Тогда я сказал: "Знаешь друг, а пошел бы ты... Возвращай мои деньги, и чтоб я тебя больше не видел". А он говорит: "А денег уже нет. Я их отдал бабе, которая продала номер". Я говорю: "Меня не колышет! Забери, и чтоб завтра деньги были". Он ушел и так с обидой хлопнул дверью. Проходит день, другой, третий - его нет. Думаю, пора разыскивать. Узнал я его адрес, пришел к нему домой: а он мне: "Деньги баба не вернула. Она их потратила. Вот ее адрес - разбирайтесь с ней сами". Я: "Ах, ты козел!" А он: "Сами виноваты! Я вам предлагал номер, а вы отказались".
На этих словах художник остановился, чтобы успокоиться и отдышаться. От внимания следователя не ускользнуло, что проделанная с живописцем афера до сих вызывает в нем бешенство.
- Ну а дальше, делать нечего, - продолжил Федор Ильич, - пошел я к этой бабе, которая продала номер. Как взглянул на нее, так сразу все и понял: пьянь гидролизная. От такой ничего не добьешься. Я опять наехал на Локридского. Полный нуль. Нет денег, и все! Тогда я пошел на ГТС, к его начальнику. Все рассказал, как есть. Его с работы выгнали, а мне что от этого? Все равно я остался без денег. Злость во мне так кипела, что не знаю, как я его тогда не убил. Уже мне не столько деньги были важны, сколько хотелось наказать его по-настоящему. Пытался я подать на него в суд - заявление не берут. Нет расписки. Пытался подать на него в милицию тоже не берут. Сам виноват. Вне закона подпольный телефон устанавливал. К тому же расплачивался валютой, что тоже незаконно. Пытался навести на него бандитов - не взялись. Сумма маленькая. Какой-то идиотизм! Вот он, жулик! Все это знают, признают и ничего не могут сделать. Убивать, убивать и убивать! - сделал вывод художник, раскрасневшись от негодования.
Тарас улыбнулся и подумал, что такой эмоциональный тип мог в порыве гнева уделать мерзавца ключом. Вслух же произнес:
- Я вижу, несмотря на то, что прошло столько лет, в вас до сих пор сидит обида.
- Еще бы она у меня не сидела! - воскликнул художник, энергично всплеснув руками. - Деньги так и пропали. А после этого мне всегда не хватало этих пятисот долларов. Мне и сейчас их не хватает.
- Ясненько, - выдохнул Тарас. - Значит, вы приходили к нему домой, но так ничего и не добились.
- Ничего, - сокрушенно ответил художник.
- Грозили убить? - улыбнулся Тарас.
- И убить грозил, и дом поджечь, и окна побить, и рэкет навести. Когда я приходил, он прятался за юбку жены, а потом они вообще перестали мне открывать. В конце концов я плюнул.
Федор Ильич налил еще чаю и принялся кромсать кусачками комковой сахар. Глядя на его ручищи, Карасев подумал, что этот одной левой раскрошит вдребезги чугунный котелок, не то что голову какого-то сторожа.
- Ну вот, как бы все, что касается Локридского, я вам рассказал, произнес художник, исподлобья посматривая на следователя. - Словом, человек он - наипаскуднейший. Таких убивать надо сразу - за один вид. А, кстати, почему милиция интересуется им?
- Потому что его убили.
- Убили! - воскликнул художник, прекратив щелкать щипцами. Локридского убили? - Удивление, и радость, и грусть мелькнули в глазах у художника. - Ну и... Царство ему небесное, - перекрестился Федор Ильич. На земле одним паразитом будет меньше. А, кстати, за что?
- Наверное, за вид, - усмехнулся Карасев, глядя в изумленные глаза художника. - Шучу, Федор Ильич. За что его убили, я как раз и пытаюсь выяснить.
- Понятно, за что, - покачал головой художник. - Еще обжулил кого-то с телефоном. Не все же такие великодушные, как я.
Карасев поднялся с места и стал прощаться с хозяином мастерской.
- Что ж, всего вам доброго, Тарас Александрович, - подал руку Федор Ильич. - Вы мне принесли неожиданную весть. Я даже в растерянности. Словом, с меня причитается.
- Кстати, - тормознул у дверей Карасев, остановив взгляд на сигнализационном приборе в его крохотной прихожей, - вы разбираетесь в сигнализации?
- Кому, как не мне, разбираться! - с гордостью ответил Сафронов. - Я пять лет проработал электромонтером во вневедомственной охране.
Карасев внимательно посмотрел ему в глаза, и художник почему-то смутился.
- Хотя это было давно. Кое-что, конечно, уже подзабыл...
21
Ближе к полуночи позвонила Аленка.
- Катька, я у тебя перекантуюсь. Можно?
- Подходи! А в чем дело?
- Прибегу - расскажу.
Аленка бросила трубку. Из спальни выплыла мама.
- Это опять она?
- Кто же еще? Сейчас придет с ночевой.
