— Мне об этом все известно. Наш Шарль, который всем дает сложные задания, рассказал мне. Уверен, задание будет непростым.
— Ты прав, — отозвался глава семейства. — Поль, до нас не доходит значительное количество мехов из Оттавы. Нам еще не известно, по каким каналам они уплывают, но большая часть отправляется в Бивервик. Так не может продолжаться. Если мы позволим, чтобы на нашей территории развивался подобный промысел, они вскоре начнут действовать и на севере, — он мрачно нахмурился. — Поль, я представляю тебе решить эту проблему. Пока я нахожусь в Монреале, я ее не смогу сам разрешить.
Поль сразу стал серьезным.
— Мне казалось, что мы навсегда преградили им дорогу в Оттаву. — Он резко покачал головой. — Мне придется навестить дружественных вождей племени и узнать, что тут творилось, пока я отсутствовал.
— Мне не очень хочется, чтобы ты сразу начал работать, — заявил Шарль. — Но время терять нельзя, эти люди действуют решительно и слаженно.
— Я отправляюсь тотчас же, а тебе придется как-то постараться уговорить Мари-Мадлен ради собственного спокойствия и… ради моего, — улыбнулся Пьер. — Шарль, ты сам должен ей объяснить, что мне придется вскоре ее покинуть. Могу сказать, что она станет сильно злиться. — Он помолчал. — Для меня все складывается не так плохо. Мне нравится жить в лесах, на свежем воздухе, особенно мне нравятся места возле Оттавы. И… индейцы.
Д'Ибервилль начал возражать:
— Поль, они нравились бы тебе гораздо меньше, если бы ты видел лежащего беднягу Дюжину и Еще Одного с торчащей у него из спины стрелой, — он перекрестился. — Я прослезился, стоя над телом этого бедняги, и клянусь, что они заплатят за его смерть!
— Я тоже рыдал, — признался Шарль. — Лонгей уже не будет без него прежним.
Поль был самым спокойным и добродушным из всех братьев, но он принял смерть повара поразительно рассудительно, и его братья никак не могли его понять.
— Что вы ожидали! Индейцам мы тут не нужны, и они будут сражаться с нами до конца за земли, ранее принадлежавшие им. Если бы наши молодые парни сделали то, что сделали их воины, мы бы называли их героями. Однажды стрела пролетела через открытую дверь домишка старика Киркин-хенда и пришпилила одну из его ужасных шляп на стене. Другая влетела во двор в Шамбли. Таким образом они нас предупреждают, что постоянно следят за нами, презирают нас, и чтобы мы не ждали от них мира. Но сейчас они спустились далеко вниз по реке Ришилье, — он начал резко жестикулировать. — Шарль, мне очень жаль, что стрела поразила нашего повара, но я не стану захлебываться от ненависти к индейцам, хотя они пытались сбить с нас спесь. Д'Ибервилль продолжал возмущаться:
— Мой дорогой Поль, ты можешь сколько хочешь изображать из себя философа, но я клянусь, что не прощу им смерть нашего друга Дюжины и Еще Одного до тех пор, пока с десяток их вонючих скальпов не окажется в моей коллекции. За смерть одного платят десятком смертей врагов!
Де Марикур тихо заметил:
— У нас с тобой разные точки зрения.
В комнату внесли длинный стол и расставили кресла: во главе стола поставили большое кресло, а остальные — вдоль стола по пять. Братья сели. Пока был жив их отец, он всегда сидел в кресле во главе стола, и с тех пор его никто никогда не занимал. Шарль сел справа от этого места. Следующее кресло рядом с ним осталось пустым, потому что принадлежало второму сыну Жаку, мсье де Св. Елена. Он погиб смертью храбрых, защищая Квебек от англичан девять лет назад. Д'Ибервилль сел в третье кресло, а Поль занял четвертое. Последнее кресло принадлежало Франсуа, убитому в сражении при Оней-да, его тоже никто не занял.
Напротив Шарля оставалось свободное кресло. Но оно пустовало не из-за смерти владельца. Оно принадлежало Жо-зефу, мсье де Серини. Он вел суда из Франции, спеша на встречу с Д'Ибервиллем в Ньюфаундленде. Второе кресло также оставалось пустым, и это было очень грустно, потому что на нем сидел ранее храбрый Луи. Это место было против Д'Ибервилля. Все члены семейства помнили, как парочка все время обменивалась, бывало, кивками и улыбками, сидя за столом. Вид пустого кресла вызвал у знаменитого брата грусть, и он замолчал.
Остальные три кресла заняли Жан-Батист, Габриэль и Антуан.
— Обычно наш отец начинал совещания с молитвы, — сказал Шарль, склоняя голову. Остальные сделали то же самое, и в течение некоторого времени в комнате слышался неясный шепот. Глава семейства откинулся назад и хмуро оглядел присутствующих. — Я созываю подобные совещания не так часто, потому что они напоминают нам о потерях. Но иногда нам необходимо вместе что-либо продумать, сейчас такой момент настал — перед нами возникла очень серьезная проблема.
Мсье Шарль поднял вверх несколько листов бумаги, лежавших перед ним.
— Прежде всего мне нужно отчитаться перед вами в отношении финансовых дел. Все торговые дела идут хорошо. Настолько хорошо, что вскоре мы превратимся в богатых людей, если нам никто не помешает. У меня есть данные о доле каждого из нас и об общем фонде, в котором также у каждого из нас имеется определенный процент. Этот общий фонд сильно вырос с того времени, когда у нас проводилось общее собрание.
Перед нами стоит следующая проблема, — продолжал Шарль, откашлявшись. — Нам предстоят огромные траты, они могут перекрыть все усилия последних десяти лет. Эти траты съедят общий фонд и даже глубоко подорвут наши личные доли наследства. Пьер со мной детально рассматривал эту проблему, нам ясно, что мы рискуем благосостоянием семейства ле Мойн, но это необходимо сделать!
Все молчали. Поль ле Мойн оставался невозмутимым, когда он услышал поразительные новости, но младшие братья были взволнованы.
Было еще рано, но в комнате уже было очень душно. Все окна были широко распахнуты, но занавески на окнах не колыхались.
— Ужасная жара! — неожиданно воскликнул Поль. — Или нам так жарко, Шарль, потому что ты нам сообщил удивительные новости! Должен признаться, меня это очень тревожит. Братец, ты пытаешься нас напугать?
— Нет, я нисколько не преувеличил степень риска. Хозяин Лонгея сплел пальцы и некоторое время внимательно их изучал.
— Я занимаюсь бизнесом, — наконец промолвил он. — И я напрямую отвечаю за благосостояние семейства, можно сказать, что до сих пор у нас все было не так плохо. И мне неприятно ставить перед вами подобную проблему. Мой ум отказывается идти на подобный риск! Все это против моей натуры.
Шарль говорил очень взволнованно и настолько крепко стиснул руки, что у него побелели костяшки пальцев.
— Я много размышлял над этим и теперь могу сказать, что иного выхода нет. Это заявление может перевесить соображения личного благосостояния и счастья. — Он резко обратился к Д'Ибервиллю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121