…»
И всё в этом же роде.
«Товарищи!… Вас подло и преступно обманули! Захват власти был произведён одними большевиками… Большевики скрывали свой план от других социалистических партий, входящих в Советы…
Вам обещали землю и волю, но контрреволюция использует посеянную большевиками анархию и лишит вас земли и воли…»
Столь же резки были и газеты:
«Наш долг, - восклицало «Дело Народа», - разоблачить этих предателей рабочего класса. Наш долг - мобилизовать все силы и встать на защиту дела революции».
«Известия», в последний раз говорившие от имени старого ЦИК, грозили страшным возмездием…
«…А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что не было съезда Советов, мы утверждаем, что имело место лишь частное совещание большевистской фракции. В этом случае они не имели права лишать полномочий ЦИК».
«Новая «Жизнь», высказываясь за новое правительство, которое объединило бы все социалистические партии, резко критиковала действия эсеров и меньшевиков, ушедших со съезда, и утверждала, что восстание большевиков с непреложной ясностью установило одно основное обстоятельство - полную беспочвенность всех иллюзий относительно сотрудничества с буржуазией.
«Рабочий Путь» опять превратился в «Правду» - ленинскую газету, закрытую в июле месяце. Она резко заявляла: «Рабочие, солдаты, крестьяне! Вы сломили в феврале самодержавие дворянской клики. Вы сломили вчера самодержавие буржуазной шайки…
И первая задача теперь - охранить все подступы к Петрограду.
Вторая задача - разоружить и окончательно обезвредить контрреволюционные элементы в Петрограде.
Третья задача - окончательная организация революционной власти и обеспечение осуществления народной программы…».
Те немногие кадетские и вообще буржуазные газеты, какие ещё продолжали выходить, относились ко всему происходившему со спокойной иронией, как бы презрительно говоря всем прочим партиям: «А что мы вам говорили?». Влиятельные члены кадетской партии всё время вертелись вокруг городской думы и Комитета спасения родины и революции. В целом буржуазия помалкивала, выжидая своего часа, который, казалось ей, был недалёк. Быть может, никто, кроме Ленина, Троцкого и петроградских рабочих и простых солдат, не допускал мысли о том, что большевики удержат власть дольше трёх дней…
В этот день я видел в огромном амфитеатре Николаевского зала бурное заседание городской думы, объявленное беспрерывным. Здесь были представлены все силы антибольшевистской оппозиции. Величественный, седобородый и седовласый городской голова Шрейдер рассказывал собравшимся, как прошлой ночью он отправился в Смольный, чтобы заявить протест от имени городского самоуправления. «Дума, являющаяся в настоящий момент единственной в городе законной властью, созданной на основе всеобщего, прямого и тайного голосования, не признаёт новой власти!» - заявил он Троцкому. В ответ Троцкий сказал: «Что ж, на это есть конституционные средства. Думу можно распустить и переизбрать…». Рассказ Шрейдера вызвал бурю негодования.
«Если вообще признавать правительство, созданное штыками, - продолжал старик, обращаясь к думе, - то такое правительство у нас есть. Но я считаю законным только такое правительство, которое признаётся народом, большинством, а не такое, которое создано кучкой узурпаторов». Неистовые рукоплескания на всех скамьях, кроме большевистских. Городской голова среди шума и криков сообщает, что большевики уже нарушили права городскою самоуправления, назначив в ряд отделов своих комиссаров.
Большевистский оратор, стараясь покрыть шум, кричит, что поддержка, оказанная большевикам съездом Советов, есть поддержка всей России. «Вы не истинные представители населения Петрограда!» - восклицает он. Голоса с мест: «Оскорбление! Оскорбление!». Городской голова с достоинством напоминает, что дума была избрана на основе самого свободного избирательного права, какое только может быть. «Верно, - отвечает оратор-большевик. - Но дума избрана давно, так же давно, как ЦИК и армейские комитеты…» «Нового съезда Советов ещё не было!» - кричат ему в ответ.
«Фракция большевиков отказывается оставаться в этом гнезде контрреволюции…» Шум. «Мы требуем переизбрания думы!…» Большевики уходят из зала заседания. «Германские агенты! - кричат им вслед. - Долой изменников!»
