.. Кому они здесь нужны?
– Не хочу знать. Зачем мне? – Я не понимал, к чему клонит Хогерт.
– А затем, что жизнь идет, – сказал он. – Жизнь идет, – повторил он, глядя на стену за моей спиной. – Нам не переделать своего прошлого. Мы – здесь. Это факт. И никогда не вернемся к людям чистыми. Сидеть сложа руки? Ждать смерти?.. Мои люди контролируют большой кусок территории, на которой стоят важные объекты мерцев. И что?.. Мы так ничего и не знаем: кто эти мерцы, откуда они? Для какой цели ведутся эксперименты с человеческой кровью?.. А ведь есть еще никому не видимый Хозяин, боящийся металла. – Хогерт поднял глаза к потолку, потянулся. – Вспомни женщину… Ты сидел с ней в изоляторе. Она, наверное, показалась тебе сумасшедшей… Эта женщина может рожать! – Хогерт поднял вверх указательный палец. – Ро-жать!.. Тебе ни о чем не говорит слово «рожать»?
Мне был непонятен восторг Хогерта, но я молчал и слушал.
– Пошевели мозгами, Кузнец. Подумай, напряги извилины! – Он сорвался на крик. – Я всю жизнь среди подонков! Сволочи вокруг меня. И я – самая первая сволочь!.. Но ведь ты не такой… Я спинным мозгом чувствую мерзавцев. – Он выскочил из-за стола и начал бегать по комнате, выкрикивая проклятия в адрес ученых, выдумавших гнутое время… Однако быстро успокоился. Вновь уселся за стол и посмотрел на меня. – Не сердись. Нервы… Дело в ребенке, который может родиться здесь, в тюрьме. Ребенок не виноват перед людьми, определившими нас сюда. Кто-то допустил ошибку в расчетах. Не виноват ребенок! Постигни это. Людские законы не могут допустить появление ребенка среди нас. Ну?.. Соображай, Кузнец.
Собственно говоря, мне ясно: город – порождение Черного. Но догадка Хогерта была потрясающей. По существу она, доказывала преступность замысла Черного. Можно предположить, что больницы, построенные в мире Якова, потенциальные тюрьмы для всех людей. Ведь если в тюрьме может появиться ребенок, то в ней может оказаться всякий.
– Мы просто обязаны устранить несправедливость. Пусть там, на воле, что-то не учли, когда изобретали тюрьму, но мы-то ведь понимаем. Значит, надо создать условия для нормальной жизни будущих ребятишек: подберем особый дом, отыщем воспитателей, учителей, обеспечим едой, охраной. Они не должны жить среди нас. Пусть это будет новый мир. А мы тем временем попытаемся разобраться в тайнах мерцев. Может, найдем способ, как переправить детей на волю.
– А если на воле предусмотрели… Выяснится, что попавшие сюда женщины не могут рожать.
– Могут… Я выкупил одну. Она беременна. Пришлось дорого заплатить. Но дело не в цене… Видишь, я откровенен с тобой. А ты? Кто ты? Кого представляешь?
«Ну что тебе сказать, – подумал я, – если и сам толком не знаю ничего?» Яков… По его воле я сижу сейчас здесь. Может, рассказать о том пути, который прошел, прежде чем попасть в город?
– Надо… чтоб ты все понял, – сказал я. – Трудно объяснить то, во что сам не веришь. Однако ребенок… Он не должен страдать – факт. Если, конечно, правда, что здесь может родиться ребенок.
– Она беременна. Не стал бы покупать ее, если бы не был уверен. В городе есть гинеколог. Да она и сама не скрывает.
– Отпусти меня к друзьям, за Черту… Я не убегу. Ребенок – это серьезно. Хочу посоветоваться.
Хогерт несколько минут молчал, стуча костяшками пальцев по крышке стола. У него, как я заметил, была странная привычка – смотреть сквозь собеседника; в этот момент в его взгляде чудилась потусторонность. Казалось, перед тобой лицо мертвого человека – бескровное, холодное. Правда, сейчас мышца дергала веко его правого глаза, но потусторонность все же оставалась и действовала гипнотически.
– Ники! – позвал Хогерт, продолжая барабанить пальцами по столу.
В комнату влетел карлик, тот самый, что подходил к нам с Вротехом, – головка маленькая, плешивая, худой и длиннорукий. Лицо замазано чем-то белым. Руки… как у рослого человека.
Карлик подошел ко мне – пахнуло известью. Она лежала на его лице. Комки ее застыли в уголках глаз, в морщинках на лбу, щеках.
– Пусть Кузнец немного отдохнет – и в добрый путь, – сказал Хогерт карлику.
– Я знаю дорогу к Черте, – сказал я, разглядывая Ники. – Нужен ли мне лишний свидетель, когда буду говорить с друзьями о проблемах, связанных с возможным появлением ребенка в городе?
– Все верно, только Ники – исключение. Потому он и здесь. Он – особый мерц. Но ты не обращай на него внимания, словно и нет рядом этого урода. Он будет охранять тебя.
