в духовке, от которого идет пар. Освободилась от рубашки, положила голову на руки и тут же заснула. Мне снилось, что на дворе лето, что я загораю на пляже в Пойнт-Плезант. Подо мной горячий песок, надо мной жаркое солнце. Кожа коричневая и хрустит, как корка пирога. Когда я проснулась, мама уже вынула пирог из духовки и гладила мою рубашку. В кухне пахло, как в раю.
– Ты когда-нибудь начинала ужин с десерта? – спросила я.
Она тупо смотрела на меня. Как будто я спросила, не приносит ли она в жертву кошек каждую полночь по средам.
– Предположим, ты одна дома, – попыталась я объяснить, – и у тебя клубничный торт в холодильнике и мясо в духовке. С чего бы ты начала?
Мама думала с минуту, широко раскрыв глаза.
– Не припомню, чтобы я когда-нибудь ела одна. Даже представить себе такого не могу.
Я застегнула рубашку и надела куртку.
– Мне пора. Дел невпроворот.
– Если хочешь, приходи сегодня ужинать, – предложила мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63