Мама всплеснула руками.
- До чего безалаберная девка! Все у нее не вовремя. А у тебя завтра экзамен.
- Не волнуйся, сдам...
Вскоре раздался звонок. Пришла Аленка, запыхавшаяся, пунцовая, с ног до головы в снегу, будто ее валяли.
- Что там у тебя, рассказывай! - с порога начала Катя, отыскивая ей тапочки.
- Ну их к черту, эти разборки! Они у меня вот уже где сидят! - провела Аленка ладонью по горлу. - Мишка воду баламутит! Все никак не успокоится, что я его бросила. Мишка со своим дружком Алехой подстерегли вчера Борьку у подъезда и отделали арматурой. Борька сегодня сбегал за своим брательником Генкой, и только что они дрались во дворе двое на двое. Алеха пырнул Генку ножом в живот. Ну не псих ли?
- Насмерть? - ужаснулась Катя.
- Не знаю. Только что увезли его на "скорой помощи". Весь двор в крови...
Из спальни вышла мама, покачала головой и вздохнула:
- Как же ты такое допустила?
- А что я могу сделать? - выкатила глазища Аленка. - Сама, что ли, под нож полезу?
- Тебе нужно было поговорить с Мишей по-хорошему. Сказать: "Ты уж извини, но сердце мое принадлежит другому".
Катя отмахнулась от матери, взяла подружку за руку и потащила в свою комнату.
Там Аленка отдышалась и сказала:
- Видеть не могу обоих.
- И Бориса?
- А его в первую очередь. Он, конечно, красавец мужчина, но такой зануда...
- Как же ты так? - укоризненно покачала головой Катя. - Он же пострадал за тебя.
- Во-первых, не он пострадал, а его брат, а во-вторых, нечего впутывать в свои дела посторонних. А в-третьих, я в нем очень разочаровалась.
- А есть такие, в которых ты еще не разочаровалась?
- Тсс! - поднесла ко рту палец Алена. Она с опаской посмотрела на дверь и прошептала: - Поклянись, что никому не скажешь!
- Чтоб я сдохла! - с готовностью прошептала Катя.
- Был у меня один мужчина. Когда он меня бросил, я чуть не повесилась.
- Это когда? - удивилась Катя.
- В пионерлагере. После седьмого класса.
- Так мы же с тобой вместе были, только ты в старшем отряде, а я в младшем.
- Были, да сплыли, - покачала головой Алена, и в глазах ее появились слезы.
- Да кто же он?
- Арсений Павлович. Военрук.
Брови Кати поползли вверх.
- Военрук? Да он взрослый. Ему тогда лет пятьдесят было. И у тебя с ним был роман?
- У меня с ним было все.
Катя с минуту смотрела на подругу, не в состоянии вымолвить слова. После чего сглотнула слюну и потянулась к семечкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
На этих словах художник остановился, чтобы успокоиться и отдышаться. От внимания следователя не ускользнуло, что проделанная с живописцем афера до сих вызывает в нем бешенство.
- Ну а дальше, делать нечего, - продолжил Федор Ильич, - пошел я к этой бабе, которая продала номер. Как взглянул на нее, так сразу все и понял: пьянь гидролизная. От такой ничего не добьешься. Я опять наехал на Локридского. Полный нуль. Нет денег, и все! Тогда я пошел на ГТС, к его начальнику. Все рассказал, как есть. Его с работы выгнали, а мне что от этого? Все равно я остался без денег. Злость во мне так кипела, что не знаю, как я его тогда не убил. Уже мне не столько деньги были важны, сколько хотелось наказать его по-настоящему. Пытался я подать на него в суд - заявление не берут. Нет расписки. Пытался подать на него в милицию тоже не берут. Сам виноват. Вне закона подпольный телефон устанавливал. К тому же расплачивался валютой, что тоже незаконно. Пытался навести на него бандитов - не взялись. Сумма маленькая. Какой-то идиотизм! Вот он, жулик! Все это знают, признают и ничего не могут сделать. Убивать, убивать и убивать! - сделал вывод художник, раскрасневшись от негодования.
Тарас улыбнулся и подумал, что такой эмоциональный тип мог в порыве гнева уделать мерзавца ключом. Вслух же произнес:
- Я вижу, несмотря на то, что прошло столько лет, в вас до сих пор сидит обида.
- Еще бы она у меня не сидела! - воскликнул художник, энергично всплеснув руками. - Деньги так и пропали. А после этого мне всегда не хватало этих пятисот долларов. Мне и сейчас их не хватает.
- Ясненько, - выдохнул Тарас. - Значит, вы приходили к нему домой, но так ничего и не добились.
- Ничего, - сокрушенно ответил художник.
- Грозили убить? - улыбнулся Тарас.
- И убить грозил, и дом поджечь, и окна побить, и рэкет навести. Когда я приходил, он прятался за юбку жены, а потом они вообще перестали мне открывать. В конце концов я плюнул.
