Тут абстракционисты Сальвадор Дали или Пикассо нужны, чтобы найдти общее между: Губернатором области; жуликоватым "королем бензоколонок"; депутатом областной Думы; содержательницей шикарного борделя Матильдой; грозным милицейским чином; бандитами; пьяным духовым оркестром; проститутками ( с какой стати тут объявились, но объявились, на работу пришли!); банкирами и бизнесменами высокого полета; двумя уже вдребезги надравшимися могильщиками на заднем плане; стайкой нищенок; грязными бездомными собаками; воронами, злобно каркающими на голых ветвях деревьев; черным снегом под ногами и прочей атрибутикой похорон в Российской Империи образца весны 1998 года.
Альфред Викторович не успел в этой мысли разобраться, как получил болезненный тычок под ребра и ласковый голос промурлыкал ему в ухо.
- Альф, недоделок, сваливал бы ты отсюда куда подальше!
Альфред Викторович обиженно повернулся и обнаружил, что мурлыкавший голос принадлежит широкоплечему парню и в самом деле, слегка смахивающему на кота круглой башкой и маленькими прижатыми ушами. Морда у Котяры была хитрой и улыбчивой, но Альфред Викторович его знать не знал и потому спросил независимо.
- Вы, сударь, кто такой, извините?
- Повторяю, Альф, сваливай от греха подальше.
- Это чье распоряжение, уважаемый? - все ещё ерепенился Альфред Викторович, хотя и понимал, что не этот исполнитель гонит его с похорон, он - котенок, и лишь выполняет поручения своего дяди - Тигра.
- Мое распоряжение, Альф. Пшел вон, мигом.
Подобного обращения Альфред Викторович не спускал никому и ни при каких обстоятельствах, а потому ответил высокомерно.
- Запомни, быдло, пся кревь. Комаровский, приказам "шестерок" не подчиняется!
- Пять минут, Альф. Больше предупреждений не будет.
Альфред Викторович презрительно отвернулся от Котяры, динамик над головой громко затрещал, пискнул и глуховатый, с придыханием голос зазвучал на все кладбище.
- Господа... Тяжело хоронить молодого человека... Трагична смерть в молодости, особенно когда она насильственна...
Альфред Викторович разглядел, что первым, как оказалось, выступал человек достойный и уважаемый - депутат Подмосковной Думы. Он стоял на каком-то возвышении, без шапки, узкий лысый череп был украшен венчиком волос над ушами, дряблые худые щеки его казалось засасывались в глотку при каждом слове, говорил с трудом и было непонятно, от слабости ли это физической или от глубины похоронных переживаний.
- Феде Чуракову досталась короткая жизнь...
За спиной своей Комаровский услышал женское, горестное:
- Да ты Юр-Игнатьич, видать, и сам-то уже не жилец...
- Кто? Не жилец? - шепотом прозвучал вопрос.
- Депутат наш, Нехорошев. Ты посмотри на него, поменять его в гробу с покойником надо.
Альфред Викторович, всмотревшись в депутата, вынужден был согласиться с мнением за своей спиной: женщины правы, депутат выглядел бы в гробу более пристойно, чем тридцатилетний бизнесмен.
- За человека говорят не его добрый характер. - уже задыхался Нехорошев. - Не его слова, а его дела... И вот ушел от нас наш земляк, русский парень Федя Чураков. Что он оставил?.. Что успел сделать? Вы знаете это лучше меня. Он возродил к жизни работу детской больницы... Он помог не закрыть две спецшколы в нашем районе. Он устроил столовую для ветеранов... Много плохого говорят сейчас про "новых русски"... Но я хочу, чтоб все "новые русские" были такими, как Федя.
Депутат выдержал речь ещё около минуты, восхвалениями поступков покойного не занимался, а просто перечислял факты, всем известные.
Если Тот на небесах, кто решал загробную жизнь Чуракова, слышал эту адвокатскую речь депутата, верил ей и не знал более ничего, то Тот моментально превратил бы Чуракова в ангела. Пропустил бы Чуракова с поклоном в ворота Рая, или посадил рядом с собой одесную.. Но Тот и Альфред Викторович отлично знали, что кроме перечисленных благодеяний, покойный за свою краткую жизнь успел отгрохать себе дворец по названию "вилла", прикупить дома в Крыму и на Южном побережье Франции, при дворце у него был гараж на пять машин, а Москве - стояли ещё три. В целом же, сумма личного обогащения Чуракова значительно превышала сумму того, чем он облагодетельствовал общественность. И если Тот положит все отрицательные и положительные деяния бизнесмена на разные чаши весов, то скорее всего Чураков тут же полетит вниз головой прямо в бездны Ада.
