Все слишком явные следы насилия исчезли. Гонца, самурая средних лет – его звали Годзиро, – аккуратно одели в тот самый наряд, что был на нем, когда его схватили. Он сидел на полу в обычной позе. За спину ему подсунули деревянную подпорку, иначе он просто не смог бы держаться прямо, ведь ему сломали ноги. Лицо гонца было искажено от боли и усеяно капельками пота; дышал он хрипло и прерывисто. Каваками невольно скользнул взглядом по рукам самурая, ожидая увидеть недостающие пальцы. Однако все пальцы были на месте. Значит, ему отрубили что-то другое.
– Нет никакого смысла хранить молчание, – сказал Каваками. – Мы и так знаем, что тебе было поручено. Передать войску княжества Акаока приказ о переходе в боевую готовность. Мы спрашиваем тебя лишь ради подтверждения.
– Меня не волнует, что вы знаете, – отозвался Годзиро.
– А зря, – заметил Каваками. – Поскольку мое знание приведет к смерти твоего князя, к уничтожению его дома и к гибели всех твоих родных.
Тело Годзиро затряслось, лицо исказилось, и с губ сорвались странные сдавленные звуки. Каваками подумал было, что с пленником случился припадок, – и лишь потом понял, что на самом деле самурай смеялся.
– Ты – Въедливый Глаз, – сказал Годзиро. – Ты можешь выведать все про всех. Все, кроме самого важного.
– И что же это?
– Будущее, – ответил Годзиро. – Будущее открыто лишь одному человеку – князю Гэндзи.
– Дурак! – Хоть это было и нелегко, Каваками сумел сдержаться. Какой смысл бить искалеченного пленника? – Ты хочешь умереть в мучениях ради детских сказочек?
– Да, Въедливый Глаз, я умру здесь. Но мои сыновья будут жить и служить господину, наделенному даром предвидения. Они еще помочатся на твой гниющий труп. – Он снова рассмеялся, преодолевая боль. – Если кто из нас и обречен, так это ты.
Каваками встал и вышел, не произнеся более ни единого слова. Он был слишком взбешен. Мукаи поспешил следом за начальником.
– Следует ли мне предать его смерти, господин?
– Нет. Пока не надо. Продолжай допрос.
– Он не заговорит, господин. Я в этом уверен.
– И все-таки продолжай. Со всем тщанием, не упуская никаких способов.
Мукаи поклонился.
– Слушаюсь, мой господин.
Каваками отправился в чайный домик.
А Мукаи вернулся в камеру пыток. Как он и предсказал, Годзиро не выдал никаких сведений, хотя ему поочередно ломали, дробили или удаляли различные части тела, а затем стали поочередно демонстрировать его же внутренние органы. Он кричал и плакал. Никакой герой на его месте не смог бы удержаться от этого. Но он ничего не говорил.
Уже глубокой ночью, в час быка, сердце Годзиро содрогнулось в последний раз. Мукаи поклонился мертвому и мысленно попросил прощения. Он был уверен, что дух Годзиро простит его. Они оба – самураи. И каждый служил своему господину, как мог. Мукаи распорядился, чтобы тело захоронили с почестями, хотя и втайне.
Покинув камеру, Мукаи направился в сторону своих покоев, но не дошел до них. Убедившись, что за ним никто не следит, Мукаи скользнул в потайную дверь. Через несколько минут он уже очутился за стенами замка Эдо и быстро зашагал в сторону района Цукидзи, к княжеским дворцам.
Глава 9
БИТОКУ
Управляющий двором сказал:
– В последнее врцмя много спорят, считать ли доблесть врожденной или приобретенной. А что об этом думает ваша светлость?
– Что это чушь, – ответил князь Таканори.
– Если доблесть является врожденной, воспитывать ее бессмысленно, – сказал управляющий. – Если же ее приобретают, то даже неприкасаемый может стать равным самураю.
– Доблесть – дерьмо. И трусость – дерьмо, – сказал князь Таканори.
Управляющий почтительно поклонился и удалился.
А князь Таканори вновь сосредоточился на пейзаже, открывающемся его взору, и продолжил писать картину «Вид на деревья, окружающие купальню госпожи Синку».
Судзумэ-нокумо (1817)
Хэйко проснулась оттого, что кто-то крался в темноте. Кто бы это ни был, он старался идти как можно тише. Возможно, он имел право находиться здесь. Но ведь стен теперь нет. Так что разумнее предположить, что гость явился с недобрыми намерениями. В изголовье находилась подставка с двумя мечами Гэндзи. Хэйкогда Гэндзи потянулся к катана. Лишь тогда Хэйко поняла, что князь тоже проснулся.
– Господин! – донесся из-за двери голос Хидё.
– В чем дело?
– Прошу прощения за беспокойство, но некий человек настойчиво просит дозволения незамедлительно повидаться с вами.
– Что это за человек?
– Он не назвался, и лицо его скрыто. Но он дал мне знак и сказал, что вы его узнаете.
– Покажи мне знак.
Дверь скользнула в сторону, и Хидё вполз в комнату. Он поклонился, приблизился и вручил Гэндзи плоский круглый металлический предмет размером с крупную сливу. Это была старинная цуба – гарда меча – с изображением стаи воробьев, летящих над волнами.
– Я приму его. Через надлежащее время проведи его сюда.
Хидё заколебался.
– Не будет ли разумнее потребовать, чтобы он сперва открыл лицо?
– Разумно, но не обязательно.
– Да, господин.
Хидё, не вставая с колен, попятился, вышел и закрыл за собою дверь.
Хэйко натянула нижнее кимоно и встала с постели.
– Я выйду.
– Куда?
Хэйко опомнилась. Ну конечно! Это покои для слуг, единственная уцелевшая часть дворца. Они с Гэндзи заняли главную комнату. Во всех прочих устроилось по несколько человек. Свободной комнаты, куда она могла бы удалиться, просто нет.
– Я подожду снаружи.
– Сейчас слишком холодно. Кроме того, я предпочитаю, чтобы ты осталась.
– Мой господин, я сейчас не в том виде, чтобы показываться на глаза кому-то, кроме вас.
Распущенные волосы гейши струились по плечам и спускались до бедер. Хэйко была почти обнаженной. На лице – ни капли краски. В последнее время Гэндзи нравилось видеть ее ненакрашенной. Ей потребуется не меньше часа, чтобы привести себя хоть в сколько-нибудь приличный вид, да и то при условии, что ей будет помогать Сатико.
– Настали странные времена. Обычные правила к ним неприменимы. Приведи себя в порядок, насколько сумеешь.
Хэйко уложила волосы в подобие простой прически в хэйанском стиле: сделала пробор посередине и перехватила распущенные пряди лентой. Несколько кимоно, надетых одно поверх другого и красиво уложенных, изображали просторный наряд той эпохи. Гейша едва коснулась лица пуховкой, но, хотя пудра и румяна были совершенно незаметны, они подчеркнули блеск глаз Хэйко и очертания губ.
– Ты меня поражаешь, – сказал Гэндзи, когда Хэйко вернулась с чайным подносом в руках.
– А что такое, мой господин?
– Ты словно мгновение назад сошла с картины времен Блистательного Принца. – Он указал на свое наспех подпоясанное кимоно. – А я выгляжу в точности как тот, кем являюсь. Как человек, разбуженный посреди ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124