Может быть, произошло недоразумение… С другой стороны, если она экспериментирует, творя дьявольские микстуры, на ком проверяет?.. На себе?.. Собак у нее нет, разве что куры…
– Не такая она и красавица. – Милка протянула мне снимок девушки в подвенечном платье.
Конечно, эту Валентину ни в коей мере не сравнить с той, что показывала зад парню в ватнике, но и красавицей назвать нельзя. Однако и не дурнушка – макияж сделан опытным косметологом, выступающие ключицы хорошо сочетались с пышной грудью. Было в бывшей сумасшедшей что-то от кустодиевских Венер. Но… При внимательном рассмотрении можно было заметить следы перенесенной болезни: взгляд Валентины все еще хранил пустоту, в которой только-только зарождалась осмысленность, правда этот блик разума делал лицо девушки несколько загадочным и привлекательным, но и напряженным, словно она стеснялась объектива. Однако… Жила, жила в кромешной тьме и вдруг вышла на яркое солнце.
– Кстати, платье на ней импортное. Я видела такое на своей подруге… Жених-то ее – орел. Интересно, а знает он про демонстрацию голого зада и лакание из псовой тарелки?
– Страшно подумать, если узнает. Такие же фотографии мог заполучить и он.
«Чертовски сложная жизнь предстоит этой паре, – подумал я, проникаясь жалостью к людям в свадебных одеждах. – Старуха научилась пользоваться тем, чего не знает нынешняя наука. На ее участке растет сырье для мощнейших транквилизаторов. У нее нет лаборатории, приборов, но она творит свои микстуры. Добра ли ворожея? Или зла? Случай с Дятлом говорит – зла, с Валентиной – добра».
– Прежде чем есть и пить у старухи, осмотримся. Не будем уподобляться Дятлу, хватанувшему ее пойла… И придем к ней как муж и жена…
– Согласна делить с тобой постель по доброй воле и без обязательств, хотя… – Милка прикусила язык, посмотрела на меня дерзко, с вызовом.
– Если бы только знать, за что старуха наказала Дятла.
– Может быть, он выдумал все? Прикинулся чокнутым, чтоб «Посох» ему квартиру дал, пенсию? – предположила Милка.
– Очень и очень сомнительно. Он прекрасно знал! адрес стоит много больше квартиры и пенсии. У меня есть версия, но есть и риск… Вот если бы ты согласилась уехать домой…
– Хватит меня стращать, Поляков. К тому же у меня такое чувство, что кто-то подталкивает меня к тебе, единственному нужному мне мужчине. Клянусь, иногда перед сном я уговаривала все свои чувства, интуицию помочь мне не пройти мимо человека, которому я всю Себя, каждую клеточку…
И она завелась, как тогда, у дорожного кафе. Вновь упоминание о черством отношении отца к самостоятельной и умной дочери, об ущемителях воли и свободы. Правда, ко всему этому сейчас примешались рассуждения о любви: если я правильно понял, Милка… влюбилась, что ли… в меня.
– Послушай, – прервал я ее, – Делюсь с тобой. Ты уже почти все знаешь о деле. Теперь представь, что у старухи есть интересы. Страшные интересы, которые она оберегает. Представь, например, что она знает способ приготовления нового, дешевого наркотика, нужного ей для лечения какой-либо болезни, а может, и для чего-то другого, пусть даже для наживы, обогащения. А Дятел вдруг узнал о темной стороне старухиных дел. Как ей тогда действовать? Убрать свидетеля.
– А как же с Валентиной? – возразила Милка.
– Постой… А если Дятел сам решил наладить наркотический бизнес, но старуха узнала и наказала его… Согласись, нет оснований обвинять Дятла, как и ворожею. Если я хоть на шаг близок к истине, тебе не стоит ввязываться в это дело.
– Я останусь с тобой. Кончим об этом… Тот парень, что похож на покойника, не наркоман?
– Давай рассуждать… Она готовит наркотик для продажи, – значит, она заинтересована в большем количестве клиентов. Зачем ей лечить их?.. Но она знахарка. Ей интересно вылечить наркомана – состоятельные родители много дадут за избавление сына или дочери от такой заразы. Верно?.. Дятел мог бы быть подопытным кроликом. Тогда и мы рискуем попасть в тот же разряд.
Честно говоря, мне не хотелось, чтоб Милена меня покинула. Свыкшийся с ее присутствием, я чувствовал себя увереннее. Но опасность непредвиденного пугала меня. Почему старуха запретила «Посоху» присылать своих представителей?.. Милена насаживала на веточки колбасу и жарила ее на костре. А если эта девушка… Даже подумать страшно, что по моей вине она может стать калекой.
Мы ели колбасу с черствым хлебом. Вскоре заговорили о старательских делах, о проблемах школьного воспитания – известие о том, что Милена учится в педагогическом институте, ошарашило меня, – о всяком разном.
