— В Москве, господин генерал…
— Прошу без чинов…
Снова постучали, Астафьев открыл дверь.
— Входи, входи…
Вошла Козихина в новом желтом платье с кружевным передником, в наколке на пышных волосах. Знак «ОСТ» искусно задрапирован черным кружевным платчочком.
Астафьев оживился:
— Что принесла? Коньяк, икра… и монархическая закуска. Скажи Ахметели, что нас уже трое. Третий, не забудь, Федор Иванович, генерал.
— Как можно! Не каждый день генерала обслуживаем, тем более такого видного.
Трухин захохотал:
— Такого! Метр девяносто шесть сантиметров. Скажи Ахметели, для меня шашлык. Гулять так гулять.
Козихина выскочила. Трухин ухмыльнулся:
— Мила! Вообще Ахметели молодец, умеет подбирать штат.
Астафьев сердито сказал:
— Эта канарейка не его заслуга.
— Мила, мила…
— Извините, Федор Иванович, я сказал, что это не его заслуга.
— Понял, поручик, понял… Мила. — Трухин взял бутылку. — Начнем, господа…
Орлов любезно пододвинул рюмку:
— Возьмите мою. Я подожду…
Трухин налил полный стакан.
— Ничего, я из этого сосуда могу…
Поднял стакан:
— За боевую дружбу людей разных убеждений, взглядов, характеров, объединенных ненавистью к большевизму! За русский народ!
Астафьев закусил лимоном.
— А все-таки покойный император был не дурак… Неплохо!
Трухин торопливо вылил остатки коньяка в стакан, заговорил:
— Не люблю, когда пусто… А императора я видел… Что вы так смотрите, Астафьев? Видел. В 1913 году, в трехсотлетие дома Романовых. Государь приезжал с семьей к нам в Кострому. Мне, как самому высокому гимназисту, поручили преподнести императору хлеб-соль! Я тогда был в шестом классе… Ваше здоровье, господа!
Астафьев осторожно локтем толкнул Орлова: «Посмотрите, как накачивается господин генерал». Трухин поднял пустую бутылку:
— Распорядитесь, господин поручик. Астафьев снял трубку.
— Будет исполнено… Вот вы, Федор Иванович, сказали — «за русский народ». Извините, что я затеваю этот разговор… Если верить герру Геббельсу и нашей газете «Доброволец», русский народ ненавидел большевиков, и с нетерпением ждал прихода Гитлера. А сейчас этот самый народ во главе с большевиками не сегодня, так завтра придет на землю Великой Германии… Алло! Ахметели!.. Не отвечает.
Трухин, морщась, пожевал лимон, выплюнул корку и язвительно заметил:
— Из вас, поручик, вышел бы неплохой комиссар.
— Я хочу все понять, ваше превосходительство. Я не был в России с детства.
— Умом, поручик, Россию не понять…
— Знаю, слышал. В Россию можно только верить… Но вы скажите мне, сыну белого эмигранта, в какую Россию я должен верить? Что вы скажете, господин Орлов? Вы же недавно из России.
Орлов крутил пустую рюмку. «Что ему от меня надо? Вот, стервец, завел разговор. А отвечать надо немедленно».
— Верить обязательно, и, во всяком случае, не в ту Россию, в которой придумывали закусывать коньяк лимоном… Что ушло, то ушло…
Трухин поскучнел:
— Поручик, распорядитесь!
Астафьев бросил трубку:
— Пропал Ахметели! Пойду искать.