А может и нет... Воспарит в райские кущи - если Тот опять же догадается сравнить деятельность Чуракова с откровенным разбоем того же "короля бензоколонок" Семки Беркина или промыслом Матильды.
Нет, решил Альфред Викторович. Чураков застрянет где-то посредине, между небом и землей, и было б неплохо, если б Русский Бизнес состоял только из "Чураковых"
За этими невеселыми размышлениями Альфред Викторович пропустил, не зафиксировал в сознание слезливое и крикливое выступление Матильды, которое было посвящено, кажется, высоким моральным качествам усопшего - прекрасного сына, мужа, и отца Про двух детей от первого брака она лишь намекнула, но благоразумно не заостряла на них внимания. Альфред Викторович в свою очередь знал, что Вера (первая жена с детьми) после развода тут же убыла в Австралию, удачно вышла замуж и растворилась в житейском море. А Чураков плюнул на исчезнувших потомков, и с Ниной твердо договорились - в двадцать семь она начнет рожать детей. Троих....
Не получилось.
Перед тем, как вокруг могилы вспыхнул пылкий и громкий скандал, успели выступить Губернатор области и пророкотал густым басом милицейский чин Афанасьев. Он рубил фразы казацкой шашкой, выговаривал в каком-то четком ритме, так что речь его помимо собственного желания выстраивалась в стихи.
Ушел наш друг.
Печали много.
Но жизнь он прожил здесь не зря.
Он всем пример.
Таких у нас немного Был честен он и это всем пример.
А потому его мы не забудем.
Я это говорю для тех, кто счас дрожит.
Такие есть здесь, их я знаю И скоро с ними я поговорю.
Семье - поможем.
Нина, ты не бойся.
Его дела остались нам в наследство.
Спи, друг, спокойно.
Они за все заплатят.
А память о тебе у нас всегда с собой.
Альфред Викторович предположил, что у кого-то из присутствующих от этого монолога Афан-Шерифа должна была морозная сыпь на коже выступить.
А потом начался скандал - громадный полированный гроб не пожелал опускаться в слишком узкую для него щель могилы. Один из могильщиков пьяно закричал на все кладбище.
- А потому, что не по русски все это! Это же не гроб, а целый автомобиль!
Гном с Ружьем, не раздумывая, дал ему в ухо, от чего могильщик полетел мордой в грязь, но встал и заорал ещё громче.
- Я тридцать лет принципиально православных и евреев хороню!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Альфред Викторович не успел в этой мысли разобраться, как получил болезненный тычок под ребра и ласковый голос промурлыкал ему в ухо.
- Альф, недоделок, сваливал бы ты отсюда куда подальше!
Альфред Викторович обиженно повернулся и обнаружил, что мурлыкавший голос принадлежит широкоплечему парню и в самом деле, слегка смахивающему на кота круглой башкой и маленькими прижатыми ушами. Морда у Котяры была хитрой и улыбчивой, но Альфред Викторович его знать не знал и потому спросил независимо.
- Вы, сударь, кто такой, извините?
- Повторяю, Альф, сваливай от греха подальше.
- Это чье распоряжение, уважаемый? - все ещё ерепенился Альфред Викторович, хотя и понимал, что не этот исполнитель гонит его с похорон, он - котенок, и лишь выполняет поручения своего дяди - Тигра.
- Мое распоряжение, Альф. Пшел вон, мигом.
Подобного обращения Альфред Викторович не спускал никому и ни при каких обстоятельствах, а потому ответил высокомерно.
- Запомни, быдло, пся кревь. Комаровский, приказам "шестерок" не подчиняется!
- Пять минут, Альф. Больше предупреждений не будет.
Альфред Викторович презрительно отвернулся от Котяры, динамик над головой громко затрещал, пискнул и глуховатый, с придыханием голос зазвучал на все кладбище.
- Господа... Тяжело хоронить молодого человека... Трагична смерть в молодости, особенно когда она насильственна...
Альфред Викторович разглядел, что первым, как оказалось, выступал человек достойный и уважаемый - депутат Подмосковной Думы. Он стоял на каком-то возвышении, без шапки, узкий лысый череп был украшен венчиком волос над ушами, дряблые худые щеки его казалось засасывались в глотку при каждом слове, говорил с трудом и было непонятно, от слабости ли это физической или от глубины похоронных переживаний.
