Она подождала, когда сторож подойдет ближе, помахивая зажженным фонарем в так шагам.
Он сразу ее узнал.
— Мадемуазель, это вы, — сказал он, укоризненно качая головой. — Я так и знал. Правда, правда, мадемуазель, потому что хотел вас увидеть до вашего отъезда.
Это был тот самый сторож, который рыдал у дома ле Мойн в день, когда донеслись слухи о смерти Д'Ибервилля. Он поднес фонарь к ее лицу.
— Мадемуазель, вы что-то бледны. Так не пойдет! Вы должны быть на свадьбе с розами на щеках. Вас удивляет, почему я так говорю? Я вам скажу, мадемуазель. Меня всегда волновало все, что связано с семейством ле Мойн. Я родился в один день с Пьером и в ту же самую минуту! Поэтому я чувствовал себя одним из них! Да, мадемуазель, истинная правда! В тот момент великий Д'Ибервилль и я походили друг на друга, как горошины из одного стручка. Но он был Пьером ле Мойном, которому слава суждена с колыбели. А я что? Я был никем. Он надо мной смеялся и даже постоянно придумывал для меня разные прозвища. Я же… я боготворил землю, по которой он ходил, — смущенно улыбнулся сторож.
К ним быстро приближался человек, идущий по рю Сен-Пол. Фелисите узнала в нем барона. Он увидел ее и резко остановился:
— Слава Богу, это ты!
— Да, мсье Шарль. У вас дурные новости? — встревожилась девушка.
— Я начал волноваться, когда не нашел тебя дома, и стал ждать час, потом другой. Ты не возвращалась, и я отправился на поиски.
Сторож Пьер всегда был очень тихим и покорным днем, но с наступлением ночи становился весьма смелым и напористым. Он считал, что охраняет город, и ответил барону:
— Я могу вам сказать, почему мадемуазель задержалась. Она прощается с Монреалем.
— Да, мсье Шарль, я хотела все повидать еще раз. Я так люблю этот город! Пусть эта чудесная картина всегда останется в моей памяти!
В эту минуту они проходили перекресток на улице Сен-Жозефа, и девушка остановилась.
— Взгляните! Это окошко сапожника. Мне хотелось бы туда заглянуть напоследок.
Алсид Ласурс, сапожник, установил перед домом будочку, где лежали образцы обуви, чтобы люди могли их увидеть, а потом что-либо купить для себя. Там же он выставлял обувные колодки своих покупателей, поэтому в городе часто говорили:
— Этот человек, наверно, разбогател, потому что Алсид выставил его колодки.
Когда Фелисите исполнилось пятнадцать лет, и у нее перестала расти нога, Алсид сделал и для нее сапожные колодки и тоже выставил их в своей будочке. Они оставались там до сих пор, и Фелисите много раз останавливалась перед ними и, читая потускневшую надпись на карточке, думала: «У меня красивые ноги».
Ночной сторож предупредил ее желание. Он подошел к будке и поднес поближе фонарь.
— Колодки стоят в правом углу, — заметила Фелисите. Однако это место теперь было занято огромными колодами человека, быстро разбогатевшего в последнее время.
— Он переставил их в другой угол, — решил сторож, выше поднимая фонарь.
Но Фелисите сразу обо всем догадалась. Сапожник Алсид никогда не менял местами колодки, просто сейчас он понял, что она больше не будет у него заказывать обувь, и поэтому убрал ее колодки.
Девушка разочарованно вздохнула:
— Конечно, он не должен забывать о своей выгоде, но теперь у меня нет никаких сомнений в том, что я уже больше не принадлежу Монреалю.
Барон позвал сапожника.
— Алсид, выйди к нам! — он наклонился к Фелисите и сказал: — Я его отругаю за это!
Девушка сразу начала протестовать.
— Нет, нет, мсье Шарль. Мне не хочется никаких неприятностей в мою последнюю ночь здесь.
Сапожник был старым, подслеповатым. Он вышел из будки со свечой в руках и заговорил дрожащим голосом:
— Алсид, ты стал совсем дряхлым и ничего не помнишь. Ты опять забыл закрыть ставни, — он поднял свечу выше и посмотрел на стоящих рядом людей. — Господи, у Алсида украли его колодки?
— Нет, — коротко ответил барон. — Отсутствует только одна колодка. Скажи нам, что ты сделал с колодкой мадемуазель?
Сапожник взглянул на Фелисите и заморгал глазами.
— Что сделал Алсид с колодкой мадемуазель? Сейчас я вам все покажу.
Он повернулся и вошел в темное помещение, где обычно работал. Через секунду мастер возвратился с аккуратно запакованным свертком. Он протянул пакет перед собой, не видя, где стоит девушка.