– Представляешь, сидит эдакая дама, умудренная годами – седина, умные глаза, – и говорит об этике семейных взаимоотношений. Причем примеры приводит: Ромео и Джульетта, герцог Бэкингем… а половина девчонок из нашего класса уже аборты делала, трое точно не могли сказать, от кого именно, со счету сбились… А им про светлую любовь вдалбливают в конце десятого класса. Признанный педагог, – Милка назвала фамилию авторитетного педагога, чем вызвала мое удивление, – учит не заострять сексуальных вопросов в раннем возрасте: собакам, дескать, лекций о технике секса не читают, но настает время – и они знают, что надо делать и как…
Я слушал ее и думал: входит ли она в число тех, кто делал аборт?.. Вот она отругала Макаренко, куснула Ушинского. Но когда заговорила о древнегреческих стоиках, я вовсе растерялся. Никак не мог предположить, что она, совсем недавно плескавшаяся голышом в озере, способна размышлять над проблемами нравственности, да еще с привлечением таких авторитетов.
– Милка… Может, уедешь?.. Клянусь, после всего дернем на Енисей. На теплоходе прокатимся, с палаткой по тайге походим. Шкуру тебе медвежью куплю, – перебил я.
– Опять ты за свое? – растерянно спросила она, увлеченная своими рассуждениями. И сникла. Опустила голову. – Скучно мне, – проговорила, глядя в огонь. – У тебя дело есть. А у меня… Подруги болтают о замужестве, родители – сплошное убожество – о том же. И о мужчинами не везет мне – пьяницы, тупицы или меломаны. Или бабники… С тобой хочу побыть хоть недельку. Не гони. Вижу, что и по тебе слез лить некому.
Еще миг – и она заплачет. Этого мне только не хватало. Может, прикрикнуть на нее? Оскорбить, чтоб прогнать, если не понимает нормальных слов… Я знал: она наверняка чувствует опасность, но, однако, стоит на своем. Ну не могу же я ее прогнать, оскорбив и обидев… Но как оставить?
– Ладно… И сопли вытри. Чего носом дергаешь?.. Может, и лучше, что вместе к старухе пойдем. В таких делах только Господь Бог знает, что и как. Не хотелось бы врать, но придется сказать старухе, что мы муж и жена… Разгадает она нас.
– Ты плохо знаешь меня, – возразила Милка, села за моей спиной и устроила голову на плече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Не такая она и красавица. – Милка протянула мне снимок девушки в подвенечном платье.
Конечно, эту Валентину ни в коей мере не сравнить с той, что показывала зад парню в ватнике, но и красавицей назвать нельзя. Однако и не дурнушка – макияж сделан опытным косметологом, выступающие ключицы хорошо сочетались с пышной грудью. Было в бывшей сумасшедшей что-то от кустодиевских Венер. Но… При внимательном рассмотрении можно было заметить следы перенесенной болезни: взгляд Валентины все еще хранил пустоту, в которой только-только зарождалась осмысленность, правда этот блик разума делал лицо девушки несколько загадочным и привлекательным, но и напряженным, словно она стеснялась объектива. Однако… Жила, жила в кромешной тьме и вдруг вышла на яркое солнце.
– Кстати, платье на ней импортное. Я видела такое на своей подруге… Жених-то ее – орел. Интересно, а знает он про демонстрацию голого зада и лакание из псовой тарелки?
– Страшно подумать, если узнает. Такие же фотографии мог заполучить и он.
«Чертовски сложная жизнь предстоит этой паре, – подумал я, проникаясь жалостью к людям в свадебных одеждах. – Старуха научилась пользоваться тем, чего не знает нынешняя наука. На ее участке растет сырье для мощнейших транквилизаторов. У нее нет лаборатории, приборов, но она творит свои микстуры. Добра ли ворожея? Или зла? Случай с Дятлом говорит – зла, с Валентиной – добра».
– Прежде чем есть и пить у старухи, осмотримся. Не будем уподобляться Дятлу, хватанувшему ее пойла… И придем к ней как муж и жена…
– Согласна делить с тобой постель по доброй воле и без обязательств, хотя… – Милка прикусила язык, посмотрела на меня дерзко, с вызовом.
– Если бы только знать, за что старуха наказала Дятла.
– Может быть, он выдумал все? Прикинулся чокнутым, чтоб «Посох» ему квартиру дал, пенсию? – предположила Милка.
