Меня меньше терзало раздвоение личности, почти не тревожили разные обязательства. Я ничем внешне не показывал, насколько мне неспокойно, учился скрывать чувства от мира.
Однако ночами мысли возвращались к Каэдэ, а с ними приходило и вожделение. Я тосковал по ней, боялся, что она вышла замуж и теперь потеряна для меня навсегда. Когда не мог заснуть, я тихо ускользал из комнаты и покидал пределы храма, исследовал прилегающие территории, иногда доходил даже до Ямагаты. Бесконечные часы медитации, учения и тренировки довели мои способности до совершенства. Я не боялся, что меня кто-нибудь найдет.
Мы виделись с Макото каждый день на занятиях, но по молчаливому согласию не касались друг друга. Наша дружба перешла в иную плоскость, и должна сохраниться до конца жизни. Я не общался с женщинами. Их не пускали в храм, страх быть убитым удерживал меня от борделей, и я не хотел зачать еще одного ребенка. Я часто думал о Юки. Как-то безлунной ночью, в конце второго месяца, я проходил мимо дома ее родителей. Цветки сливы в темноте отдавали белизной, свет в доме не горел, а у ворот стоял только один охранник. Я слышал, что люди Араи осенью перевернули дом вверх дном. Теперь он казался покинутым. Выветрился даже запах брожения соевых бобов.
Я подумал о нашем ребенке. Наверняка родится мальчик. Племя воспитает сына в ненависти ко мне, и ему придется выполнить пророчество слепой прорицательницы. Знание будущего еще не означает, что ты сможешь его изменить. Такова горькая правда человеческой жизни.
Интересно, где сейчас Юки? Вероятно, в одной из отдаленных тайных деревушек к северу от Мацуэ. Порой я вспоминал ее отца, Кенжи. Он, скорей всего, где-то ближе, в одном из сел семьи Муто, в горах. Мне стали известны все тайные места Племени благодаря записям Шигеру. Я всю зиму учил их наизусть. Я пока еще не знал, как распорядиться этими сведениями: использовать их, чтобы получить прощение Араи и восстановить нашу дружбу, или самому искоренить секретную организацию, которая приговорила меня к смерти.
Когда-то очень давно Кенжи дал клятву защищать меня. И что же? Для его лживой натуры обещание – пустяк. Я не мог простить ему участие в заговоре против Шигеру. Однако я не мог и забыть, что Кенжи пошел со мной в замок той ночью, когда свершилась месть. Если бы мне понадобился помощник, я бы выбрал его. К сожалению, времена изменились. Кенжи никогда не решится пойти против Племени. Если мы когда-нибудь встретимся, то станем непримиримыми врагами.
Как-то на рассвете я возвращался в храм и услышал хриплое сопение волка. Он учуял меня, но не видел. Я подошел достаточно близко, чтобы разглядеть яркую рыжеватую шерсть за ушами и ощутить его дыхание. Волк зарычал от страха, попятился назад, повернулся и скрылся в подлеске. Я слышал, как он остановился и снова принюхался – обоняние зверя было столь же острым, как мой слух. Интересно, каково жить уединенной волчьей жизнью? В Племени меня звали Псом, но мне больше нравилось представлять себя волком, у которого нет хозяина.
Однажды утром я увидел моего коня Раку. Заканчивался третий месяц, почти зацвела вишня. Светало, я поднимался по крутой тропе, от солнечных лучей розовели вершины гор, покрытые снегом. Во дворе гостиницы стояли незнакомые лошади. Вроде бы все спали, только в одном из окон открылись ставни. Мой взгляд переметнулся в ту сторону, и в этот миг я узнал своего серого коня с черной гривой. Он повернул голову, заметил меня и призывно заржал.
Я подарил коня Каэдэ. После падения Инуямы больше у меня ничего не оставалось. Неужели Каэдэ продала его? Или Раку привез ее сюда, ко мне?
Конюшню и здание гостиницы разделял небольшой двор с соснами и каменными фонарями. Я ступил на него, чувствуя, что кто-то проснулся. Я подошел к веранде в отчаянной надежде увидеть Каэдэ, почти уверенный, что она рядом.
Она стала еще прекрасней, чем раньше. Болезнь сделала ее стройной и хрупкой, но в то же время подчеркнула изящность стана, тонкие запястья и изгиб шеи. Биение сердца заглушило все звуки вокруг. Понимая, что у нас всего несколько минут, пока не проснулась вся гостиница, я вошел внутрь и пал перед ней на колени.
Скоро я услышал, что в комнате проснулись женщины, стал невидимым и ускользнул. Каэдэ вскрикнула от страха – я ведь никогда не говорил ей о своих талантах. Нам так много надо сказать друг другу: будет ли у нас когда-нибудь достаточно на то времени? От ветра зазвенели колокольчики, когда я пронесся мимо. Мой конь искал меня, но не видел. Поднимаясь быстрыми шагами в гору, я переполнялся радостью, словно выпил волшебное снадобье. Каэдэ здесь. Она не замужем. Она будет моей.
