И почему Поляков узнал об этом еще вчера? Пророчество? Может, трюк? Если трюк, сценка с участием фокусницы – здорово выполнено. Зачем же Полякову дурачить меня? Кто я, чтоб привлечь внимание миллионера?
Состоявшаяся встреча с Архелаей не внесла никакой ясности. Напротив, еще сильней все запутала. Ворожея оказалась не такой старой, как я представлял ее себе, читая рукопись Полякова.
– Как вам тут? – спросил я после бесполезных попыток узнать: были ли Поляков и Стоценко в мире гномов или им все это пригрезилось?
– Хороший пансионат. Кормят, чистая постель… Уважительность. – Старушка выдавливала из себя слова. – Прекрасный воздух.
Она повернулась, чтоб придержать край распахнувшегося халата, тронутого ветерком. Я заметил цифру «тринадцать» на белой майке и вспомнил эпизод в повести Полякова, когда тот видел старуху в погребе в точно такой же майке.
– Мы платим кооперативу большие деньги, – встрял Поляков. – «Посох» арендует здесь больше половины мест.
– Он, – я кивнул на Полякова, – показывал мне медную штуковину с зелеными алмазами, – сказал я, глядя в отрешенное лицо старухи. – Говорит, с ее помощью можно попасть в мир гномов. Правда? Архелая покопалась в карманах халата.
– Такая? – спросила она, подкинув на ладони точно такую же пуговицу, что показывал мне Поляков. Усмехнулась и стала раскачиваться в кресле-качалке. – Придет время – и уйду в космос. Сил нет, сударь, чтоб попасть туда с помощью кастаньет. – Она спрятала сверкнувший на солнце кругляш и закрыла глаза.
– Как твои дела, Поляков? – спросила она через минуту, продолжая раскачиваться.
– Убедил начальство. – Поляков подмигнул мне. – Всякие преследования прекращены. Но напряженность остается.
– И придет ведь такое в голову, – вздохнула баба Аня. – Однако, сударь, правду говорят: каждый старатель мог бы стать добрым артистом. Ловко ты вывернулся.
– А что, позвольте спросить, вы собираетесь делать в космосе? – спросил я.
– Мне бы молочка, боринского. – Старуха причмокнула губами, открыла и вновь закрыла зеленый глаз. – Вели чижикам при случае молочка привезти. Очень хочется молочка… Вчера корову во сне видела, пеструю.
– Будет молоко, скажу кому надо, – пообещал Поляков, глянув на часы. – Может, еще чего?
Но старуха откинула голову к спинке и, сонно всхрапнув, безвольно опустила руки с подлокотников качалки.
В тот же день мы встретились со Стоценко. С ним разговора не получилось. Лишь усмехался в ответ на мои вопросы.
– Какие русалки? Какие гномы?.. Кто тебе наплел?
– Но ведь ты же рисовал!
– Что с того? Я и сейчас много чего рисую. А у бабы Ани лечился… Простыл капитально, а она меня травами пользовала… Почки, брат, нешуточное дело. А старуха вылечила… Ведро пива выпить теперь могу!
– А у тебя пуговица есть?
Стоценко глянул на Полякова, еле заметно качнул головой и хохотнул, отворачивая материю на ширинке:
– Сколько хочешь! Выбирай.
– Он все знает. – Поляков укоризненно глянул на развеселившегося коллегу. – Не стоит паясничать.
– Ты, Вася, в дураках не ходил?.. И помолчи. – Стоценко зевнул. – Чертовщина все это, – сказал мне. – Опоила нас бабка наркотой, и вся недолга.
– Нас доктора проверяли, – злым шепотом возразил Поляков. – Проверяли! Чистая кровь. И чего ты передо мной-то ваньку ломаешь? Не я тебя в дураки определял!
– Пра-авда? – ехидно прищурившись, спросил Стоценко и подмигнул Полякову. – Кто меня и Еремеева под статью сунул?! Какие рукописи я крал?!
– Все же утряслось, – неуверенно проговорил Поляков и потащил меня за рукав к автобусной остановке. Остановился и крикнул: – Я же боялся, что и меня в психушку упрячут! Надо было время выиграть, вот и брякнул, что в голову пришло.
Стоценко плюнул нам вслед и зашагал в другую сторону.
Привыкнув к столь странному головному убору, выполняющему функции заземления, или, как говорил Поляков, экрана, я удивился, когда не обнаружил на его голове алюминиевой конструкции.
– Камос перестал охотиться за тобой? – спросил я с порога.
– Сетка. – Он нагнул голову. – Видишь?
В его волосах я разглядел тончайшие волокна сетки. Первым делом он заставил меня выпить кружку воды из своего бочонка.
– Еще раз придешь, еще выпьешь – и навек о всех болезнях забудешь. Хоть голым задом садись в снег.
– Такую сетку, – я прикоснулся пальцами к его волосам, – можно было бы в обыкновенную кепку вшить, чтоб не пугать народ шляпой… В твоем сочинении Милка беременная. Или это для художественности?