– Очень и очень сомнительно. Он прекрасно знал! адрес стоит много больше квартиры и пенсии. У меня есть версия, но есть и риск… Вот если бы ты согласилась уехать домой…
– Хватит меня стращать, Поляков. К тому же у меня такое чувство, что кто-то подталкивает меня к тебе, единственному нужному мне мужчине. Клянусь, иногда перед сном я уговаривала все свои чувства, интуицию помочь мне не пройти мимо человека, которому я всю Себя, каждую клеточку…
И она завелась, как тогда, у дорожного кафе. Вновь упоминание о черством отношении отца к самостоятельной и умной дочери, об ущемителях воли и свободы. Правда, ко всему этому сейчас примешались рассуждения о любви: если я правильно понял, Милка… влюбилась, что ли… в меня.
– Послушай, – прервал я ее, – Делюсь с тобой. Ты уже почти все знаешь о деле. Теперь представь, что у старухи есть интересы. Страшные интересы, которые она оберегает. Представь, например, что она знает способ приготовления нового, дешевого наркотика, нужного ей для лечения какой-либо болезни, а может, и для чего-то другого, пусть даже для наживы, обогащения. А Дятел вдруг узнал о темной стороне старухиных дел. Как ей тогда действовать? Убрать свидетеля.
– А как же с Валентиной? – возразила Милка.
– Постой… А если Дятел сам решил наладить наркотический бизнес, но старуха узнала и наказала его… Согласись, нет оснований обвинять Дятла, как и ворожею. Если я хоть на шаг близок к истине, тебе не стоит ввязываться в это дело.
– Я останусь с тобой. Кончим об этом… Тот парень, что похож на покойника, не наркоман?
– Давай рассуждать… Она готовит наркотик для продажи, – значит, она заинтересована в большем количестве клиентов. Зачем ей лечить их?.. Но она знахарка. Ей интересно вылечить наркомана – состоятельные родители много дадут за избавление сына или дочери от такой заразы. Верно?.. Дятел мог бы быть подопытным кроликом. Тогда и мы рискуем попасть в тот же разряд.
Честно говоря, мне не хотелось, чтоб Милена меня покинула. Свыкшийся с ее присутствием, я чувствовал себя увереннее. Но опасность непредвиденного пугала меня. Почему старуха запретила «Посоху» присылать своих представителей?.. Милена насаживала на веточки колбасу и жарила ее на костре. А если эта девушка… Даже подумать страшно, что по моей вине она может стать калекой.
Мы ели колбасу с черствым хлебом. Вскоре заговорили о старательских делах, о проблемах школьного воспитания – известие о том, что Милена учится в педагогическом институте, ошарашило меня, – о всяком разном.
– Представляешь, сидит эдакая дама, умудренная годами – седина, умные глаза, – и говорит об этике семейных взаимоотношений. Причем примеры приводит: Ромео и Джульетта, герцог Бэкингем… а половина девчонок из нашего класса уже аборты делала, трое точно не могли сказать, от кого именно, со счету сбились… А им про светлую любовь вдалбливают в конце десятого класса. Признанный педагог, – Милка назвала фамилию авторитетного педагога, чем вызвала мое удивление, – учит не заострять сексуальных вопросов в раннем возрасте: собакам, дескать, лекций о технике секса не читают, но настает время – и они знают, что надо делать и как…
Я слушал ее и думал: входит ли она в число тех, кто делал аборт?.. Вот она отругала Макаренко, куснула Ушинского. Но когда заговорила о древнегреческих стоиках, я вовсе растерялся. Никак не мог предположить, что она, совсем недавно плескавшаяся голышом в озере, способна размышлять над проблемами нравственности, да еще с привлечением таких авторитетов.
– Милка… Может, уедешь?.. Клянусь, после всего дернем на Енисей. На теплоходе прокатимся, с палаткой по тайге походим. Шкуру тебе медвежью куплю, – перебил я.
– Опять ты за свое? – растерянно спросила она, увлеченная своими рассуждениями. И сникла. Опустила голову. – Скучно мне, – проговорила, глядя в огонь. – У тебя дело есть. А у меня… Подруги болтают о замужестве, родители – сплошное убожество – о том же. И о мужчинами не везет мне – пьяницы, тупицы или меломаны. Или бабники… С тобой хочу побыть хоть недельку. Не гони. Вижу, что и по тебе слез лить некому.
Еще миг – и она заплачет. Этого мне только не хватало. Может, прикрикнуть на нее? Оскорбить, чтоб прогнать, если не понимает нормальных слов… Я знал: она наверняка чувствует опасность, но, однако, стоит на своем. Ну не могу же я ее прогнать, оскорбив и обидев… Но как оставить?
– Ладно… И сопли вытри. Чего носом дергаешь?.. Может, и лучше, что вместе к старухе пойдем. В таких делах только Господь Бог знает, что и как. Не хотелось бы врать, но придется сказать старухе, что мы муж и жена… Разгадает она нас.
– Ты плохо знаешь меня, – возразила Милка, села за моей спиной и устроила голову на плече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60