Федор Ильич налил еще чаю и принялся кромсать кусачками комковой сахар. Глядя на его ручищи, Карасев подумал, что этот одной левой раскрошит вдребезги чугунный котелок, не то что голову какого-то сторожа.
- Ну вот, как бы все, что касается Локридского, я вам рассказал, произнес художник, исподлобья посматривая на следователя. - Словом, человек он - наипаскуднейший. Таких убивать надо сразу - за один вид. А, кстати, почему милиция интересуется им?
- Потому что его убили.
- Убили! - воскликнул художник, прекратив щелкать щипцами. Локридского убили? - Удивление, и радость, и грусть мелькнули в глазах у художника. - Ну и... Царство ему небесное, - перекрестился Федор Ильич. На земле одним паразитом будет меньше. А, кстати, за что?
- Наверное, за вид, - усмехнулся Карасев, глядя в изумленные глаза художника. - Шучу, Федор Ильич. За что его убили, я как раз и пытаюсь выяснить.
- Понятно, за что, - покачал головой художник. - Еще обжулил кого-то с телефоном. Не все же такие великодушные, как я.
Карасев поднялся с места и стал прощаться с хозяином мастерской.
- Что ж, всего вам доброго, Тарас Александрович, - подал руку Федор Ильич. - Вы мне принесли неожиданную весть. Я даже в растерянности. Словом, с меня причитается.
- Кстати, - тормознул у дверей Карасев, остановив взгляд на сигнализационном приборе в его крохотной прихожей, - вы разбираетесь в сигнализации?
- Кому, как не мне, разбираться! - с гордостью ответил Сафронов. - Я пять лет проработал электромонтером во вневедомственной охране.
Карасев внимательно посмотрел ему в глаза, и художник почему-то смутился.
- Хотя это было давно. Кое-что, конечно, уже подзабыл...
21
Ближе к полуночи позвонила Аленка.
- Катька, я у тебя перекантуюсь. Можно?
- Подходи! А в чем дело?
- Прибегу - расскажу.
Аленка бросила трубку. Из спальни выплыла мама.
- Это опять она?
- Кто же еще? Сейчас придет с ночевой.
Мама всплеснула руками.
- До чего безалаберная девка! Все у нее не вовремя. А у тебя завтра экзамен.
- Не волнуйся, сдам...
Вскоре раздался звонок. Пришла Аленка, запыхавшаяся, пунцовая, с ног до головы в снегу, будто ее валяли.
- Что там у тебя, рассказывай! - с порога начала Катя, отыскивая ей тапочки.
- Ну их к черту, эти разборки! Они у меня вот уже где сидят! - провела Аленка ладонью по горлу. - Мишка воду баламутит! Все никак не успокоится, что я его бросила. Мишка со своим дружком Алехой подстерегли вчера Борьку у подъезда и отделали арматурой. Борька сегодня сбегал за своим брательником Генкой, и только что они дрались во дворе двое на двое. Алеха пырнул Генку ножом в живот. Ну не псих ли?
- Насмерть? - ужаснулась Катя.
- Не знаю. Только что увезли его на "скорой помощи". Весь двор в крови...
Из спальни вышла мама, покачала головой и вздохнула:
- Как же ты такое допустила?
- А что я могу сделать? - выкатила глазища Аленка. - Сама, что ли, под нож полезу?
- Тебе нужно было поговорить с Мишей по-хорошему. Сказать: "Ты уж извини, но сердце мое принадлежит другому".
Катя отмахнулась от матери, взяла подружку за руку и потащила в свою комнату.
Там Аленка отдышалась и сказала:
- Видеть не могу обоих.
- И Бориса?
- А его в первую очередь. Он, конечно, красавец мужчина, но такой зануда...
- Как же ты так? - укоризненно покачала головой Катя. - Он же пострадал за тебя.
- Во-первых, не он пострадал, а его брат, а во-вторых, нечего впутывать в свои дела посторонних. А в-третьих, я в нем очень разочаровалась.
- А есть такие, в которых ты еще не разочаровалась?
- Тсс! - поднесла ко рту палец Алена. Она с опаской посмотрела на дверь и прошептала: - Поклянись, что никому не скажешь!
- Чтоб я сдохла! - с готовностью прошептала Катя.
- Был у меня один мужчина. Когда он меня бросил, я чуть не повесилась.
- Это когда? - удивилась Катя.
- В пионерлагере. После седьмого класса.
- Так мы же с тобой вместе были, только ты в старшем отряде, а я в младшем.
- Были, да сплыли, - покачала головой Алена, и в глазах ее появились слезы.
- Да кто же он?
- Арсений Павлович. Военрук.
Брови Кати поползли вверх.
- Военрук? Да он взрослый. Ему тогда лет пятьдесят было. И у тебя с ним был роман?
- У меня с ним было все.
Катя с минуту смотрела на подругу, не в состоянии вымолвить слова. После чего сглотнула слюну и потянулась к семечкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48