Поляков глянул на меня испуганно, как мне показалось.
– Сынок родился – три кило двести. Мы недавно квартиру получили. – Он отвернулся, сделав вид, что вглядывается в окно. – Сына к Милкиным родителям отправили.
«Врет», – подумал я. Ребенка у Милки нет и никогда не было. Слава Богу, не так трудно отличить рожавшую женщину от нерожавшей. Хотя… Какой из меня знаток. Но не верю, что можно сохранить такую тоненькую талию, родив ребенка.
– Старушка… Ты так и не рассказал: что за чертовщина творилась в ее квартире? И откуда ты узнал, что именно в ее комнате будет раскачиваться люстра и ломаться карандаш?
– Стеша передала… Помнишь Стешу? Жена Якова… Ну?..
– Постой, постой. Уж не та ли кикимора с куриными ногами?
– Птичьи ножки. И довольно красивые, – неожиданно громко сказал он, повернув лицо к книжному шкафу.
«Что он это?» – подумал я, следя за его взглядом, упершимся в антресоли. Одна из дверц приоткрылась, в глубине виднелись пестрая тряпица и клубки с голубой шерстью.
– Пусть будут птичьи, – сказал я, удивленно взирая на замершего Полякова. – Но что за тайны мадридского двора?
– Стеша, ты хочешь поговорить с этим человеком? – спросил хозяин квартиры, продолжая смотреть на антресоли.
Послышался стук: два удара по чему-то деревянному.
– Согласна! – радостно оживившись, сообщил Поляков и повернулся ко мне. – Она согласилась! Ну?
– Чего – ну? Кто согласился? – Мне сделалось не по себе: а не поехала ли крыша у старателя?
– Спрашивай! – Поляков дружески сжал мой локоть. – Смелее. Что хочешь. Но ответ будет только «да» и «нет».
Он, наверное, затеял какую-то игру, правил которой объяснять не собирался. Я уже хотел было заторопиться домой, но что-то сдерживало.
– Может, в другой раз как-нибудь? – растерянно проговорил я, подумав, что у Полякова сейчас начнется приступ безумия. Почему-то вспомнилась баба Аня, собравшаяся уходить в космос… И услышал стук по дереву – один раз.
– Нет! Тебе не надо уходить, – прокомментировал деревянный сигнал Поляков. – Оставайся и спрашивай еще.
– Ба-ра-баш-ка! – утирая ладонью вспотевший лоб, догадался я. – У тебя живет барабашка. Верно?
– Стеша же, Стеша с тобой разговаривает! Она охраняет меня. Это, – он показал пальцем на висящую на гвозде у двери шляпу, – дело ненадежное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Состоявшаяся встреча с Архелаей не внесла никакой ясности. Напротив, еще сильней все запутала. Ворожея оказалась не такой старой, как я представлял ее себе, читая рукопись Полякова.
– Как вам тут? – спросил я после бесполезных попыток узнать: были ли Поляков и Стоценко в мире гномов или им все это пригрезилось?
– Хороший пансионат. Кормят, чистая постель… Уважительность. – Старушка выдавливала из себя слова. – Прекрасный воздух.
Она повернулась, чтоб придержать край распахнувшегося халата, тронутого ветерком. Я заметил цифру «тринадцать» на белой майке и вспомнил эпизод в повести Полякова, когда тот видел старуху в погребе в точно такой же майке.
– Мы платим кооперативу большие деньги, – встрял Поляков. – «Посох» арендует здесь больше половины мест.
– Он, – я кивнул на Полякова, – показывал мне медную штуковину с зелеными алмазами, – сказал я, глядя в отрешенное лицо старухи. – Говорит, с ее помощью можно попасть в мир гномов. Правда? Архелая покопалась в карманах халата.
– Такая? – спросила она, подкинув на ладони точно такую же пуговицу, что показывал мне Поляков. Усмехнулась и стала раскачиваться в кресле-качалке. – Придет время – и уйду в космос. Сил нет, сударь, чтоб попасть туда с помощью кастаньет. – Она спрятала сверкнувший на солнце кругляш и закрыла глаза.
– Как твои дела, Поляков? – спросила она через минуту, продолжая раскачиваться.
– Убедил начальство. – Поляков подмигнул мне. – Всякие преследования прекращены. Но напряженность остается.
– И придет ведь такое в голову, – вздохнула баба Аня. – Однако, сударь, правду говорят: каждый старатель мог бы стать добрым артистом. Ловко ты вывернулся.
– А что, позвольте спросить, вы собираетесь делать в космосе? – спросил я.
– Мне бы молочка, боринского. – Старуха причмокнула губами, открыла и вновь закрыла зеленый глаз. – Вели чижикам при случае молочка привезти. Очень хочется молочка… Вчера корову во сне видела, пеструю.
– Будет молоко, скажу кому надо, – пообещал Поляков, глянув на часы. – Может, еще чего?
Но старуха откинула голову к спинке и, сонно всхрапнув, безвольно опустила руки с подлокотников качалки.
