- Копыт не хватает.
Оксана прытко священнодействовала близ учительского стола, колупая очередной пример. Ступочкин одобрительно шевелил пальцами и молчал.
- Твоя будущая жена, - сообщил Женя, бездумно переписывая цифры с доски.
- Твоя, - отбрыкивался он.
- Врешь, - довольно заявил кучерявый Женя Градников. - Чего моя? Вы же у нас самые математики. Будете в постеле строить график - чем не жизнь?
- Это вы будете, - сказал Леша за неимением лучших слов.
- А какая тебе нужна жена: умная или красивая? - привязался симпатичный раздолбай.
Леша славился тем, что его навылет убивали вопросы интимного содержания.
- Мне нужно все сразу, - с тихой истерикой ответил он.
- Позови в кино Лену Ганаеву, - предложил шепотливый веселух. - Если все сразу.
- Сам зови, - резано сказал он, внутренне растекаясь в кисель.
- Я? Позову, конечно, - отозвался Градников, невзначай пиная туфлей лешины ноги. Не со злобы пиная - так, по-дружески, от переизбытка скуки.
Ганаева казалась ему никем, да и как она выглядела сегодня? Что-то несделанное, бесформенность с глупыми вопросами и случайным, малоприятным на слух смехом. Вот и вся девочка Ганаева, а ее тело украшалось одеждой старушачьих расцветок, хоть она и нравилась Градникову - что с того? Она многим нравилась, возможно, за говорливый нрав, - потом, кстати, выяснилось, что по ходу жизни Смурнов смотрел только на общительных девушек, а свои скромные подобия он не замечал, не принимал всерьез, и они его не принимали всерьез, как, впрочем, и говорливые.
На химии он слушал отвратительное поветствование об оксидах. В голове вместо формул быстро вскипал план реформы образования: сделать так, чтоб избавить свою жизнь от оксидов - ну а зачем, в самом деле, они нужны? Нет ни одного довода в пользу того, чтобы взрослый человек хоть краем мозга подозревал о наличии на земле оксидов. Как и о наличии цитоплазмы, котангенса, ускорения и иных причудливых штук. Без ложной скромности Леша полагал, что программу за десять классов сочинял пришибленный дурак, высунув довольный язык и хохоча от своей заскорузлой тупости; а возможно, что не один: целая команда счастливых тупогонов собралась вместе и постановила, что в стране излишен не познавший котангенса, цитоплазмы и ускорения. Господи, неужели это - непонятно? - думал маленький Смурнов, и потом не поменявшей веры в убогость верховных принципов школы: кстати, через много лет его похвалили за эту мысль, - похвалил клетчатый, в зазеркальной комнате. Херня, конечно, сказал он, когда Смурнов предположил, будто школа не так устроена - так вот, херня, сказал знающий, десять лет неизбывной херни, за которые в иных мирах лепят сверхчеловека. А у вас лепят хрен кого, тебя лепят - сказал тогда клетчатый, мягко-извинительно улыбнувшись: а почему? Не думают потому что, лениво произнес он, не знают, чего хотят, вот и штампуют дрянь, а если бы поняли, какая модель человека надобна и потребна - делали бы ее, но ведь не задумываются, гонят ерунду и радуются, что чересчур мучительно ее гонят. Переделать бы ваш бардак, мечтательно вздохнул молодой и сероносочный.
Наступили труды. В обиходе предмет так и назывался: труды. А полное название намекало на трудовое воспитание и обучение, и в жизни им занимался пожилой дядька-сталинист, с дрожащими ручонками, искренний. "Ты зачем не так сточил? - возмущался он. - Заусеницы видишь? Быть тебе ленивой гусеницей, а не мужиком".
Обточивших железяку без заусениц он возносил на свой лад, обзывая проверенным элементом и нашим кадром. Еще он говорил, что пойдет с такими в разведку - пацаны его, впрочем, не любили.