— Ваши колодки, мадемуазель. Как только я узнал, что вы далеко уезжаете, первым делом подумал: «У мадемуазель не будет более аккуратных колодок, чем те, которые для нее сделал я, надо непременно отдать ей эти колодки». Захватите их с собой, мадемуазель, и когда вам понадобятся новые туфли, возьмите колодки и ступайте к сапожнику. Скажите ему так: «Эти колодки были сработаны Алсидом Ласурсом, лучшим сапожником во всей Новой Франции. Я хочу, чтобы вы сшили туфли точно по этим колодкам». Мадемуазель, предупредите сапожника, чтобы он все делал точно по колодке, и тогда у вас будут красивые и удобные туфли.
Фелисите взяла сверток, подумав, что у нее уже не осталось места в сундуке, и ей придется перекладывать багаж.
Вслух она сказала:
— Мсье Алсид, у меня нет слов. Вы очень добры.
— Сапожник легко может узнать своих заказчиков по их ногам, — начал рассуждать Алсид. — Он за глаза так их и называет — «мсье Огромные Мозоли» или «мадам с Легким Подъемом», или «Старые Растоптанные Подошвы». Мадемуазель, я всегда думал о вас как о «Юной Легкой Оленихе», потому что ваши ножки маленькие и стройные. Мне рассказывали, что вы стали красивой юной леди. Честно сказать, я мог бы вас не узнать, если бы вы со мной не заговорили, но если бы мимо меня прошли сотни ног, я без ошибки выбрал бы ваши ножки.
Три человека медленно шагали по рю Сен-Пол. Сторож решил присоединиться к мсье барону и Фелисите, и теперь шагал перед ними, размахивая фонарем.
Потом он решил рассказать Фелисите кое-что о тех домах, мимо которых они проходили.
— Мадемуазель, это дом, где жил Адам Доллар. Вам ничего не следует забывать, а помнить даже о том, что на доме отслаивалась краска.
— Безобразие! — возмутился барон. — Завтра же потребую, чтобы власти внимательнее следили за историческими ценностями!
Сторож остановился, когда они дошли до рю Сен-Габриэль.
— Вам когда-нибудь приходилось стоять здесь, мадемуазель, и смотреть в проем между двумя домами слева?
— Да, — ответила девушка, — отсюда виден крест на горе.
— Мадемуазель, вы его видите днем, — важно кивнул сторож, — а я только ночью. Мои глаза настолько приспособились к темноте, что я вижу то, что больше никто не видит. Вы поверите, что если я тут стану, то ясно увижу крест в темноте?
— Глупости, — возмутился барон. — Почему мы стоим и слушаем твое бахвальство, Пьер?
— Но я его вижу! — настаивал сторож. — Я пытаюсь вам это объяснить!
В это мгновение они услышали, как на рю Сен-Габриэль в каком-то доме стукнули ставни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Он сразу ее узнал.
— Мадемуазель, это вы, — сказал он, укоризненно качая головой. — Я так и знал. Правда, правда, мадемуазель, потому что хотел вас увидеть до вашего отъезда.
Это был тот самый сторож, который рыдал у дома ле Мойн в день, когда донеслись слухи о смерти Д'Ибервилля. Он поднес фонарь к ее лицу.
— Мадемуазель, вы что-то бледны. Так не пойдет! Вы должны быть на свадьбе с розами на щеках. Вас удивляет, почему я так говорю? Я вам скажу, мадемуазель. Меня всегда волновало все, что связано с семейством ле Мойн. Я родился в один день с Пьером и в ту же самую минуту! Поэтому я чувствовал себя одним из них! Да, мадемуазель, истинная правда! В тот момент великий Д'Ибервилль и я походили друг на друга, как горошины из одного стручка. Но он был Пьером ле Мойном, которому слава суждена с колыбели. А я что? Я был никем. Он надо мной смеялся и даже постоянно придумывал для меня разные прозвища. Я же… я боготворил землю, по которой он ходил, — смущенно улыбнулся сторож.
К ним быстро приближался человек, идущий по рю Сен-Пол. Фелисите узнала в нем барона. Он увидел ее и резко остановился:
— Слава Богу, это ты!
— Да, мсье Шарль. У вас дурные новости? — встревожилась девушка.
— Я начал волноваться, когда не нашел тебя дома, и стал ждать час, потом другой. Ты не возвращалась, и я отправился на поиски.
Сторож Пьер всегда был очень тихим и покорным днем, но с наступлением ночи становился весьма смелым и напористым. Он считал, что охраняет город, и ответил барону:
— Я могу вам сказать, почему мадемуазель задержалась. Она прощается с Монреалем.
— Да, мсье Шарль, я хотела все повидать еще раз. Я так люблю этот город! Пусть эта чудесная картина всегда останется в моей памяти!
В эту минуту они проходили перекресток на улице Сен-Жозефа, и девушка остановилась.
— Взгляните! Это окошко сапожника. Мне хотелось бы туда заглянуть напоследок.
Алсид Ласурс, сапожник, установил перед домом будочку, где лежали образцы обуви, чтобы люди могли их увидеть, а потом что-либо купить для себя. Там же он выставлял обувные колодки своих покупателей, поэтому в городе часто говорили:
— Этот человек, наверно, разбогател, потому что Алсид выставил его колодки.
