К тому же нам, босс, самим не выгодно позором фирму покрывать. Ты ведь в этом халате ходить больше не будешь? он указал на Комаровского. - После этого козла?
- Еще чего! Мне этим халатом теперь зад подтирать противно! возмутился Чураков, а Ишак все так же неторопливо заметил.
- Тогда он получит достойное наказание...Но мы и сами виноваты.Я тебе давно говорил, босс, охраны у ворот дачных участков - недостаточно. Надо ставить и свою, прямо при фазенде, в доме.
- Ты был прав. Сегодня же организуй, - бросил Чураков, плюнул на шелковый халат Комаровского и пошел к ванной комнате, на ходу выкрикивая.
- Нинка! Открывай добром, а то ещё хуже будет!
Судьба Нины Комаровского на данный момент мало заботила - он полагал, что в конечном счете, семейные разборки закончатся миром. Больше его волновали неторопливые действия Ишака, которые поначалу показались странными и лишенными смысла.
Ишак забрался на подоконник и содрал шторы, а затем освободил длинную штангу, на которой эти шторы висели. Штанга оказалась крепкой, отделанной под бронзу. После этой предварительной операции, Ишак вежливо предложил Комаровскому встать на ноги и вытянуть руки в сторону. И тут же очень ловко продел штангу сквозь оба длинных рукава халата, а кисти рук Альфреда Викторовича жестко привязал шнуром к штанге, так что Комаровский оказался крестообразно распростер в пространстве, словно Христос на Распятие. Определить точнее - более всего Альфред Викторович напоминал сейчас огородное чучело, когда на две скрещенные палки надевают пиджак и шляпу. Затем Ишак плотно увязал на чреслах Альфреда Викторовича пояс халата, отошел в сторону, полюбовался своей работой и крикнул в коридор.
- Босс, будешь прощаться с мерзавцем?
- Гони его в шею! - прозвучало из глубины квартиры: там события развивались своим чередом, с криками и угрозами, поскольку Нина дверей ванны так и не открывала - держала оборону, пережидая, пока муж остынет.
Ишак взял Комаровского за шиворот и повел на выход, что оказалось делом несколько сложным - штанга, укрепленная на плечах Комаровского в горизонтальном положении, оказалась настолько длинной, что по лестнице пришлось спускаться боком и так же боком - выйти на крыльцо.
Уже после того, как они миновали калитку, Ишак поставил Комаровского в стартовое положение, с короткого разбега дал ногой в зад прощальный пинок и добрый совет на дорогу:
- Счастливого пути, козлик! Никогда не лезь в постель благодетеля! и заржал, крайне довольный своим трюком.
Альфред Викторович по инерции удара пробежал пару шажков, пал лицом в мокрый, мартовский снежок, но тут же поднялся, хотя это упражнение, учитывая его зафиксированную позу "а ля чучело", выполнить было нелегко.
Он обернулся. Ишак уже ушел в дом, откуда слышались крики Чуракова и какой-то грохот. Судя по высокому женскому голосу, теперь и Нина перешла в атаку, обвиняя своего мужа во всем случившемся. Так что в семье - все было в порядке, чего никак нельзя было сказать про положение Альфреда Викторовича.
Его шикарный вечерний костюм, две пары туфлей, нижнее белье, дубленка, красивая меховая шапка и чемодан со сменой одежды - остались в особняке, а сам он оказался в хозяйском халате, под которым не было ничего, кроме трусов гавайской расцветки. Учитывая, что температура воздуха была около ноля, сырой туман завис в воздухе, а с неба, как оказалось, падал редкий снег в перемежку с дождем, назвать положение Альфреда Викторовича смешным было никак невозможно.
Он оглянулся, надеясь найти помощь. Дачный поселок, в обе стороны длинной улицы, застроенной особняками, был тих. По позднему часу даже собаки не лаяли. Ожидать помощи со стороны не приходилось, к тому же босыми ногами (да ещё при снежке) Альфред Викторович привык ступать только по теплому песку пляжа: в Ницце или на Канарских островах.
Разумно было бы вернуться к Чураковым и попросить пощады, или устроить скандал, но, во-первых: этого не позволяла гордость, во-вторых: отстоять свои гражданские права на собственное имущество в данную минуту не было никаких обнадеживающих перспектив. Высокомерная натура Альфреда Викторовича не позволяла пасть в столь низкую степень унижения. Потом он вспомнил, что на выходе из поселка имеется охрана из штатных милиционеров, подрабатывающих в свободное от службы время, так что можно было попросить помощи у них. Но опять же неувязка.Контакты с правоохранительными органами всю его длинную жизнь не приносили пользы душевному здоровью Альфреда Викторовича и он таких контактов принципиально избегал.