Кадет Шингарёв потребовал, чтобы все служащие городского самоуправления, согласившиеся быть комиссарами Военно-революционного комитета, были смещены и преданы суду. Шрейдер встал и внёс предложение протестовать против угрозы большевиков распустить думу. Дума в качестве законной представительницы населения должна отказаться оставить свой пост.
Александровский зал был тоже набит битком. Шло заседание Комитета спасения. Выступал Скобелев: «Никогда, - сказал он, - положение революции не было так остро, никогда вопрос о самом существовании Российского государства не возбуждал столько тревоги. Никогда ещё история так резко и так категорически не ставила перед Россией вопрос - быть или не быть. Настал великий час спасения революции, и, сознавая это, мы охраняем тесное единение всех живых сил революционной демократии, организованная воля которой уже создала центр для спасения родины и революции. Мы умрём, но не покинем нашего славного поста…» И так далее в том же роде.
Под гром аплодисментов было сообщено, что союз железнодорожников присоединяется к Комитету спасения. Через несколько минут явились почтово-телеграфные чиновники. Затем вошло несколько меньшевиков-интернационалистов; их встретили рукоплесканиями. Железнодорожники заявили, что они не признают большевиков, что они взяли весь железнодорожный аппарат в свои руки и отказываются передавать его узурпаторской власти. Делегаты от телеграфных служащих объявили, что их товарищи наотрез отказались работать, пока в министерстве находится большевистский комиссар. Работники почты отказались принимать и отправлять почту Смольного… Все телефонные провода Смольного выключены. Собрание с огромным наслаждением выслушало рассказ о том, как Урицкий явился в министерство иностранных дел требовать тайных договоров и как Нератов [56] попросил его удалиться. Государственные служащие повсюду бросали работу…
То была война - сознательно обдуманная война чисто русского типа, война путём стачек и саботажа. Председатель огласил при нас список поручений. Такой-то должен обойти все министерства, такой-то - отправиться в банки; десять-двенадцать человек были назначены в казармы убеждать солдат сохранять нейтралитет: «Русские солдаты, не лейте братской крови!». Была выделена особая комиссия для совещания с Керенским. Несколько человек было разослано по провинциальным городам для организации местных отделов Комитета спасения и для объединения всех антибольшевистских элементов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
И всё в этом же роде.
«Товарищи!… Вас подло и преступно обманули! Захват власти был произведён одними большевиками… Большевики скрывали свой план от других социалистических партий, входящих в Советы…
Вам обещали землю и волю, но контрреволюция использует посеянную большевиками анархию и лишит вас земли и воли…»
Столь же резки были и газеты:
«Наш долг, - восклицало «Дело Народа», - разоблачить этих предателей рабочего класса. Наш долг - мобилизовать все силы и встать на защиту дела революции».
«Известия», в последний раз говорившие от имени старого ЦИК, грозили страшным возмездием…
«…А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что не было съезда Советов, мы утверждаем, что имело место лишь частное совещание большевистской фракции. В этом случае они не имели права лишать полномочий ЦИК».
«Новая «Жизнь», высказываясь за новое правительство, которое объединило бы все социалистические партии, резко критиковала действия эсеров и меньшевиков, ушедших со съезда, и утверждала, что восстание большевиков с непреложной ясностью установило одно основное обстоятельство - полную беспочвенность всех иллюзий относительно сотрудничества с буржуазией.
«Рабочий Путь» опять превратился в «Правду» - ленинскую газету, закрытую в июле месяце. Она резко заявляла: «Рабочие, солдаты, крестьяне! Вы сломили в феврале самодержавие дворянской клики. Вы сломили вчера самодержавие буржуазной шайки…
И первая задача теперь - охранить все подступы к Петрограду.
Вторая задача - разоружить и окончательно обезвредить контрреволюционные элементы в Петрограде.
Третья задача - окончательная организация революционной власти и обеспечение осуществления народной программы…».
