Хриплым голосом, которым он не владел от ужаса, несчастный пробормотал;
– Помогите! Злодеи, они убили меня! Пить! Я задыхаюсь.
– Я подам тебе пить, – ответил тамбурмажор, – но раньше скажи мне, где у вас огонь… хоть огниво?
– У меня в кармане, – промолвил бедняга весь дрожа.
Ла Виолетт пошарил в указанном месте, взял огниво, ударил по кремню и осмотрелся при свете зажженного фитиля. Он зажег свечу, стоявшую на кухонном столе, и смог наконец сообразить, где находится и что здесь произошло.
Зрелище было потрясающее. На полу валялась женщина с остановившимися глазами и окровавленным лицом, казавшаяся мертвой. На лавке мужчина, которого освободил нежданный избавитель, не смел пошевелиться, будучи по-прежнему неподвижным и распростертым, точно был еще связан. Следов ран на нем не было заметно; он, казалось, только задыхался.
– Что с вами случилось? Далеко ли убийцы? – спросил ла Виолетт.
Пострадавший утвердительно кивнул головой, после чего, протягивая руку к телу, лежавшему на полу, прошептал: «Моя бедная жена!» – с трудом поднялся и бросился к ней.
Женщина открыла закатившиеся глаза, сделала резкий жест, точно стараясь оттолкнуть целовавшего ее мужчину, а потом, энергично приподнявшись и упершись рукой в стену, проворно вскочила на ноги и стала растерянно и с любопытством смотреть на ла Виолетта.
– Кто вы такой? Не из шайки ли тех негодяев?
– Успокойтесь, – ответил тамбурмажор, – я проходил мимо, услышал ваши стоны и подоспел вам на помощь. Расскажите мне скорее, что произошло тут! Вы не опасно ранены?
Женщина провела рукой по лбу и сказал:
– Меня схватили тут, на кухне, трое мужчин, неизвестно как забравшиеся к нам. Один из них ударил меня по голове, и я упала. С того момента я ничего не видела, ничего не слышала. Отчего ты не защитил меня, Пьер? – спросила она мужа.
– Услышав шум, – ответил тот, – я спустился с верхнего этажа, где ждал тебя, чтобы ложиться спать. Те же люди, которые ударили тебя, кинулись ко мне и чуть не задушили, а потом привязали к этой скамье. После этого они ушли, погасив огонь. Вот все, что я знаю.
– Ах, Боже мой, а что с хозяйкой? – спросила служанка, точно внезапно опомнившись.
– А Мэри? А ребенок? – прибавил ее муж, всплеснув руками.
Ла Виолетт не дал им времени ответить на эти вопросы. Он поспешил спросить:
– Но разве Шарля Лефевра не было тут? Не его ли искали убийцы?
– Нет, хозяин не приходил вот уже два дня. Здесь с нами только Мэри и ребенок.
– А эта дама, ваша хозяйка, ведь она белокурая, не так ли? Ведь это ее видел я вчера у окна? – продолжал тамбурмажор.
– Надо сказать вам, – ответила служанка, видимо оправившись, – что хозяина ожидали у нас в доме с третьего дня. Сегодня вечером явился какой-то человек с запиской к хозяйке: должно быть, хозяин вызывал ее к себе. Как бы то ни было, она немедленно собралась и уехала, приказав нам хорошенько стеречь дом, а Мэри оставила при ребенке.
– Значит, ваша хозяйка не возвращалась? Ну, а эта Мэри и маленький мальчик… Где же они?
– Мэри с ребенком легли спать в своих комнатах. Это наверху.
– Поднимемся скорее к ним! – предложил ла Виолетт. – Мне, видите ли, кажется странным, что убийцы приходили сюда только с целью заткнуть вам рты и пришибить вас. Показывайте мне дорогу!
Старый ветеран взял свечу в левую руку, а в правую трость, и все они трое поднялись по внутренней лестнице.
Приблизившись к дверям детской, они ясно расслышали рыдания и глухой зов. Тогда тамбурмажор проворно распахнул дверь комнаты, откуда неслись эти зловещие звуки, и нашел привязанную к кровати, с заткнутым фуляром ртом молодую англичанку-бонну. Ла Виолетт вытащил платок у нее изо рта, и Мэри тотчас в испуге воскликнула:
– Андрэ? Что случилось с Андрэ?
Она хотела встать, но из-за волнения упала на кровать, откинув на подушку голову, и лихорадочным жестом указала на дверь смежной комнаты, распахнутую настежь. Ла Виолетт стремительно бросился туда и, водя по всем углам мерцающим светом свечи, напрасно искал ребенка.
Его постелька была смята, одна из подушек валялась на полу; одеяла исчезли. Очевидно, ребенка схватили и унесли сонного, завернув в них. Он не успел издать ни малейшего крика.
Трое слуг охали и стонали, причем сильнейшее отчаяние выказывала молоденькая бонна. Ла Виолетт не стал мешкать, выслушивая их жалобы, и поспешно спросил:
– Вы не можете дать мне никакого указания? Вы не запомнили нападавших на вас людей?
Кухарка с мужем ответили отрицательно, а Мэри расплакалась, не будучи в силах вымолвить ни слова.
– Итак, – продолжал тамбурмажор, как будто рассуждая про себя, – сюда проникли злоумышленники, чтобы похитить ребенка по имени Андрэ, вероятно, сына Шарля Лефевра. С какой целью совершено похищение, спрашивается. Впрочем, этим вопросом мы займемся потом. С другой стороны, мать, которой следовало находиться тут, неожиданно исчезла. Это опять весьма странно!
Ветеран покачивался с озабоченным видом в своей обычной манере размышлять, разбирал факты, присоединял одно показание к другому.
Исчезновение матери поставило его в тупик. Молодую женщину, вероятно, удалили из дома с помощью хитрости, чтобы без помехи овладеть ребенком. Слуги упоминали о письме. Но почему же она так скоро согласилась покинуть дом, оставить сына на слуг, пожалуй, нерадивых? Она откликнулась на зов без колебаний. Очевидно, бедная женщина ничего не опасалась. Пожалуй, за нею прислал Шарль.
Но Шарль Лефевр, отсутствие которого было необъяснимым, не мог устроить похищение своего сына. Значит, письмо было от неизвестного, от этих таинственных похитителей; людям, совершившим это злодейство, было известно, что отец и мать отсутствовали.
«Тут какая-то западня, – сказал себе ла Виолетт. – Но с какой целью? Это довольно трудно разгадать, и я недоумеваю, каким образом посвятить мне герцогиню в столь удивительные происшествия, потому что я не могу ничего понять в этом деле, которое кажется мне весьма мрачным уже и теперь».
В эту минуту на пустынной улице послышался стук колес.
– Как будто подъезжают сюда, – заметил тамбурмажор.
Слуга и его жена, прижимаясь в испуге друг к другу, а также молоденькая англичанка, вставшая наконец с постели, обступили ла Виолетта, точно ища у него защиты.
– Полно! Не бойтесь! – ободрял их старый ворчун. – У меня трость, а в случае надобности и мои пистолеты. Вдобавок мало вероятно, чтобы люди, совершившие преступление, вернулись сюда, словно позабыли тут что-нибудь. Подождем! Слышите? Калитка отворяется… Шаги в саду.
– О, Боже мой, это они1 – воскликнул слуга, забившись в юбки своей жены.
В этот момент показалась женщина с распущенными волосами, с ужасом во взоре и закричала еще с порога:
– Андрэ! Где Андрэ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70