Оставалось только лечь на землю и умирать под холодным мартовским небом.
Альфред Викторович избрал путь борьбы. Покачивая привязанными к штанге руками, словно птица в планирующем полете, он двинулся по скользкой дороге, прикидывая, что до родного автомобиля, предусмотрительно оставленного в центре поселка, не столь уж и далеко, метров триста. А там, быть может, возле магазина окажется сторож, который в эту лютую погоду скорее всего пьян, а потому странного вида Альфреда Викторовича - не испугается.
Он отважно двинулся в темноту и это предприятие оказалось достаточно трудоемким - местами на мокрой дороге попадались ледяные проплешины и Альфред Викторович ни одной из них не миновал. Он падал и на грудь, и на спину, боялся сломать ноги или руки, но мужественно вставал. Когда ещё были силы. Еще сложнее оказалось бороться с заносами - когда рукокрылого Альфреда Викторовича забрасывало к кювету и швыряло на заборы, он больно и неловко ударялся о штакетник своими "крыльями". Едва он ускорял шаги, как его раскручивало вокруг вертикальной носи и опять же бросало в канаву. Такое движение отнимало много сил и утомляло морально, так что ему приходилось делать частые передышки - лежал на холодной земле, смотрел в небо и прикидывал, что последний час своей жизни вынужден встречать далеко не в самом лучшем и приличном виде.
Во время одной из таких пауз он услышал гул мотора, приподнялся было, но через несколько секунд определил, что это от дачи Чураковых едет на красном "гольфе" телохранитель Ишак, что было понятно: семейный скандал заканчивался и свидетель позора Чуракову не был нужен, отчего он и выгнал телохранителя.
Ишак проехал мимо, а Альфред Викторович поднялся и продолжил свой тяжкий путь, спотыкаясь, падая и ругаясь По всем указанным причинам Альфред Викторович и за полчаса не прошел половину намеченного пути, но тут судьба неожиданно смилостивилась над ним. Поначалу он услышал призывный свист, потом лай собаки и она выскочила ему навстречу, бросилась в ноги и он её тот час узнал - собака соседа по даче Чуракова - Толстенко. Комаровский тут же вспомнил этого угрюмого старика в очках, одрябшего и вечно больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Еще чего! Мне этим халатом теперь зад подтирать противно! возмутился Чураков, а Ишак все так же неторопливо заметил.
- Тогда он получит достойное наказание...Но мы и сами виноваты.Я тебе давно говорил, босс, охраны у ворот дачных участков - недостаточно. Надо ставить и свою, прямо при фазенде, в доме.
- Ты был прав. Сегодня же организуй, - бросил Чураков, плюнул на шелковый халат Комаровского и пошел к ванной комнате, на ходу выкрикивая.
- Нинка! Открывай добром, а то ещё хуже будет!
Судьба Нины Комаровского на данный момент мало заботила - он полагал, что в конечном счете, семейные разборки закончатся миром. Больше его волновали неторопливые действия Ишака, которые поначалу показались странными и лишенными смысла.
Ишак забрался на подоконник и содрал шторы, а затем освободил длинную штангу, на которой эти шторы висели. Штанга оказалась крепкой, отделанной под бронзу. После этой предварительной операции, Ишак вежливо предложил Комаровскому встать на ноги и вытянуть руки в сторону. И тут же очень ловко продел штангу сквозь оба длинных рукава халата, а кисти рук Альфреда Викторовича жестко привязал шнуром к штанге, так что Комаровский оказался крестообразно распростер в пространстве, словно Христос на Распятие. Определить точнее - более всего Альфред Викторович напоминал сейчас огородное чучело, когда на две скрещенные палки надевают пиджак и шляпу. Затем Ишак плотно увязал на чреслах Альфреда Викторовича пояс халата, отошел в сторону, полюбовался своей работой и крикнул в коридор.
- Босс, будешь прощаться с мерзавцем?
- Гони его в шею! - прозвучало из глубины квартиры: там события развивались своим чередом, с криками и угрозами, поскольку Нина дверей ванны так и не открывала - держала оборону, пережидая, пока муж остынет.
Ишак взял Комаровского за шиворот и повел на выход, что оказалось делом несколько сложным - штанга, укрепленная на плечах Комаровского в горизонтальном положении, оказалась настолько длинной, что по лестнице пришлось спускаться боком и так же боком - выйти на крыльцо.