Комната, в которую привел меня карлик, была похожа на купе мягкого вагона. Столик у забитого фанерой окна… Собственно, это и было купе, только с полок содран дерматин. Ники запрыгнул на стол и зажег фонарь над окном – железнодорожный, я видел такие на последних вагонах составов, следующих ночью, – отрегулировал свет, вышел, прикрыв за собой дверь, и я услышал звук ригеля – меня заперли. Нижние полки были испещрены надписями, накорябанными чем-то острым: «Хогерт – сука», «Здесь был Сипень» – и много других, на разных языках.
Я прилег на нижнюю и прикрыл глаза. Минуты не прошло, как за дверью послышалась возня – кто-то пытался отодвинуть засов.
– Поляков, вротех, – прошептал знакомый голос. – Кузнец, откликнись. Слышь?.. Упрись в дверь… Дави на меня. Ну?..
Я скакнул к двери, прижался плечом. Вротех отодвинул засов. Впихнул человека, замотанного с ног до головы в черную ткань.
– Хогерт благодаря тебе расщедрился. – Вротех кивнул на забившуюся в угол у окна черную фигуру. – Жрать хочешь?
Он вытащил из-за пазухи тряпицу, развернул ее, положил на стол две вареные картофелины и кусок хлеба.
– Соли, правда, нет… А карлика я отключил. Дал ему между глаз вот этой штукой. – Вротех достал из-за голенища стоптанного сапога металлический прут, махнул им перед моим носом. – Нравишься ты мне, вротех! Молодец, говорю.
Я съел картофель и хлеб в считанные минуты. Поблагодарил Вротеха и, кивнув на черный ком в углу, спросил:
– Кто там?
– Мерчанка! Дикая. Хогерт мне послал за верную службу. Ты мечтал посмотреть. Можешь отпечатать. – Вротех кинул металлический прут на полку. – Как другу тебе. Потом я. И пустим по рукам.
– Прямо сейчас? – тянул я время, соображая, как поступить, чтоб не обидеть Вротеха.
– А чего ждать? Пока Ники очухается и побежит закладывать пас Хогерту?
Вротех шагнул к мерчанке. Поставил ее посреди купе. Ловко размотал материю…
Даже не знаю, как назвать это существо: скелет, одетый в прозрачное человечье тело. В свете фонаря поблескивали выпуклые части. Грудь вздымалась, как при обычном дыхании. Глаза отливали красным, а лицо… Ледяные звездочки света то загорались, то гасли в прозрачной массе.
– Никогда бы не поверил, что однажды придется увидеть подобное. И ты хочешь, чтоб я…
– Глаза закрой, – усмехнулся Вротех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Не хочу знать. Зачем мне? – Я не понимал, к чему клонит Хогерт.
– А затем, что жизнь идет, – сказал он. – Жизнь идет, – повторил он, глядя на стену за моей спиной. – Нам не переделать своего прошлого. Мы – здесь. Это факт. И никогда не вернемся к людям чистыми. Сидеть сложа руки? Ждать смерти?.. Мои люди контролируют большой кусок территории, на которой стоят важные объекты мерцев. И что?.. Мы так ничего и не знаем: кто эти мерцы, откуда они? Для какой цели ведутся эксперименты с человеческой кровью?.. А ведь есть еще никому не видимый Хозяин, боящийся металла. – Хогерт поднял глаза к потолку, потянулся. – Вспомни женщину… Ты сидел с ней в изоляторе. Она, наверное, показалась тебе сумасшедшей… Эта женщина может рожать! – Хогерт поднял вверх указательный палец. – Ро-жать!.. Тебе ни о чем не говорит слово «рожать»?
Мне был непонятен восторг Хогерта, но я молчал и слушал.
– Пошевели мозгами, Кузнец. Подумай, напряги извилины! – Он сорвался на крик. – Я всю жизнь среди подонков! Сволочи вокруг меня. И я – самая первая сволочь!.. Но ведь ты не такой… Я спинным мозгом чувствую мерзавцев. – Он выскочил из-за стола и начал бегать по комнате, выкрикивая проклятия в адрес ученых, выдумавших гнутое время… Однако быстро успокоился. Вновь уселся за стол и посмотрел на меня. – Не сердись. Нервы… Дело в ребенке, который может родиться здесь, в тюрьме. Ребенок не виноват перед людьми, определившими нас сюда. Кто-то допустил ошибку в расчетах. Не виноват ребенок! Постигни это. Людские законы не могут допустить появление ребенка среди нас. Ну?.. Соображай, Кузнец.
Собственно говоря, мне ясно: город – порождение Черного. Но догадка Хогерта была потрясающей. По существу она, доказывала преступность замысла Черного. Можно предположить, что больницы, построенные в мире Якова, потенциальные тюрьмы для всех людей. Ведь если в тюрьме может появиться ребенок, то в ней может оказаться всякий.
– Мы просто обязаны устранить несправедливость. Пусть там, на воле, что-то не учли, когда изобретали тюрьму, но мы-то ведь понимаем. Значит, надо создать условия для нормальной жизни будущих ребятишек: подберем особый дом, отыщем воспитателей, учителей, обеспечим едой, охраной. Они не должны жить среди нас. Пусть это будет новый мир. А мы тем временем попытаемся разобраться в тайнах мерцев. Может, найдем способ, как переправить детей на волю.
