Однако арсенал остался в руках полковника Рябцева и его юнкеров. Военно-революционный комитет потребовал у него оружия для рабочих, и Рябцев вплоть до сегодняшнего утра вёл с ним переговоры. Но утром он неожиданно прислал комитету ультиматум, требующий сдачи советских войск и роспуска комитета. Начались бои…
В Петрограде штаб сразу подчинился комиссарам Смольного. Центрофлот отказался повиноваться, но был занят Дыбенко и ротой кронштадтских матросов. Создан новый Центрофлот, поддерживаемый балтийскими и черноморскими линейными кораблями…
Но сквозь всю эту уверенность пробивалась какие-то мрачные предчувствия. В воздухе чувствовалось какое-то беспокойство. Казаки Керенского были уже близко; у них была артиллерия. Секретарь фабрично-заводских комитетов Скрыпник уверял меня, что с Керенским идёт целый корпус, и тут же решительно добавлял: «Живыми они нас не возьмут!…» Лицо его пожелтело и вытянулось от бессонных ночей. Петровский устало усмехнулся: «Может быть, завтра мы уснём… и уснём надолго…». Худой рыжебородый Лозовский сказал: «Какие у нас шансы?… Мы одиноки… Толпа - против обученных солдат!»
К югу и юго-западу от Петрограда Советы бежали от Керенского, а гатчинский, павловский и царскосельский гарнизоны раскололись: половина хотела оставаться нейтральными, а остальные без офицеров в хаотическом беспорядке отходили к столице.
В залах был развешен следующий бюллетень:
«Из Красного Села. 28 октября, [68] в 6 час. утра.
Передать всем адресам Наштаверх, Главкосев, Начвосев, всюду и всем, всем, всем.
Бывшим министром Керенским по адресу всюду и всем дана заведомо ложная телеграмма о том, что войска революционного Петрограда добровольно сдали оружие и присоединились к войскам бывшего правительства, правительства измены, и что солдаты получили приказание от Военно-революционного комитета отступать. Не отступают и не сдаются войска свободного народа. Из Гатчины наши войска вышли ради избежания кровопролития между собою и своими заблуждающимися братьями казаками и для того, чтобы занять вне города более удобное положение, которое теперь настолько прочно, что если бы Керенский и его ближайшие соратники удесятерили свои силы, то всё равно тревожиться не приходится. В наших войсках настроение прекрасное. В Петрограде всё спокойно.
Начальник обороны города Петрограда
и Петроградского района подполковник Муравьёв ».
Когда мы выходили из Военно-революционного комитета, в комнату вошёл мертвенно бледный Антонов. В руках его была какая-то бумага.
«Разошлите это!» - сказал он.
«Всем районным Советам рабочих депутатов
и фабрично-заводским комитетам.
Приказ
Корниловские банды Керенского угрожают подступам к столице. Отданы все необходимые распоряжения для того, чтобы беспощадно раздавить контрреволюционное покушение против народа и его завоеваний.
Армия и Красная гвардия революции нуждаются в немедленной поддержке рабочих.
Приказываем районным Советам и фабрично-заводским комитетам:
1) Выдвинуть наибольшее количество рабочих для рытья окопов, воздвигания баррикад и укрепления проволочных заграждений.
2) Где для этого потребуется прекращение работ на фабриках и заводах, немедленно исполнить.
3) Собрать всю имеющуюся в запасе колючую и простую проволоку, а равно все орудия, необходимые для рытья окопов и возведения баррикад.
4) Всё имеющееся оружие иметь при себе.
5) Соблюдать строжайшую дисциплину и быть готовыми поддержать армию революции всеми средствами.
Председатель Петроградского Совета раб. и солд.
депутатов народный комиссар Лев Троцкий .
Председатель Военно-революционного комитета
главнокомандующий округом Николай Подвойский »
Когда мы вышли из Смольного и очутились на тёмной и мрачной улице, со всех сторон неслись фабричные гудки, резкие, нервные, полные тревоги. Рабочий народ - мужчины и женщины - выходил на улицу десятками тысяч. Гудящие предместья выбрасывали наружу свои обтрёпанные толпы. Красный Петроград в опасности! Казаки!… Мужчины, женщины и подростки с ружьями, ломами, заступами, мотками проволоки, патронташами поверх своей рабочей одежды тянулась по грязным улицам к югу и юго-западу, к Московской заставе… Город никогда не видал такого огромного и стихийного людского потока. Люди катились, как река, вперемежку с солдатскими ротами, пушками, грузовиками, повозками. Революционных пролетариат шёл грудью на защиту столицы рабочей и крестьянской республики!