Те немногие кадетские и вообще буржуазные газеты, какие ещё продолжали выходить, относились ко всему происходившему со спокойной иронией, как бы презрительно говоря всем прочим партиям: «А что мы вам говорили?». Влиятельные члены кадетской партии всё время вертелись вокруг городской думы и Комитета спасения родины и революции. В целом буржуазия помалкивала, выжидая своего часа, который, казалось ей, был недалёк. Быть может, никто, кроме Ленина, Троцкого и петроградских рабочих и простых солдат, не допускал мысли о том, что большевики удержат власть дольше трёх дней…
В этот день я видел в огромном амфитеатре Николаевского зала бурное заседание городской думы, объявленное беспрерывным. Здесь были представлены все силы антибольшевистской оппозиции. Величественный, седобородый и седовласый городской голова Шрейдер рассказывал собравшимся, как прошлой ночью он отправился в Смольный, чтобы заявить протест от имени городского самоуправления. «Дума, являющаяся в настоящий момент единственной в городе законной властью, созданной на основе всеобщего, прямого и тайного голосования, не признаёт новой власти!» - заявил он Троцкому. В ответ Троцкий сказал: «Что ж, на это есть конституционные средства. Думу можно распустить и переизбрать…». Рассказ Шрейдера вызвал бурю негодования.
«Если вообще признавать правительство, созданное штыками, - продолжал старик, обращаясь к думе, - то такое правительство у нас есть. Но я считаю законным только такое правительство, которое признаётся народом, большинством, а не такое, которое создано кучкой узурпаторов». Неистовые рукоплескания на всех скамьях, кроме большевистских. Городской голова среди шума и криков сообщает, что большевики уже нарушили права городскою самоуправления, назначив в ряд отделов своих комиссаров.
Большевистский оратор, стараясь покрыть шум, кричит, что поддержка, оказанная большевикам съездом Советов, есть поддержка всей России. «Вы не истинные представители населения Петрограда!» - восклицает он. Голоса с мест: «Оскорбление! Оскорбление!». Городской голова с достоинством напоминает, что дума была избрана на основе самого свободного избирательного права, какое только может быть. «Верно, - отвечает оратор-большевик. - Но дума избрана давно, так же давно, как ЦИК и армейские комитеты…» «Нового съезда Советов ещё не было!» - кричат ему в ответ.
«Фракция большевиков отказывается оставаться в этом гнезде контрреволюции…» Шум. «Мы требуем переизбрания думы!…» Большевики уходят из зала заседания. «Германские агенты! - кричат им вслед. - Долой изменников!»
Кадет Шингарёв потребовал, чтобы все служащие городского самоуправления, согласившиеся быть комиссарами Военно-революционного комитета, были смещены и преданы суду. Шрейдер встал и внёс предложение протестовать против угрозы большевиков распустить думу. Дума в качестве законной представительницы населения должна отказаться оставить свой пост.
Александровский зал был тоже набит битком. Шло заседание Комитета спасения. Выступал Скобелев: «Никогда, - сказал он, - положение революции не было так остро, никогда вопрос о самом существовании Российского государства не возбуждал столько тревоги. Никогда ещё история так резко и так категорически не ставила перед Россией вопрос - быть или не быть. Настал великий час спасения революции, и, сознавая это, мы охраняем тесное единение всех живых сил революционной демократии, организованная воля которой уже создала центр для спасения родины и революции. Мы умрём, но не покинем нашего славного поста…» И так далее в том же роде.
Под гром аплодисментов было сообщено, что союз железнодорожников присоединяется к Комитету спасения. Через несколько минут явились почтово-телеграфные чиновники. Затем вошло несколько меньшевиков-интернационалистов; их встретили рукоплесканиями. Железнодорожники заявили, что они не признают большевиков, что они взяли весь железнодорожный аппарат в свои руки и отказываются передавать его узурпаторской власти. Делегаты от телеграфных служащих объявили, что их товарищи наотрез отказались работать, пока в министерстве находится большевистский комиссар. Работники почты отказались принимать и отправлять почту Смольного… Все телефонные провода Смольного выключены. Собрание с огромным наслаждением выслушало рассказ о том, как Урицкий явился в министерство иностранных дел требовать тайных договоров и как Нератов [56] попросил его удалиться. Государственные служащие повсюду бросали работу…
То была война - сознательно обдуманная война чисто русского типа, война путём стачек и саботажа. Председатель огласил при нас список поручений. Такой-то должен обойти все министерства, такой-то - отправиться в банки; десять-двенадцать человек были назначены в казармы убеждать солдат сохранять нейтралитет: «Русские солдаты, не лейте братской крови!». Была выделена особая комиссия для совещания с Керенским. Несколько человек было разослано по провинциальным городам для организации местных отделов Комитета спасения и для объединения всех антибольшевистских элементов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115