– Но все, что я делал, я делал только ради Кристины, разве не так? Я ведь хотел чего-то добиться в жизни, стать хорошим специалистом своего дела, встать на ноги! Я хотел подготовиться к семейной жизни, ты ведь не будешь меня за это осуждать, дядюшка?
– Я ты объяснял это Кристине? Ты поговорил с ней о причинах своих частых командировок?
Гарет неодобрительно ухмыльнулся и пожал плечами. Давид Фрайзер продолжил:
– Ты просто ожидал, мой мальчик, как нечто само собой разумеющееся, что Кристина будет ожидать тебя и думать только о тебе. Это не совсем правильно, Гарет… Если ты хочешь, чтобы она была твоей женой, ты должен бороться за нее, а сейчас, думаю, тебе лучше пойти и обо всем поговорить с нею. Только прошу тебя, Гарет, будь с ней повнимательнее и постарайся ее понять.
Давид Фрайзер больше ничего не добавил. В душе он очень надеялся, что два самых близких ему человека уж как-нибудь решат свои проблемы и договорятся полюбовно.
У Гарета после разговора с дядюшкой осталось чувство досады. Конечно, думал молодой человек, дядюшка Давид был прав, он сам слишком легко отказался от женщины, которую любит и хочет видеть своей женой. За нее, безусловно, нужно бороться, чтобы вернуть ее прежнее расположение и любовь, только как – вот в чем вопрос.
В начале июня леди Кларисса прислала домой в Лондон письмо, что задержится на неопределенное время в Ингем Парке, так как Маргарет находится на первом месяце беременности. Мать высказывала надежду, что Кристина ведет себя достойно и не расстраивает отца. Леди Кларисса всегда обращалась с Кристиной, как с маленькой беспомощной девочкой, это было видно и по ее письмам.
– Что ты можешь сказать о своем поведении? – спросил Уориндер, когда они завтракали.
– Конечно, папа, и ты это прекрасно знаешь, я послушная и кроткая твоя дочь!
Сейчас, с отъездом матери, свобода Кристины была неограниченной. На следующий день, собрав корзинку с продуктами, девушка отправилась проведать Карла Ландовски. Он по-детски обрадовался ее приходу.
Когда она достала из корзинки масло, яйца, ветчину и дорогой кофе, он замахал руками.
– Кристина, спасибо, конечно, но мне ничего не нужно! – сказал он. – Я достаточно зарабатываю, чтобы нормально питаться.
– Я знаю, но мне очень нравится делать хоть маленькие подарки.
Он улыбнулся и сдался.
– Ты точно, как Кейт. Она тоже обращалась со мной, как с маленьким ребенком, который не умеет о себе как следует позаботиться.
Она сварила яйца, приготовила кофе, и пока они ели, старалась расспрашивать его, чем он занимается целыми днями.
Карл закончил несколько эскизов, которые начал делать еще в больнице. Увидев их, Кристина подумала о том, что они были очень хороши и отражали человеческую беспомощность и страдания.
– Эти эскизы обязательно должны быть на выставке, – восхищенно сказала девушка. – По-моему, ты талантливый художник.
Карл пожал плечами.
– Кому же захочется смотреть грустное?
Кристина продолжала рассматривать портреты и наткнулась на один, очень отличавшийся от всех остальных. Двое мужчин стояли, прислонясь друг к другу головами. Один в низко надвинутой на лоб шляпе, хмурый изучающий взгляд, а узкие заостренные черты лица второго напомнили ей лису, которую Финч поймал в Брамберском лесу. Кристина протянула тот портрет Карлу.
– А кто эти двое? Они не похожи на пациентов больницы, в которой ты лежал.
Карл взял рисунок и, хмурясь, внимательно стал рассматривать портрет.
– Действительно… Эти лица я видел во сне.
– Во сне?!
– Да, однажды утром я проснулся, точно после ночного кошмара, но не мог ничего вспомнить, кроме этих двух лиц. Понимаешь, у меня всегда было то, что называется хорошей памятью на лица. Я могу увидеть кого-то на улице, а потом прийти домой и по памяти точно изобразить его лицо. Я нарисовал эти увиденные во сне лица, но кто они – не знаю.
Может быть, эти лица возникли из памяти, которая еще не вернулась к нему?
– Можно я возьму этот портрет? – спросила девушка. – Я бы хотела показать Дэниелу.
После обеда Кристина, попрощавшись, ушла от Карла и направилась в школу. Ей не хотелось ждать у ворот и привлекать к себе внимание, но, к счастью, через несколько минут во двор выбежали гурьбой дети, а следом за ними вышел Дэниел. Кристина заметила, как оживилось его лицо, когда он увидел ее.
– Кристина, дорогая, почему ты здесь? Что-нибудь случилось?
– Я принесла тебе кое-что показать. Опустившись на скамейку в церковном дворике, она развернула рисунок. Дэниел несколько минут смотрел, не отрываясь, а потом спросил:
– Что это?
– Видишь ли, Карлу снился кошмар, которого он не может вспомнить. Из всего он помнил только эти два лица, проснувшись, он сразу же нарисовал их, пока они не исчезли из его памяти. Мне показалось, что они могли прийти из поврежденной части мозга.
– Я их знаю, – медленно сказал Дэниел. – Эти двое напали тогда на меня. Вот этого зовут Ник, я точно запомнил. Другого не знаю, но именно он избивал меня, пока Ник держал. – Секунду Дэниел помолчал. – Вероятно, Раймонд Дориан снова нанял их, на этот раз чтобы они вскрыли дверь Кейт. Мы должны показать этот рисунок в полиции. Интересно, видел ли Карл их в комнате Кейт или уже выходящими из дома…
– Не знаю, может быть, я фантазерка, – сказала Кристина, – но у меня такое ощущение, что они ругаются. У Карла есть удивительная способность передавать в своих портретах настроение людей. Но я не знаю, покажется ли важным этот рисунок инспектору.
Она оказалась права. Инспектор отнесся к рисунку, как к плоду больного воображения, но вдруг констебль, внимательно рассматривавший рисунок, резко выпрямился и сказал:
– Вот этого я, по-моему, знаю, – он указал на одного из парней. – Большой мерзавец, должен вам сказать… Когда-то занимался боксом. Мы однажды уже брали его в участок.
– Когда это было? – спросил Блейн.
– Пару месяцев назад. За ограбление джентльмена, но когда мы поймали его, он был чист, избавился от всех улик. А за отсутствием улик мы вынуждены были его отпустить.
Когда рисунок показали мистеру Боулту, он не был так уж уверен в том, что когда-нибудь встречался с кем-нибудь из них.
– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Боулт, теребя кончик носа. – Я бы сказал, что очень похож на Джека Райдера, но не стану утверждать, что наверняка.
Но этого все равно было достаточно, чтобы арестовать двоих мужчин. Однако очень скоро выяснилось, что двое подозреваемых куда-то исчезли.
Летняя жара сделала жизнь обитателей Ньюгейта совсем невыносимой. В переполненных камерах стоял такой тяжелый дух от резкого запаха пота, грязи, мочи, что даже карболка, которой мыли полы, не помогала. Свежего воздуха, казалось, не было нигде, даже в тюремном дворе, и даже на прогулках заключенные еле волочили ноги, задыхаясь в тяжелом, спертом, горячем воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146