Перед дверью Смольного стоял автомобиль. К его крылу прислонился худой человек в толстых очках, под которыми его покрасневшие глаза казались ещё больше. Засунув руки в карманы потёртого пальто, он через силу произносил какие-то слова. Тут же беспокойно похаживал взад и вперёд рослый бородатый матрос с ясными молодыми глазами. На ходу он рассеянно поигрывал неразлучным огромным револьвером синей стали. Это были Антонов и Дыбенко.
Несколько солдат пытались привязать к подножке автомобиля два велосипеда военного образца. Шофёр резко протестовал. Он говорил, что велосипеды поцарапают эмаль. Конечно, он сам большевик, а автомобиль реквизирован у какого-то буржуя; конечно, на этих велосипедах поедут ординарны, но всё-таки его шофёрская профессиональная гордость была возмущена… И велосипеды остались на месте…
Народные комиссары по военным и морским делам отправлялись инспектировать революционный фронт, где бы он ни находился. «Нельзя ли нам будет поехать вместе с ними?» - «Разумеется, нет! В автомобиле всего пять мест - для двоих комиссаров, двоих ординарцев и шофёра». Тем не менее, один мой русский знакомый, которого я назову Трусишкой, преспокойно уселся в автомобиль и, несмотря ни на какие просьбы, не соглашался очистить место…
У меня нет никаких оснований не верить рассказу Трусишки об этом путешествии. Уже на Суворовском проспекте кто-то из ехавших вспомнил о еде. Объезд фронта мог затянуться на три-четыре дня, а местность была не слишком богата продовольствием. Остановили машину. У кого есть деньги? Военный комиссар вывернул все свои карманы - в них не оказалось ни копейки. Комиссар по морским делам тоже оказался банкротом. Не было денег и у шофёра. Трусишка купил провизии.
Когда они заворачивали на Невский, у автомобиля лопнула шина.
«Что делать?» - спросил Антонов.
«Реквизировать другой автомобиль!» - предложил Дыбенко, размахивая револьвером.
Антонов встал среди улицы и замахал проезжающей машине, у руля которой сидел какой-то солдат.
«Мне нужна эта машина», - заявил Антонов.
«Не дам!» - ответил солдат.
«Да вы знаете, кто я такой?» - и Антонов показал бумагу, в которой значилось, что он назначен главнокомандующим всеми армиями Российской республики и что все и каждый обязаны повиноваться ему без всяких разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
В Петрограде штаб сразу подчинился комиссарам Смольного. Центрофлот отказался повиноваться, но был занят Дыбенко и ротой кронштадтских матросов. Создан новый Центрофлот, поддерживаемый балтийскими и черноморскими линейными кораблями…
Но сквозь всю эту уверенность пробивалась какие-то мрачные предчувствия. В воздухе чувствовалось какое-то беспокойство. Казаки Керенского были уже близко; у них была артиллерия. Секретарь фабрично-заводских комитетов Скрыпник уверял меня, что с Керенским идёт целый корпус, и тут же решительно добавлял: «Живыми они нас не возьмут!…» Лицо его пожелтело и вытянулось от бессонных ночей. Петровский устало усмехнулся: «Может быть, завтра мы уснём… и уснём надолго…». Худой рыжебородый Лозовский сказал: «Какие у нас шансы?… Мы одиноки… Толпа - против обученных солдат!»
К югу и юго-западу от Петрограда Советы бежали от Керенского, а гатчинский, павловский и царскосельский гарнизоны раскололись: половина хотела оставаться нейтральными, а остальные без офицеров в хаотическом беспорядке отходили к столице.
В залах был развешен следующий бюллетень:
«Из Красного Села. 28 октября, [68] в 6 час. утра.
Передать всем адресам Наштаверх, Главкосев, Начвосев, всюду и всем, всем, всем.
Бывшим министром Керенским по адресу всюду и всем дана заведомо ложная телеграмма о том, что войска революционного Петрограда добровольно сдали оружие и присоединились к войскам бывшего правительства, правительства измены, и что солдаты получили приказание от Военно-революционного комитета отступать. Не отступают и не сдаются войска свободного народа. Из Гатчины наши войска вышли ради избежания кровопролития между собою и своими заблуждающимися братьями казаками и для того, чтобы занять вне города более удобное положение, которое теперь настолько прочно, что если бы Керенский и его ближайшие соратники удесятерили свои силы, то всё равно тревожиться не приходится. В наших войсках настроение прекрасное. В Петрограде всё спокойно.
Начальник обороны города Петрограда
и Петроградского района подполковник Муравьёв ».