Когда Фелисите исполнилось пятнадцать лет, и у нее перестала расти нога, Алсид сделал и для нее сапожные колодки и тоже выставил их в своей будочке. Они оставались там до сих пор, и Фелисите много раз останавливалась перед ними и, читая потускневшую надпись на карточке, думала: «У меня красивые ноги».
Ночной сторож предупредил ее желание. Он подошел к будке и поднес поближе фонарь.
— Колодки стоят в правом углу, — заметила Фелисите. Однако это место теперь было занято огромными колодами человека, быстро разбогатевшего в последнее время.
— Он переставил их в другой угол, — решил сторож, выше поднимая фонарь.
Но Фелисите сразу обо всем догадалась. Сапожник Алсид никогда не менял местами колодки, просто сейчас он понял, что она больше не будет у него заказывать обувь, и поэтому убрал ее колодки.
Девушка разочарованно вздохнула:
— Конечно, он не должен забывать о своей выгоде, но теперь у меня нет никаких сомнений в том, что я уже больше не принадлежу Монреалю.
Барон позвал сапожника.
— Алсид, выйди к нам! — он наклонился к Фелисите и сказал: — Я его отругаю за это!
Девушка сразу начала протестовать.
— Нет, нет, мсье Шарль. Мне не хочется никаких неприятностей в мою последнюю ночь здесь.
Сапожник был старым, подслеповатым. Он вышел из будки со свечой в руках и заговорил дрожащим голосом:
— Алсид, ты стал совсем дряхлым и ничего не помнишь. Ты опять забыл закрыть ставни, — он поднял свечу выше и посмотрел на стоящих рядом людей. — Господи, у Алсида украли его колодки?
— Нет, — коротко ответил барон. — Отсутствует только одна колодка. Скажи нам, что ты сделал с колодкой мадемуазель?
Сапожник взглянул на Фелисите и заморгал глазами.
— Что сделал Алсид с колодкой мадемуазель? Сейчас я вам все покажу.
Он повернулся и вошел в темное помещение, где обычно работал. Через секунду мастер возвратился с аккуратно запакованным свертком. Он протянул пакет перед собой, не видя, где стоит девушка.
— Ваши колодки, мадемуазель. Как только я узнал, что вы далеко уезжаете, первым делом подумал: «У мадемуазель не будет более аккуратных колодок, чем те, которые для нее сделал я, надо непременно отдать ей эти колодки». Захватите их с собой, мадемуазель, и когда вам понадобятся новые туфли, возьмите колодки и ступайте к сапожнику. Скажите ему так: «Эти колодки были сработаны Алсидом Ласурсом, лучшим сапожником во всей Новой Франции. Я хочу, чтобы вы сшили туфли точно по этим колодкам». Мадемуазель, предупредите сапожника, чтобы он все делал точно по колодке, и тогда у вас будут красивые и удобные туфли.
Фелисите взяла сверток, подумав, что у нее уже не осталось места в сундуке, и ей придется перекладывать багаж.
Вслух она сказала:
— Мсье Алсид, у меня нет слов. Вы очень добры.
— Сапожник легко может узнать своих заказчиков по их ногам, — начал рассуждать Алсид. — Он за глаза так их и называет — «мсье Огромные Мозоли» или «мадам с Легким Подъемом», или «Старые Растоптанные Подошвы». Мадемуазель, я всегда думал о вас как о «Юной Легкой Оленихе», потому что ваши ножки маленькие и стройные. Мне рассказывали, что вы стали красивой юной леди. Честно сказать, я мог бы вас не узнать, если бы вы со мной не заговорили, но если бы мимо меня прошли сотни ног, я без ошибки выбрал бы ваши ножки.
Три человека медленно шагали по рю Сен-Пол. Сторож решил присоединиться к мсье барону и Фелисите, и теперь шагал перед ними, размахивая фонарем.
Потом он решил рассказать Фелисите кое-что о тех домах, мимо которых они проходили.
— Мадемуазель, это дом, где жил Адам Доллар. Вам ничего не следует забывать, а помнить даже о том, что на доме отслаивалась краска.
— Безобразие! — возмутился барон. — Завтра же потребую, чтобы власти внимательнее следили за историческими ценностями!
Сторож остановился, когда они дошли до рю Сен-Габриэль.
— Вам когда-нибудь приходилось стоять здесь, мадемуазель, и смотреть в проем между двумя домами слева?
— Да, — ответила девушка, — отсюда виден крест на горе.
— Мадемуазель, вы его видите днем, — важно кивнул сторож, — а я только ночью. Мои глаза настолько приспособились к темноте, что я вижу то, что больше никто не видит. Вы поверите, что если я тут стану, то ясно увижу крест в темноте?
— Глупости, — возмутился барон. — Почему мы стоим и слушаем твое бахвальство, Пьер?
— Но я его вижу! — настаивал сторож. — Я пытаюсь вам это объяснить!
В это мгновение они услышали, как на рю Сен-Габриэль в каком-то доме стукнули ставни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121