Сигеру продолжал ждать. Несколько минут спустя последние снайперы тоже обратились в бегство.
Сигеру нахмурился. Подобное отсутствие дисциплины – даже со стороны врагов – внушало ему глубокое отвращение.
Он снова послал коня вперед.
* * *
– Отец!
Это был детский голос. Голос его сына.
– Нобуёси?
Никто не ответил.
Сигеру огляделся, но ничего не увидел. Впервые он готов был благословить видение, если только оно вернет ему Нобуёси – пускай это будет длиться всего лишь миг, пускай сын предстанет перед ним в виде окровавленного призрака. Пусть он будет держать собственную голову в руках и осыпать отца проклятиями – Сигеру и на это был согласен.
– Нобуёси!
Он отчаянно желал узреть то, чего здесь не было. Ведь сколько раз видения являлись ему против его воли! Неужто он не может один-единственный раз вызвать видение по собственному желанию?
Но Сигеру так и не разглядел ничего, кроме деревьев и зимнего неба. Никаких наваждений, никаких встреч с умершими. Может, и голос сына просто померещился ему?
– Господин Сигеру! Какая честь для меня!
Впереди на тропе стоял Сохаку, рядом с ним – какой-то самурай. Погрузившись в мысли о сыне, Сигеру едва не наехал на них. По Сохаку незаметно было, чтоб его и вправду серьезно подстрелили. Доспех его был в безупречном состоянии, да и сам настоятель хорошо держался в седле и говорил твердо и отчетливо.
– Никакой чести. Я приехал забрать ваши головы. Только и всего.
Сохаку рассмеялся:
– Вы будете разочарованы. Их сильно переоценили. Мне от моей головы точно было мало пользы. А тебе от твоей, Ёси?
– Боюсь, преподобный настоятель, и мне тоже.
Сигеру пришпорил коня и ринулся вперед. Мгновение спустя Сохаку и Ёси тоже принялись действовать. За миг до столкновения Сохаку припал к шее своего скакуна и ударил, метя одновременно и в Сигеру, и в его коня. Ёси нанес удар с другой стороны. Сигеру это предвидел. Он отразил удар Сохаку и уклонился от удара Ёси, мимоходом смахнув второму полбедра. Из рассеченной бедренной артерии ударила кровь. Ёси упал. Сигеру тем временем развернул коня. Сохаку, которому мешало сломанное колено, за ним не поспевал. Прежде чем он успел развернуться, Сигеру уже атаковал его слева. Сохаку извернулся и отбил падающий сверху удар катана. Но тем временем вакидзаси Сигеру вошел Сохаку в правое плечо, точно в сустав.
* * *
Все, что происходило далее, Сохаку воспринимал с необычайной ясностью и полнотой.
Из обрубка плеча хлестала кровь. Он никогда еще не видел настолько яркого алого цвета.
Его рука по-прежнему сжимала меч, но теперь и меч и рука оказались непривычно далеко от него: они лежали на земле, у копыт его коня.
Сохаку почувствовал, как тело его становится невесомым. Он парил над землей.
Перед ним возникло лицо Сигеру – яростное, забрызганное кровью. Сохаку ощутил глубочайшее сочувствие, но не смог выразить его словами.
Солнце сверкнуло на клинке, описывающем круг в воздухе. Сохаку узнал этот изящный изгиб, этот узор на клинке, этот необычный, почти белый оттенок стали. Второго такого меча не было во всей стране. Эту пару мечей, катана и вакидзаси, называли «Воробьиными когтями».
Обезглавленное тело упало на землю. У тела не было правой руки. На теле был доспех, который некогда принадлежал ему, Сохаку. Но все это оказалось неважно.
Сохаку растворился в бесконечно ярком свете сострадания будды Амида.
* * *
Сигеру поднял голову Сохаку и взглянул ему в лицо. И если у него и промелькнула мысль о том, что в последнее время он что-то часто убивает друзей и родственников, надолго она не задержалась.
– Огонь!
Тринадцать пуль из сорока, прошивших воздух, нашли свою цель. Они сбили Сигеру с ног, но ни одна так и не нанесла ему смертельной раны. Сигеру сумел подняться. Катана выпал из непослушной правой руки. Пули раздробили ему предплечье и локоть. Сигеру бросился бежать. Когда он уже почти достиг кромки леса, из-за деревьев выступили двадцать стрелков с мушкетами и выстрелили в беглеца, почти в упор.
Сигеру снова упал. Он попытался встать, однако тело отказалось подчиняться. Когда он увидел над собою Каваками, то даже не удивился.
– Отрубите ему голову, – распорядился Каваками.
– Господин, он еще жив.
– Тогда погодите. Принесите их. Пусть он видит.
Адъютант принес «Воробьиные когти» и показал их Сигеру.
– Господин Сигеру, взгляните.
Двое подняли Сигеру. Третий принялся бить тяжелым топором по катана и вакидзаси и бил, пока не сломал.