Когда мы выходили из Военно-революционного комитета, в комнату вошёл мертвенно бледный Антонов. В руках его была какая-то бумага.
«Разошлите это!» - сказал он.
«Всем районным Советам рабочих депутатов
и фабрично-заводским комитетам.
Приказ
Корниловские банды Керенского угрожают подступам к столице. Отданы все необходимые распоряжения для того, чтобы беспощадно раздавить контрреволюционное покушение против народа и его завоеваний.
Армия и Красная гвардия революции нуждаются в немедленной поддержке рабочих.
Приказываем районным Советам и фабрично-заводским комитетам:
1) Выдвинуть наибольшее количество рабочих для рытья окопов, воздвигания баррикад и укрепления проволочных заграждений.
2) Где для этого потребуется прекращение работ на фабриках и заводах, немедленно исполнить.
3) Собрать всю имеющуюся в запасе колючую и простую проволоку, а равно все орудия, необходимые для рытья окопов и возведения баррикад.
4) Всё имеющееся оружие иметь при себе.
5) Соблюдать строжайшую дисциплину и быть готовыми поддержать армию революции всеми средствами.
Председатель Петроградского Совета раб. и солд.
депутатов народный комиссар Лев Троцкий .
Председатель Военно-революционного комитета
главнокомандующий округом Николай Подвойский »
Когда мы вышли из Смольного и очутились на тёмной и мрачной улице, со всех сторон неслись фабричные гудки, резкие, нервные, полные тревоги. Рабочий народ - мужчины и женщины - выходил на улицу десятками тысяч. Гудящие предместья выбрасывали наружу свои обтрёпанные толпы. Красный Петроград в опасности! Казаки!… Мужчины, женщины и подростки с ружьями, ломами, заступами, мотками проволоки, патронташами поверх своей рабочей одежды тянулась по грязным улицам к югу и юго-западу, к Московской заставе… Город никогда не видал такого огромного и стихийного людского потока. Люди катились, как река, вперемежку с солдатскими ротами, пушками, грузовиками, повозками. Революционных пролетариат шёл грудью на защиту столицы рабочей и крестьянской республики!
Перед дверью Смольного стоял автомобиль. К его крылу прислонился худой человек в толстых очках, под которыми его покрасневшие глаза казались ещё больше. Засунув руки в карманы потёртого пальто, он через силу произносил какие-то слова. Тут же беспокойно похаживал взад и вперёд рослый бородатый матрос с ясными молодыми глазами. На ходу он рассеянно поигрывал неразлучным огромным револьвером синей стали. Это были Антонов и Дыбенко.
Несколько солдат пытались привязать к подножке автомобиля два велосипеда военного образца. Шофёр резко протестовал. Он говорил, что велосипеды поцарапают эмаль. Конечно, он сам большевик, а автомобиль реквизирован у какого-то буржуя; конечно, на этих велосипедах поедут ординарны, но всё-таки его шофёрская профессиональная гордость была возмущена… И велосипеды остались на месте…
Народные комиссары по военным и морским делам отправлялись инспектировать революционный фронт, где бы он ни находился. «Нельзя ли нам будет поехать вместе с ними?» - «Разумеется, нет! В автомобиле всего пять мест - для двоих комиссаров, двоих ординарцев и шофёра». Тем не менее, один мой русский знакомый, которого я назову Трусишкой, преспокойно уселся в автомобиль и, несмотря ни на какие просьбы, не соглашался очистить место…
У меня нет никаких оснований не верить рассказу Трусишки об этом путешествии. Уже на Суворовском проспекте кто-то из ехавших вспомнил о еде. Объезд фронта мог затянуться на три-четыре дня, а местность была не слишком богата продовольствием. Остановили машину. У кого есть деньги? Военный комиссар вывернул все свои карманы - в них не оказалось ни копейки. Комиссар по морским делам тоже оказался банкротом. Не было денег и у шофёра. Трусишка купил провизии.
Когда они заворачивали на Невский, у автомобиля лопнула шина.
«Что делать?» - спросил Антонов.
«Реквизировать другой автомобиль!» - предложил Дыбенко, размахивая револьвером.
Антонов встал среди улицы и замахал проезжающей машине, у руля которой сидел какой-то солдат.
«Мне нужна эта машина», - заявил Антонов.
«Не дам!» - ответил солдат.
«Да вы знаете, кто я такой?» - и Антонов показал бумагу, в которой значилось, что он назначен главнокомандующим всеми армиями Российской республики и что все и каждый обязаны повиноваться ему без всяких разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115