V. Знакомый из Италии
После очередной длительной разлуки с кузиной, когда Виктор Петрович снова посетил ее дом, его ждал неприятный сюрприз. В гостиной Натали, в его любимом удобном кресле у камина, сидел, весело щуря синие озорные глаза, юнкер в артиллерийском мундире.
У Виктора Петровича учащенно забилось сердце. Натали внимательно оглядела его, улыбнулась приветливей чем обычно, представила ему юнкера. Это был тот самый мальчик, что когда-то, еще до войны, присылал Натали письма из Италии. Она их не раз читала Сдаржинскому. Теперь их автор Николай Раенко превратился в рослого, на целую голову выше Сдаржинского, юношу. Он вернулся на родину и поступил в конную армейскую артиллерию.
Раенко был остроумным темпераментным собеседником, сопровождавшим свои слова энергичной итальянской жестикуляцией, к которой он, очевидно, привык, прожив много лет в Тоскане. Его рассказы об Италии, полные негодования против ее поработителей-чужеземцев, взволновали слушателей. Он поведал о революционных обществах карбонариев которые созданы во всех многочисленных королевствах и герцогствах Апеннинского полуострова.
– Карбонарии – это значит по-итальянски угольщики… Так называют себя бунтари, которым ненавистен гнет поработителей – австрийских деспотов Габсбургов. Карбонарии уже взялись за оружие, в Неаполитанском королевстве вспыхнула революция а в Португалии хунта во главе с полковником Сенульведа совершила государственный переворот, урезала власть тирана, провозгласив конституционную монархию. Там и здесь действовали восставшие офицеры. Неплохо бы и нам последовать их примеру! – Раенко молодцевато расправил свои широкие, украшенные новенькими юнкерскими погонами плечи.
Хотя Раенко первый раз в жизни видел Сдаржинского, он откровенно делился с ним своими взглядами. Такая беспечная болтливость сначала не понравилась Виктору Петровичу, но потом он понял, почему юнкер не опасается быть с ним откровенным. Он, видимо, узнал о нем от кузины.
«Значит, этот юнкер уже бывал у Натали, когда я отсутствовал», – уколола его ревнивая догадка. И все же Виктору Петровичу понравился Раенко. В горячей откровенности Николая звучала подкупающая искренность, и перед ней не могла устоять ледяная вежливость, с которой встретил его Сдаржинский.
Когда же юноша беспечно поведал, как сам был принят в общество карбонариев, Виктор Петрович пожал ему руку.
– Я завидую вам, – сказал он юнкеру
– А я, откровенно, – вам, – с мальчишеской непосредственностью рассмеялся Раенко. – Я только в Италии размахивал карбонарийским кинжалом, а вы – я это знаю от Натальи Дмитриевны – предводительствовали партизанским отрядом, освобождали в сражениях родину от войск узурпатора. О, как мне хотелось тогда вернуться в Россию, чтобы сражаться с врагом! Весь мир еще восхищается подвигами войск наших. Нам сочувствуют даже французы, которых мы победили, не говоря уже об итальянцах, немцах и англичанах.
– Ну, простите – это уж вы хватили через край, – покачал головой Сдаржинский. – Что касается англичан – трудно поверить. Они высокомерно считают нас рабской отсталой страной.
– Вы не правы! Лучшие из англичан искренно желают нам освободиться от деспотизма, – взмахнул длинными руками, словно птица крыльями, Раенко.
– Кто же из этих-то лучшие – позвольте спросить? – усмехнулся Сдаржинский.
– Байрон! Я всего лишь один раз в жизни имел счастье встретиться с сим необычайным человеком. Узнав, что я русский, он долго расспрашивал меня о нашем отечестве. Но что я мог рассказать о России, если сам с детства был оторван от нее. Все же он продолжал расспрашивать меня. Россия его очень интересовала А потом Байрон сказал, что, видимо, наша страна снегов уже услышала могучий голос свободы и скоро пробудится ото сна…
VI. Друг Байрона
Затаив дыхание, собеседники Николая слушали его рассказ о встрече с английским поэтом. Имя Джорджа Гордона Байрона и его полные мятежной романтики поэмы и стихи уже тогда были известны образованной части русского общества.
Запрещенные царской цензурой произведения Байрона переводились тайно с английского языка на русский и являлись своего рода знамением свободолюбия. Уже тогда, еще при жизни, его имя стало легендой. Поэтому понятно, с каким интересом Натали и Виктор Петрович ловили каждое слово человека, имевшего счастье видеть и говорить со знаменитым английским бардом.
– Скажите, правду говорят, что лорд Байрон один из руководителей карбонариев, что он как истый вольтерианец и якобинец решил извести всех королевской крови персон? – спросил его Сдаржинский.
– Об этом я точно не знаю. Потому что карбонарийские общества – суть тайные. Они стремятся к одному – объединить италийский народ, придавленный и расчлененный игом иноземных монархов на десятки мелких княжеств, королевств, герцогств… У карбонариев существует множество ячеек, которые называются «вентами» или «вендитами» или «ложами». Члены тайных обществ находятся сейчас в Италии повсюду. Их цель – вооруженным восстанием, вовлекая в борьбу народ, свергнуть иго иноземных тиранов и превратить Италию в свободную республику. Байрон дружил со многими итальянцами. Они. по-моему, руководители карбонариев. Например, он дружит с графом Пьеро Гамба, братом его возлюбленной, женщины необычайной красоты – Терезы Гвиччиоли. По-моему, Пьеро Гамба – один из виднейших руководителей самой верховной секретной «венты». От Байрона он ничего не скрывает. А вообще карбонарии умеют строго хранить свои тайны. Предателей и болтунов они карают смертью…
– Значит, Байрон – член их таинственного братства? – спросила Натали.
– Не сомневаюсь…
– Он красив?
Раенко рассмеялся.
– Вот настоящий женский вопрос!
– Но я задала его не из простого женского любопытства. Я много слышала, что внешность Байрона способствует его известности. – Она стала пунцовой до самых корней своих иссиня-черных волос.
– Простите за мою бесцеремонную шутливость, – извинился Николай. – Я постараюсь ответить вам: лорд Байрон действительно очень красив! Ему сейчас, наверное, немногим более тридцати лет. У него вьющиеся жгуче-черные волосы, как у вас, Наталья Дмитриевка. Огромные зеленоватого оттенка глаза. Гордая осанка и стройная фигура Он почти неприметно прихрамывал, но так, что человек, не знающий об этом, сразу даже не заметит этого недостатка. Но очарование Байрона – это не только его красивая внешность… Это… – Раенко сделал паузу, как бы подыскивая нужные слова.
– В чем же, Николай Алексеевич? – поторопил его Сдаржинский.
– Трудно сказать… Его очарование – в его чудесной душе. Он, словно сама муза поэзии, раз за тысячу лет сошедшая в образе человека на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73