– Прекрасно, – сказал Каваками. – А теперь отрубите ему голову.
Каваками постарался встать так, чтобы Сигеру смотрел ему в лицо. Как, однако, приятно: последним, что этот великий воин увидит в жизни, будет торжествующее лицо врага.
Но Сигеру его не видел.
– Папа! – закричал Нобуёси и помчался навстречу отцу. Не было ни крови, ни ран, ни проклятий. Мальчик смеялся, и над ним реял маленький яркий воздушный змей. – Смотри, что дядя Гэндзи смастерил для меня!
– Нобуёси! – сказал Сигеру и улыбнулся.
* * *
Каваками обошелся с головой Сигеру в точном соответствии со всеми тонкостями этикета. Глаза покойника были закрыты; на лице не отражалось ни боли, ни страдания; волосы аккуратно причесаны, и аромат сандала почти заглушал запах крови и начинающегося разложения.
– Благодарю вас, князь Каваками, – сказал Гэндзи. – Я искренне поражен вашей щедростью. Я думал, вы захотите преподнести этот подарок вашим предкам.
– Именно это я и сделаю, князь Гэндзи. Пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы умрете, я преподнесу предкам обе головы – и его, и вашу.
– Позвольте поинтересоваться, а где вы оставили тело? Я хотел бы по возвращении в «Воробьиную тучу» сжечь его, как надлежит.
Каваками расхохотался, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. Вопреки его чаяниям, гость не выказывал ни малейшего страха. Если у Гэндзи и оставалась хоть какая-то надежда на спасение, то она воплощалась в его дяде. И при виде отрубленной головы Сигеру эта надежда должна была рухнуть. Каваками подал знак адъютанту. Тот закрыл ящик и вновь завернул его в шелк.
– К несчастью, его тело, как и тело настоятеля Сохаку, находилось в зале для медитаций. Можно считать, что кремация уже состоялась.
– И еще раз благодарю вас за гостеприимство, – сказал Гэндзи, поклонился и вознамерился уйти.
– Пожалуйста, не торопитесь. Мы не все обсудили.
Гэндзи уселся обратно. На губах молодого князя продолжала играть эта его вечная улыбочка. Ничего, недолго ему осталось улыбаться. Каваками заставил себя сдержать гнев. Он не хотел, чтобы этот момент оказался отравлен неприятными эмоциями. Ведь ему предстоит долгие годы наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.
– Насколько я понимаю, – сказал Каваками, – вам посчастливилось удостоиться благосклонного внимания прекраснейшей из гейш, госпожи Майонако-но Хэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Сигеру нахмурился. Подобное отсутствие дисциплины – даже со стороны врагов – внушало ему глубокое отвращение.
Он снова послал коня вперед.
* * *
– Отец!
Это был детский голос. Голос его сына.
– Нобуёси?
Никто не ответил.
Сигеру огляделся, но ничего не увидел. Впервые он готов был благословить видение, если только оно вернет ему Нобуёси – пускай это будет длиться всего лишь миг, пускай сын предстанет перед ним в виде окровавленного призрака. Пусть он будет держать собственную голову в руках и осыпать отца проклятиями – Сигеру и на это был согласен.
– Нобуёси!
Он отчаянно желал узреть то, чего здесь не было. Ведь сколько раз видения являлись ему против его воли! Неужто он не может один-единственный раз вызвать видение по собственному желанию?
Но Сигеру так и не разглядел ничего, кроме деревьев и зимнего неба. Никаких наваждений, никаких встреч с умершими. Может, и голос сына просто померещился ему?
– Господин Сигеру! Какая честь для меня!
Впереди на тропе стоял Сохаку, рядом с ним – какой-то самурай. Погрузившись в мысли о сыне, Сигеру едва не наехал на них. По Сохаку незаметно было, чтоб его и вправду серьезно подстрелили. Доспех его был в безупречном состоянии, да и сам настоятель хорошо держался в седле и говорил твердо и отчетливо.
– Никакой чести. Я приехал забрать ваши головы. Только и всего.
Сохаку рассмеялся:
– Вы будете разочарованы. Их сильно переоценили. Мне от моей головы точно было мало пользы. А тебе от твоей, Ёси?
– Боюсь, преподобный настоятель, и мне тоже.
Сигеру пришпорил коня и ринулся вперед. Мгновение спустя Сохаку и Ёси тоже принялись действовать. За миг до столкновения Сохаку припал к шее своего скакуна и ударил, метя одновременно и в Сигеру, и в его коня. Ёси нанес удар с другой стороны. Сигеру это предвидел. Он отразил удар Сохаку и уклонился от удара Ёси, мимоходом смахнув второму полбедра. Из рассеченной бедренной артерии ударила кровь. Ёси упал. Сигеру тем временем развернул коня. Сохаку, которому мешало сломанное колено, за ним не поспевал. Прежде чем он успел развернуться, Сигеру уже атаковал его слева. Сохаку извернулся и отбил падающий сверху удар катана. Но тем временем вакидзаси Сигеру вошел Сохаку в правое плечо, точно в сустав.