Трухин расстегнул мундир:
— У вас душно, господин Орлов. Я сниму… И вы раздевайтесь. Давайте без церемоний… — Вынул из заднего кармана флягу. — Не желаете? У меня тут НЗ. Правда, водка… Не желаете? Ну, как хотите. Я выпью. Если бы вы знали, какая тут тоска… Мне скоро пятьдесят. Иду под уклон жизни, жизнь прожита. А чего достиг? Русский человек, дворянин… Я понимаю, вам это смешно слышать — дворянин! Сижу в Берлине… Всю жизнь делал не те ставки… Государю императору дали под зад… В 1918 м соблазнился Савинковым, влез в ярославский мятеж. Командовал полковник Перхуров. Казалось, орел! А орлу сначала выщипали хвост, потом оторвали голову… Надо было жить, скрывать свое происхождение… Дослужился у большевиков до генерал-майора… Все в порядке. А тут война. Я заместитель начальника штаба армии. Немцы в Смоленске, под Киевом, немцы во всей Европе. Казалось, вот мой идеал — Адольф Гитлер! А его скоро загонят в мышеловку. Несчастный дурак!..
Орлов встал, руки по швам, спокойно, твердо возразил:
— Я вас прошу — не надо так говорить! Мы солдаты, не лакеи. Это только лакеи сплетничают про хозяев…
— Я пошутил, господин Орлов… Давайте выпьем!..
— Я пропущу, Федор Иванович, не хочу мешать коньяк с водкой. Господин Астафьев сейчас принесет.
— Дожидайся! Он у своей канарейки… Русский из Бордо… Ты с ним поаккуратнее. Большая сволочь. Мы с тобой из России, а он из Бордо… Скажи, боишься смерти? Только не ври…
— Как сказать. Боюсь.
— Спасибо! Молодец! Выпей! Ты хороший человек, Орлов. Все врут: «Не боюсь!» А все дрожат. Трусы. Знаешь, как наш шеф боится? На ночь молится. Сам видел. Крестится, крестится и все шепчет: «Господи, господи…» И я боюсь! Все будет, а меня не будет. Это ужасно. Понимаешь, вот этот стол, стулья будут существовать, а меня не будет…
Вошел Астафьев:
— Сейчас принесут.
Увидел, что Трухин совсем захмелел.
— А не пора ли нам, ваше превосходительство? Мой папа иногда говаривал: «Дорогие гости, вам хозяева не надоели?»
— Ну, где ваша канарейка? — Астафьев подал Трухину мундир:
— Идемте, Федор Иванович. Тем более что к господину Орлову скоро пожалует супруга. Алексей Иванович не видел жену много лет.
Трухин никак не мог попасть рукой в рукав.
— Сочувствую… Я тоже мою законную не видел много лет. Надоели здешние вертихвостки. Это очень приятно… После долгой разлуки.
И Трухин неожиданно запел:
— «Сперва неловко как-то было и не хватало нужных фраз…»
Астафьев напялил на него мундир, бесцеремонно потянул к двери.
— Ауф видерзейн, господин Орлов… Пошли, Федор Иванович, пошли…
Вошла Кира. Видимо, сначала она даже не поняла, куда она попала, — с удивлением посмотрела на власовцев.
Орлов помог довести Трухина до двери.
— До свидания, Федор Иванович.
— Подожди, Алексей Иванович, я должен представиться… честь имею. Трухин Федор… Гимназист… Пардон, фрау… Совет да любовь. — И запел: — «Потом она сказала мило…»
— Я сейчас, Кира, сейчас… Только провожу. Наконец-то захлопнулась дверь за гостями. «Это не номер, а камера для наблюдения».
— Алеша, как ты мог!
— Я тебе потом все объясню… Ты должна понять. «Господи, как ей рассказать?»
— Алеша, как ты мог?
— Подожди, я оденусь!..
Орлов схватил немецкий мундир. Кира увидела мундир, стала как мел.
— Как ты мог? «Как ей объяснить? Как?»
Резко распахнулась дверь. Вошла Козихина. Игриво улыбнулась, стрельнула глазами.
— Просили добавить, ваше благородие…
— Кира, подожди!
Кира крикнула от двери:
— Живи в этой мерзости!.. Живи… Живи…
Орлов бросился за ней, кинул на ходу Козихиной:
— Принесла вас нелегкая!
Старик портье стоял к лифту спиной, выписывал счета. Он не видел, как чтото большое пролетело за сетчатой шахтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141