- Феде Чуракову досталась короткая жизнь...
За спиной своей Комаровский услышал женское, горестное:
- Да ты Юр-Игнатьич, видать, и сам-то уже не жилец...
- Кто? Не жилец? - шепотом прозвучал вопрос.
- Депутат наш, Нехорошев. Ты посмотри на него, поменять его в гробу с покойником надо.
Альфред Викторович, всмотревшись в депутата, вынужден был согласиться с мнением за своей спиной: женщины правы, депутат выглядел бы в гробу более пристойно, чем тридцатилетний бизнесмен.
- За человека говорят не его добрый характер. - уже задыхался Нехорошев. - Не его слова, а его дела... И вот ушел от нас наш земляк, русский парень Федя Чураков. Что он оставил?.. Что успел сделать? Вы знаете это лучше меня. Он возродил к жизни работу детской больницы... Он помог не закрыть две спецшколы в нашем районе. Он устроил столовую для ветеранов... Много плохого говорят сейчас про "новых русски"... Но я хочу, чтоб все "новые русские" были такими, как Федя.
Депутат выдержал речь ещё около минуты, восхвалениями поступков покойного не занимался, а просто перечислял факты, всем известные.
Если Тот на небесах, кто решал загробную жизнь Чуракова, слышал эту адвокатскую речь депутата, верил ей и не знал более ничего, то Тот моментально превратил бы Чуракова в ангела. Пропустил бы Чуракова с поклоном в ворота Рая, или посадил рядом с собой одесную.. Но Тот и Альфред Викторович отлично знали, что кроме перечисленных благодеяний, покойный за свою краткую жизнь успел отгрохать себе дворец по названию "вилла", прикупить дома в Крыму и на Южном побережье Франции, при дворце у него был гараж на пять машин, а Москве - стояли ещё три. В целом же, сумма личного обогащения Чуракова значительно превышала сумму того, чем он облагодетельствовал общественность. И если Тот положит все отрицательные и положительные деяния бизнесмена на разные чаши весов, то скорее всего Чураков тут же полетит вниз головой прямо в бездны Ада.
А может и нет... Воспарит в райские кущи - если Тот опять же догадается сравнить деятельность Чуракова с откровенным разбоем того же "короля бензоколонок" Семки Беркина или промыслом Матильды.
Нет, решил Альфред Викторович. Чураков застрянет где-то посредине, между небом и землей, и было б неплохо, если б Русский Бизнес состоял только из "Чураковых"
За этими невеселыми размышлениями Альфред Викторович пропустил, не зафиксировал в сознание слезливое и крикливое выступление Матильды, которое было посвящено, кажется, высоким моральным качествам усопшего - прекрасного сына, мужа, и отца Про двух детей от первого брака она лишь намекнула, но благоразумно не заостряла на них внимания. Альфред Викторович в свою очередь знал, что Вера (первая жена с детьми) после развода тут же убыла в Австралию, удачно вышла замуж и растворилась в житейском море. А Чураков плюнул на исчезнувших потомков, и с Ниной твердо договорились - в двадцать семь она начнет рожать детей. Троих....
Не получилось.
Перед тем, как вокруг могилы вспыхнул пылкий и громкий скандал, успели выступить Губернатор области и пророкотал густым басом милицейский чин Афанасьев. Он рубил фразы казацкой шашкой, выговаривал в каком-то четком ритме, так что речь его помимо собственного желания выстраивалась в стихи.
Ушел наш друг.
Печали много.
Но жизнь он прожил здесь не зря.
Он всем пример.
Таких у нас немного Был честен он и это всем пример.
А потому его мы не забудем.
Я это говорю для тех, кто счас дрожит.
Такие есть здесь, их я знаю И скоро с ними я поговорю.
Семье - поможем.
Нина, ты не бойся.
Его дела остались нам в наследство.
Спи, друг, спокойно.
Они за все заплатят.
А память о тебе у нас всегда с собой.
Альфред Викторович предположил, что у кого-то из присутствующих от этого монолога Афан-Шерифа должна была морозная сыпь на коже выступить.
А потом начался скандал - громадный полированный гроб не пожелал опускаться в слишком узкую для него щель могилы. Один из могильщиков пьяно закричал на все кладбище.
- А потому, что не по русски все это! Это же не гроб, а целый автомобиль!
Гном с Ружьем, не раздумывая, дал ему в ухо, от чего могильщик полетел мордой в грязь, но встал и заорал ещё громче.
- Я тридцать лет принципиально православных и евреев хороню!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65