* * *
Все, что происходило далее, Сохаку воспринимал с необычайной ясностью и полнотой.
Из обрубка плеча хлестала кровь. Он никогда еще не видел настолько яркого алого цвета.
Его рука по-прежнему сжимала меч, но теперь и меч и рука оказались непривычно далеко от него: они лежали на земле, у копыт его коня.
Сохаку почувствовал, как тело его становится невесомым. Он парил над землей.
Перед ним возникло лицо Сигеру – яростное, забрызганное кровью. Сохаку ощутил глубочайшее сочувствие, но не смог выразить его словами.
Солнце сверкнуло на клинке, описывающем круг в воздухе. Сохаку узнал этот изящный изгиб, этот узор на клинке, этот необычный, почти белый оттенок стали. Второго такого меча не было во всей стране. Эту пару мечей, катана и вакидзаси, называли «Воробьиными когтями».
Обезглавленное тело упало на землю. У тела не было правой руки. На теле был доспех, который некогда принадлежал ему, Сохаку. Но все это оказалось неважно.
Сохаку растворился в бесконечно ярком свете сострадания будды Амида.
* * *
Сигеру поднял голову Сохаку и взглянул ему в лицо. И если у него и промелькнула мысль о том, что в последнее время он что-то часто убивает друзей и родственников, надолго она не задержалась.
– Огонь!
Тринадцать пуль из сорока, прошивших воздух, нашли свою цель. Они сбили Сигеру с ног, но ни одна так и не нанесла ему смертельной раны. Сигеру сумел подняться. Катана выпал из непослушной правой руки. Пули раздробили ему предплечье и локоть. Сигеру бросился бежать. Когда он уже почти достиг кромки леса, из-за деревьев выступили двадцать стрелков с мушкетами и выстрелили в беглеца, почти в упор.
Сигеру снова упал. Он попытался встать, однако тело отказалось подчиняться. Когда он увидел над собою Каваками, то даже не удивился.
– Отрубите ему голову, – распорядился Каваками.
– Господин, он еще жив.
– Тогда погодите. Принесите их. Пусть он видит.
Адъютант принес «Воробьиные когти» и показал их Сигеру.
– Господин Сигеру, взгляните.
Двое подняли Сигеру. Третий принялся бить тяжелым топором по катана и вакидзаси и бил, пока не сломал.
– Прекрасно, – сказал Каваками. – А теперь отрубите ему голову.
Каваками постарался встать так, чтобы Сигеру смотрел ему в лицо. Как, однако, приятно: последним, что этот великий воин увидит в жизни, будет торжествующее лицо врага.
Но Сигеру его не видел.
– Папа! – закричал Нобуёси и помчался навстречу отцу. Не было ни крови, ни ран, ни проклятий. Мальчик смеялся, и над ним реял маленький яркий воздушный змей. – Смотри, что дядя Гэндзи смастерил для меня!
– Нобуёси! – сказал Сигеру и улыбнулся.
* * *
Каваками обошелся с головой Сигеру в точном соответствии со всеми тонкостями этикета. Глаза покойника были закрыты; на лице не отражалось ни боли, ни страдания; волосы аккуратно причесаны, и аромат сандала почти заглушал запах крови и начинающегося разложения.
– Благодарю вас, князь Каваками, – сказал Гэндзи. – Я искренне поражен вашей щедростью. Я думал, вы захотите преподнести этот подарок вашим предкам.
– Именно это я и сделаю, князь Гэндзи. Пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы умрете, я преподнесу предкам обе головы – и его, и вашу.
– Позвольте поинтересоваться, а где вы оставили тело? Я хотел бы по возвращении в «Воробьиную тучу» сжечь его, как надлежит.
Каваками расхохотался, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. Вопреки его чаяниям, гость не выказывал ни малейшего страха. Если у Гэндзи и оставалась хоть какая-то надежда на спасение, то она воплощалась в его дяде. И при виде отрубленной головы Сигеру эта надежда должна была рухнуть. Каваками подал знак адъютанту. Тот закрыл ящик и вновь завернул его в шелк.
– К несчастью, его тело, как и тело настоятеля Сохаку, находилось в зале для медитаций. Можно считать, что кремация уже состоялась.
– И еще раз благодарю вас за гостеприимство, – сказал Гэндзи, поклонился и вознамерился уйти.
– Пожалуйста, не торопитесь. Мы не все обсудили.
Гэндзи уселся обратно. На губах молодого князя продолжала играть эта его вечная улыбочка. Ничего, недолго ему осталось улыбаться. Каваками заставил себя сдержать гнев. Он не хотел, чтобы этот момент оказался отравлен неприятными эмоциями. Ведь ему предстоит долгие годы наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.
– Насколько я понимаю, – сказал Каваками, – вам посчастливилось удостоиться благосклонного внимания прекраснейшей из гейш, госпожи Майонако-но Хэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124