Затем я, как обычно, пошел к могиле Шигеру. В ранний час там никого не было, густые кедры едва пропускали свет. Солнце касалось лишь их верхушек. На противоположной стороне долины туман стлался по склонам, поэтому казалось, что горные вершины парят на поверхности облаков.
Водопад напоминал о себе беспрестанным шумом, которому вторило журчание воды, текущей по стокам и трубам в пруды и баки в саду. Я слышал, как молятся монахи, читают сутры, как неожиданно зазвенел колокол. Я радовался, что Шигеру покоится в столь умиротворенном месте. Я попросил, чтобы он передал мне свои силы и мудрость. Он, несомненно, знал, что я собираюсь выполнить его предсмертные просьбы. И прежде всего жениться на Каэдэ Ширакаве.
Земля задрожала под ногами. Это вселило в меня уверенность, что я поступаю правильно и что надо спешить. Мы должны пожениться немедленно.
Вода зажурчала как-то иначе, и я обернулся. В большом пруду, у самой поверхности проплывал косяк карпов, напоминая мерцающий красно-золотистый ковер. Макото с безмятежным выражением лица бросал корм рыбам.
Красный и золотой мелькали перед глазами, цвета удачи, цвета свадьбы.
Он увидел, что я смотрю на него, и спросил:
– Где ты пропадал? Ты пропустил завтрак.
– Поем позже. – Я встал на ноги и подошел к нему ближе, не в силах скрыть возбуждения. – Приехала госпожа Ширакава. Не мог бы ты сходить за ней и привести в женские комнаты для гостей?
Макото выбросил в воду последние зерна проса.
– Я поручу это Кахеи. Не хочу появляться на глаза, напоминать о боли, что причинил ей.
– Наверное, ты прав. Да, передай Кахеи, пусть доставит ее сюда до полудня.
– Что здесь делает Каэдэ? – спросил Макото, покосившись на меня.
– Она совершает паломничество в храм, чтобы воздать благодарность за свое выздоровление. Но раз уж она здесь, я намерен на ней жениться.
– Вот так, взять и жениться? – безрадостно рассмеялся Макото.
– Почему нет?
– Я мало понимаю в браках, но, по-моему, когда соединяются знатные семьи, такие, как Ширакава или Отори, нужно получить согласие, свое слово должны сказать предводители кланов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Однако ночами мысли возвращались к Каэдэ, а с ними приходило и вожделение. Я тосковал по ней, боялся, что она вышла замуж и теперь потеряна для меня навсегда. Когда не мог заснуть, я тихо ускользал из комнаты и покидал пределы храма, исследовал прилегающие территории, иногда доходил даже до Ямагаты. Бесконечные часы медитации, учения и тренировки довели мои способности до совершенства. Я не боялся, что меня кто-нибудь найдет.
Мы виделись с Макото каждый день на занятиях, но по молчаливому согласию не касались друг друга. Наша дружба перешла в иную плоскость, и должна сохраниться до конца жизни. Я не общался с женщинами. Их не пускали в храм, страх быть убитым удерживал меня от борделей, и я не хотел зачать еще одного ребенка. Я часто думал о Юки. Как-то безлунной ночью, в конце второго месяца, я проходил мимо дома ее родителей. Цветки сливы в темноте отдавали белизной, свет в доме не горел, а у ворот стоял только один охранник. Я слышал, что люди Араи осенью перевернули дом вверх дном. Теперь он казался покинутым. Выветрился даже запах брожения соевых бобов.
Я подумал о нашем ребенке. Наверняка родится мальчик. Племя воспитает сына в ненависти ко мне, и ему придется выполнить пророчество слепой прорицательницы. Знание будущего еще не означает, что ты сможешь его изменить. Такова горькая правда человеческой жизни.
Интересно, где сейчас Юки? Вероятно, в одной из отдаленных тайных деревушек к северу от Мацуэ. Порой я вспоминал ее отца, Кенжи. Он, скорей всего, где-то ближе, в одном из сел семьи Муто, в горах. Мне стали известны все тайные места Племени благодаря записям Шигеру. Я всю зиму учил их наизусть. Я пока еще не знал, как распорядиться этими сведениями: использовать их, чтобы получить прощение Араи и восстановить нашу дружбу, или самому искоренить секретную организацию, которая приговорила меня к смерти.
Когда-то очень давно Кенжи дал клятву защищать меня. И что же? Для его лживой натуры обещание – пустяк. Я не мог простить ему участие в заговоре против Шигеру. Однако я не мог и забыть, что Кенжи пошел со мной в замок той ночью, когда свершилась месть. Если бы мне понадобился помощник, я бы выбрал его. К сожалению, времена изменились. Кенжи никогда не решится пойти против Племени. Если мы когда-нибудь встретимся, то станем непримиримыми врагами.