В тот же день мы встретились со Стоценко. С ним разговора не получилось. Лишь усмехался в ответ на мои вопросы.
– Какие русалки? Какие гномы?.. Кто тебе наплел?
– Но ведь ты же рисовал!
– Что с того? Я и сейчас много чего рисую. А у бабы Ани лечился… Простыл капитально, а она меня травами пользовала… Почки, брат, нешуточное дело. А старуха вылечила… Ведро пива выпить теперь могу!
– А у тебя пуговица есть?
Стоценко глянул на Полякова, еле заметно качнул головой и хохотнул, отворачивая материю на ширинке:
– Сколько хочешь! Выбирай.
– Он все знает. – Поляков укоризненно глянул на развеселившегося коллегу. – Не стоит паясничать.
– Ты, Вася, в дураках не ходил?.. И помолчи. – Стоценко зевнул. – Чертовщина все это, – сказал мне. – Опоила нас бабка наркотой, и вся недолга.
– Нас доктора проверяли, – злым шепотом возразил Поляков. – Проверяли! Чистая кровь. И чего ты передо мной-то ваньку ломаешь? Не я тебя в дураки определял!
– Пра-авда? – ехидно прищурившись, спросил Стоценко и подмигнул Полякову. – Кто меня и Еремеева под статью сунул?! Какие рукописи я крал?!
– Все же утряслось, – неуверенно проговорил Поляков и потащил меня за рукав к автобусной остановке. Остановился и крикнул: – Я же боялся, что и меня в психушку упрячут! Надо было время выиграть, вот и брякнул, что в голову пришло.
Стоценко плюнул нам вслед и зашагал в другую сторону.
Привыкнув к столь странному головному убору, выполняющему функции заземления, или, как говорил Поляков, экрана, я удивился, когда не обнаружил на его голове алюминиевой конструкции.
– Камос перестал охотиться за тобой? – спросил я с порога.
– Сетка. – Он нагнул голову. – Видишь?
В его волосах я разглядел тончайшие волокна сетки. Первым делом он заставил меня выпить кружку воды из своего бочонка.
– Еще раз придешь, еще выпьешь – и навек о всех болезнях забудешь. Хоть голым задом садись в снег.
– Такую сетку, – я прикоснулся пальцами к его волосам, – можно было бы в обыкновенную кепку вшить, чтоб не пугать народ шляпой… В твоем сочинении Милка беременная. Или это для художественности?
Поляков глянул на меня испуганно, как мне показалось.
– Сынок родился – три кило двести. Мы недавно квартиру получили. – Он отвернулся, сделав вид, что вглядывается в окно. – Сына к Милкиным родителям отправили.
«Врет», – подумал я. Ребенка у Милки нет и никогда не было. Слава Богу, не так трудно отличить рожавшую женщину от нерожавшей. Хотя… Какой из меня знаток. Но не верю, что можно сохранить такую тоненькую талию, родив ребенка.
– Старушка… Ты так и не рассказал: что за чертовщина творилась в ее квартире? И откуда ты узнал, что именно в ее комнате будет раскачиваться люстра и ломаться карандаш?
– Стеша передала… Помнишь Стешу? Жена Якова… Ну?..
– Постой, постой. Уж не та ли кикимора с куриными ногами?
– Птичьи ножки. И довольно красивые, – неожиданно громко сказал он, повернув лицо к книжному шкафу.
«Что он это?» – подумал я, следя за его взглядом, упершимся в антресоли. Одна из дверц приоткрылась, в глубине виднелись пестрая тряпица и клубки с голубой шерстью.
– Пусть будут птичьи, – сказал я, удивленно взирая на замершего Полякова. – Но что за тайны мадридского двора?
– Стеша, ты хочешь поговорить с этим человеком? – спросил хозяин квартиры, продолжая смотреть на антресоли.
Послышался стук: два удара по чему-то деревянному.
– Согласна! – радостно оживившись, сообщил Поляков и повернулся ко мне. – Она согласилась! Ну?
– Чего – ну? Кто согласился? – Мне сделалось не по себе: а не поехала ли крыша у старателя?
– Спрашивай! – Поляков дружески сжал мой локоть. – Смелее. Что хочешь. Но ответ будет только «да» и «нет».
Он, наверное, затеял какую-то игру, правил которой объяснять не собирался. Я уже хотел было заторопиться домой, но что-то сдерживало.
– Может, в другой раз как-нибудь? – растерянно проговорил я, подумав, что у Полякова сейчас начнется приступ безумия. Почему-то вспомнилась баба Аня, собравшаяся уходить в космос… И услышал стук по дереву – один раз.
– Нет! Тебе не надо уходить, – прокомментировал деревянный сигнал Поляков. – Оставайся и спрашивай еще.
– Ба-ра-баш-ка! – утирая ладонью вспотевший лоб, догадался я. – У тебя живет барабашка. Верно?
– Стеша же, Стеша с тобой разговаривает! Она охраняет меня. Это, – он показал пальцем на висящую на гвозде у двери шляпу, – дело ненадежное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60