– А если на воле предусмотрели… Выяснится, что попавшие сюда женщины не могут рожать.
– Могут… Я выкупил одну. Она беременна. Пришлось дорого заплатить. Но дело не в цене… Видишь, я откровенен с тобой. А ты? Кто ты? Кого представляешь?
«Ну что тебе сказать, – подумал я, – если и сам толком не знаю ничего?» Яков… По его воле я сижу сейчас здесь. Может, рассказать о том пути, который прошел, прежде чем попасть в город?
– Надо… чтоб ты все понял, – сказал я. – Трудно объяснить то, во что сам не веришь. Однако ребенок… Он не должен страдать – факт. Если, конечно, правда, что здесь может родиться ребенок.
– Она беременна. Не стал бы покупать ее, если бы не был уверен. В городе есть гинеколог. Да она и сама не скрывает.
– Отпусти меня к друзьям, за Черту… Я не убегу. Ребенок – это серьезно. Хочу посоветоваться.
Хогерт несколько минут молчал, стуча костяшками пальцев по крышке стола. У него, как я заметил, была странная привычка – смотреть сквозь собеседника; в этот момент в его взгляде чудилась потусторонность. Казалось, перед тобой лицо мертвого человека – бескровное, холодное. Правда, сейчас мышца дергала веко его правого глаза, но потусторонность все же оставалась и действовала гипнотически.
– Ники! – позвал Хогерт, продолжая барабанить пальцами по столу.
В комнату влетел карлик, тот самый, что подходил к нам с Вротехом, – головка маленькая, плешивая, худой и длиннорукий. Лицо замазано чем-то белым. Руки… как у рослого человека.
Карлик подошел ко мне – пахнуло известью. Она лежала на его лице. Комки ее застыли в уголках глаз, в морщинках на лбу, щеках.
– Пусть Кузнец немного отдохнет – и в добрый путь, – сказал Хогерт карлику.
– Я знаю дорогу к Черте, – сказал я, разглядывая Ники. – Нужен ли мне лишний свидетель, когда буду говорить с друзьями о проблемах, связанных с возможным появлением ребенка в городе?
– Все верно, только Ники – исключение. Потому он и здесь. Он – особый мерц. Но ты не обращай на него внимания, словно и нет рядом этого урода. Он будет охранять тебя.
Комната, в которую привел меня карлик, была похожа на купе мягкого вагона. Столик у забитого фанерой окна… Собственно, это и было купе, только с полок содран дерматин. Ники запрыгнул на стол и зажег фонарь над окном – железнодорожный, я видел такие на последних вагонах составов, следующих ночью, – отрегулировал свет, вышел, прикрыв за собой дверь, и я услышал звук ригеля – меня заперли. Нижние полки были испещрены надписями, накорябанными чем-то острым: «Хогерт – сука», «Здесь был Сипень» – и много других, на разных языках.
Я прилег на нижнюю и прикрыл глаза. Минуты не прошло, как за дверью послышалась возня – кто-то пытался отодвинуть засов.
– Поляков, вротех, – прошептал знакомый голос. – Кузнец, откликнись. Слышь?.. Упрись в дверь… Дави на меня. Ну?..
Я скакнул к двери, прижался плечом. Вротех отодвинул засов. Впихнул человека, замотанного с ног до головы в черную ткань.
– Хогерт благодаря тебе расщедрился. – Вротех кивнул на забившуюся в угол у окна черную фигуру. – Жрать хочешь?
Он вытащил из-за пазухи тряпицу, развернул ее, положил на стол две вареные картофелины и кусок хлеба.
– Соли, правда, нет… А карлика я отключил. Дал ему между глаз вот этой штукой. – Вротех достал из-за голенища стоптанного сапога металлический прут, махнул им перед моим носом. – Нравишься ты мне, вротех! Молодец, говорю.
Я съел картофель и хлеб в считанные минуты. Поблагодарил Вротеха и, кивнув на черный ком в углу, спросил:
– Кто там?
– Мерчанка! Дикая. Хогерт мне послал за верную службу. Ты мечтал посмотреть. Можешь отпечатать. – Вротех кинул металлический прут на полку. – Как другу тебе. Потом я. И пустим по рукам.
– Прямо сейчас? – тянул я время, соображая, как поступить, чтоб не обидеть Вротеха.
– А чего ждать? Пока Ники очухается и побежит закладывать пас Хогерту?
Вротех шагнул к мерчанке. Поставил ее посреди купе. Ловко размотал материю…
Даже не знаю, как назвать это существо: скелет, одетый в прозрачное человечье тело. В свете фонаря поблескивали выпуклые части. Грудь вздымалась, как при обычном дыхании. Глаза отливали красным, а лицо… Ледяные звездочки света то загорались, то гасли в прозрачной массе.
– Никогда бы не поверил, что однажды придется увидеть подобное. И ты хочешь, чтоб я…
– Глаза закрой, – усмехнулся Вротех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60