Как-то на рассвете я возвращался в храм и услышал хриплое сопение волка. Он учуял меня, но не видел. Я подошел достаточно близко, чтобы разглядеть яркую рыжеватую шерсть за ушами и ощутить его дыхание. Волк зарычал от страха, попятился назад, повернулся и скрылся в подлеске. Я слышал, как он остановился и снова принюхался – обоняние зверя было столь же острым, как мой слух. Интересно, каково жить уединенной волчьей жизнью? В Племени меня звали Псом, но мне больше нравилось представлять себя волком, у которого нет хозяина.
Однажды утром я увидел моего коня Раку. Заканчивался третий месяц, почти зацвела вишня. Светало, я поднимался по крутой тропе, от солнечных лучей розовели вершины гор, покрытые снегом. Во дворе гостиницы стояли незнакомые лошади. Вроде бы все спали, только в одном из окон открылись ставни. Мой взгляд переметнулся в ту сторону, и в этот миг я узнал своего серого коня с черной гривой. Он повернул голову, заметил меня и призывно заржал.
Я подарил коня Каэдэ. После падения Инуямы больше у меня ничего не оставалось. Неужели Каэдэ продала его? Или Раку привез ее сюда, ко мне?
Конюшню и здание гостиницы разделял небольшой двор с соснами и каменными фонарями. Я ступил на него, чувствуя, что кто-то проснулся. Я подошел к веранде в отчаянной надежде увидеть Каэдэ, почти уверенный, что она рядом.
Она стала еще прекрасней, чем раньше. Болезнь сделала ее стройной и хрупкой, но в то же время подчеркнула изящность стана, тонкие запястья и изгиб шеи. Биение сердца заглушило все звуки вокруг. Понимая, что у нас всего несколько минут, пока не проснулась вся гостиница, я вошел внутрь и пал перед ней на колени.
Скоро я услышал, что в комнате проснулись женщины, стал невидимым и ускользнул. Каэдэ вскрикнула от страха – я ведь никогда не говорил ей о своих талантах. Нам так много надо сказать друг другу: будет ли у нас когда-нибудь достаточно на то времени? От ветра зазвенели колокольчики, когда я пронесся мимо. Мой конь искал меня, но не видел. Поднимаясь быстрыми шагами в гору, я переполнялся радостью, словно выпил волшебное снадобье. Каэдэ здесь. Она не замужем. Она будет моей.
Затем я, как обычно, пошел к могиле Шигеру. В ранний час там никого не было, густые кедры едва пропускали свет. Солнце касалось лишь их верхушек. На противоположной стороне долины туман стлался по склонам, поэтому казалось, что горные вершины парят на поверхности облаков.
Водопад напоминал о себе беспрестанным шумом, которому вторило журчание воды, текущей по стокам и трубам в пруды и баки в саду. Я слышал, как молятся монахи, читают сутры, как неожиданно зазвенел колокол. Я радовался, что Шигеру покоится в столь умиротворенном месте. Я попросил, чтобы он передал мне свои силы и мудрость. Он, несомненно, знал, что я собираюсь выполнить его предсмертные просьбы. И прежде всего жениться на Каэдэ Ширакаве.
Земля задрожала под ногами. Это вселило в меня уверенность, что я поступаю правильно и что надо спешить. Мы должны пожениться немедленно.
Вода зажурчала как-то иначе, и я обернулся. В большом пруду, у самой поверхности проплывал косяк карпов, напоминая мерцающий красно-золотистый ковер. Макото с безмятежным выражением лица бросал корм рыбам.
Красный и золотой мелькали перед глазами, цвета удачи, цвета свадьбы.
Он увидел, что я смотрю на него, и спросил:
– Где ты пропадал? Ты пропустил завтрак.
– Поем позже. – Я встал на ноги и подошел к нему ближе, не в силах скрыть возбуждения. – Приехала госпожа Ширакава. Не мог бы ты сходить за ней и привести в женские комнаты для гостей?
Макото выбросил в воду последние зерна проса.
– Я поручу это Кахеи. Не хочу появляться на глаза, напоминать о боли, что причинил ей.
– Наверное, ты прав. Да, передай Кахеи, пусть доставит ее сюда до полудня.
– Что здесь делает Каэдэ? – спросил Макото, покосившись на меня.
– Она совершает паломничество в храм, чтобы воздать благодарность за свое выздоровление. Но раз уж она здесь, я намерен на ней жениться.
– Вот так, взять и жениться? – безрадостно рассмеялся Макото.
– Почему нет?
– Я мало понимаю в браках, но, по-моему, когда соединяются знатные семьи, такие, как Ширакава или Отори, нужно получить согласие, свое слово должны сказать предводители кланов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68