Уже после того, как они миновали калитку, Ишак поставил Комаровского в стартовое положение, с короткого разбега дал ногой в зад прощальный пинок и добрый совет на дорогу:
- Счастливого пути, козлик! Никогда не лезь в постель благодетеля! и заржал, крайне довольный своим трюком.
Альфред Викторович по инерции удара пробежал пару шажков, пал лицом в мокрый, мартовский снежок, но тут же поднялся, хотя это упражнение, учитывая его зафиксированную позу "а ля чучело", выполнить было нелегко.
Он обернулся. Ишак уже ушел в дом, откуда слышались крики Чуракова и какой-то грохот. Судя по высокому женскому голосу, теперь и Нина перешла в атаку, обвиняя своего мужа во всем случившемся. Так что в семье - все было в порядке, чего никак нельзя было сказать про положение Альфреда Викторовича.
Его шикарный вечерний костюм, две пары туфлей, нижнее белье, дубленка, красивая меховая шапка и чемодан со сменой одежды - остались в особняке, а сам он оказался в хозяйском халате, под которым не было ничего, кроме трусов гавайской расцветки. Учитывая, что температура воздуха была около ноля, сырой туман завис в воздухе, а с неба, как оказалось, падал редкий снег в перемежку с дождем, назвать положение Альфреда Викторовича смешным было никак невозможно.
Он оглянулся, надеясь найти помощь. Дачный поселок, в обе стороны длинной улицы, застроенной особняками, был тих. По позднему часу даже собаки не лаяли. Ожидать помощи со стороны не приходилось, к тому же босыми ногами (да ещё при снежке) Альфред Викторович привык ступать только по теплому песку пляжа: в Ницце или на Канарских островах.
Разумно было бы вернуться к Чураковым и попросить пощады, или устроить скандал, но, во-первых: этого не позволяла гордость, во-вторых: отстоять свои гражданские права на собственное имущество в данную минуту не было никаких обнадеживающих перспектив. Высокомерная натура Альфреда Викторовича не позволяла пасть в столь низкую степень унижения. Потом он вспомнил, что на выходе из поселка имеется охрана из штатных милиционеров, подрабатывающих в свободное от службы время, так что можно было попросить помощи у них. Но опять же неувязка.Контакты с правоохранительными органами всю его длинную жизнь не приносили пользы душевному здоровью Альфреда Викторовича и он таких контактов принципиально избегал.
Оставалось только лечь на землю и умирать под холодным мартовским небом.
Альфред Викторович избрал путь борьбы. Покачивая привязанными к штанге руками, словно птица в планирующем полете, он двинулся по скользкой дороге, прикидывая, что до родного автомобиля, предусмотрительно оставленного в центре поселка, не столь уж и далеко, метров триста. А там, быть может, возле магазина окажется сторож, который в эту лютую погоду скорее всего пьян, а потому странного вида Альфреда Викторовича - не испугается.
Он отважно двинулся в темноту и это предприятие оказалось достаточно трудоемким - местами на мокрой дороге попадались ледяные проплешины и Альфред Викторович ни одной из них не миновал. Он падал и на грудь, и на спину, боялся сломать ноги или руки, но мужественно вставал. Когда ещё были силы. Еще сложнее оказалось бороться с заносами - когда рукокрылого Альфреда Викторовича забрасывало к кювету и швыряло на заборы, он больно и неловко ударялся о штакетник своими "крыльями". Едва он ускорял шаги, как его раскручивало вокруг вертикальной носи и опять же бросало в канаву. Такое движение отнимало много сил и утомляло морально, так что ему приходилось делать частые передышки - лежал на холодной земле, смотрел в небо и прикидывал, что последний час своей жизни вынужден встречать далеко не в самом лучшем и приличном виде.
Во время одной из таких пауз он услышал гул мотора, приподнялся было, но через несколько секунд определил, что это от дачи Чураковых едет на красном "гольфе" телохранитель Ишак, что было понятно: семейный скандал заканчивался и свидетель позора Чуракову не был нужен, отчего он и выгнал телохранителя.
Ишак проехал мимо, а Альфред Викторович поднялся и продолжил свой тяжкий путь, спотыкаясь, падая и ругаясь По всем указанным причинам Альфред Викторович и за полчаса не прошел половину намеченного пути, но тут судьба неожиданно смилостивилась над ним. Поначалу он услышал призывный свист, потом лай собаки и она выскочила ему навстречу, бросилась в ноги и он её тот час узнал - собака соседа по даче Чуракова - Толстенко. Комаровский тут же вспомнил этого угрюмого старика в очках, одрябшего и вечно больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65