"Сегодня будет задание, - предвкущающе сказал он, - по дереву." Ребята стояли в ряд, сонно изучая, как Лев Иванович наглядно сдирает стружку с поверхности. Ребята скучали, Леша все-таки волновался - он всегда волнительно ходил на этот урок, всегда с опаской и подозрением. Лев Иванович его не ценил, в разведку отказывался идти напрочь, в уме, наверное, считая Алексея гусеницей - а у того рукоделие привычно выпадало из рук, не клеилось у него ремесло по дереву и муторное точение железяк. Если требовалось выполнить что-то в миллиметрах, он всегда ошибался, сдирая лишнее или опасливо оставляя лишний кусок. Лев Иванович таких не любил, подолгу талдыча про глазомер и требуя показать "тетрадь по трудам": в ней виднелось единственная запись на тему, что такое эскиз, и картина какой-то детали в полный рост с закругленным верхом и указанием ее миллиметров.
"Вот, - говорил Лев Иванович, - как положено-то". Леша вежливо соглашался, покорно встряхивая головой.
Сегодняшний день казался апофеозом рукодельного издевательства. Облочившись в сшитый родителями синий фартук, он недоуменно держал в руке рубанок. Предстояло обстругать напиленное предшественником, затем новый мальчик склеит их как положено, и школа обзаведется деревянными автоматами. Вещь нужная, полезная - особенно когда третьекласники со дня на день готовятся разыграться в свою патриотическую войну.
Он неуверенно провел рубанком по дереву, стружка почему-то не отлетела. В пыльный зал вошла незнакомая тетка и попросила Льва Ивановича одолжить ей мальчиков. Пятерых. Трудовик позвал добровольцев. Леша откликнулся, хуже трудов случиться уже не могло.
Впятером они пошли к вестибюлю, тетка неслась впереди, загребая руками воздух. "Ну хлопцы, - смеялась она. - Сразу вижу трудолюбивых." Зашли в полутемную клетушку близ вестибюля. Тетка вывалила из тяжелого шкафа несколько метел, грабли, пару ведер, предложила все это разобрать. Грабли пугали, потому что были одни. Леша взял метлу. А носилки и веник остались дремать в глубине зеленого шкафа. Тетка опять довольно засмеялась и повела своих семиклассников на прозрачный сентябрьский воздух.
Они обошли школу с тыла, остановились за оградой, отделявшей двор от переулка. Тетка объяснила, чего и как. Ее наставления напомнили анекдот: мести требовалось от калитки вплоть до конца урока. "Вас же можно оставить одних?" - по-доброму спросила она и удалилась, показав засыпанную известкой спину.
В отсутсвие тетки никто работать не стал. Диван пожаловался, что хочет спать. Олег лаконично матернулся. Райхер зажал между ног свои грабли и покачивал рукояткой, - ни дать, ни взять, показ детородного органа. Сам Райхер, видимо, об этом не подозревал. Олег с хохотом объявил, что именно тот показывает. Женька Градников и Диван заржали, Леша тянул улыбку из солидарности. Саша Райхер обиделся и робко назвал Олега придурком. Диван посоветовал вмочить Райхеру как положено.
- Сюда иди, мышь! - рявкнул Олег, вынимая из карманов руки и попинывая воздух ногой.
Райхер стоял поблизости и не шевелился.
Леша тихо радовался, что в стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Оксана прытко священнодействовала близ учительского стола, колупая очередной пример. Ступочкин одобрительно шевелил пальцами и молчал.
- Твоя будущая жена, - сообщил Женя, бездумно переписывая цифры с доски.
- Твоя, - отбрыкивался он.
- Врешь, - довольно заявил кучерявый Женя Градников. - Чего моя? Вы же у нас самые математики. Будете в постеле строить график - чем не жизнь?
- Это вы будете, - сказал Леша за неимением лучших слов.
- А какая тебе нужна жена: умная или красивая? - привязался симпатичный раздолбай.
Леша славился тем, что его навылет убивали вопросы интимного содержания.
- Мне нужно все сразу, - с тихой истерикой ответил он.
- Позови в кино Лену Ганаеву, - предложил шепотливый веселух. - Если все сразу.
- Сам зови, - резано сказал он, внутренне растекаясь в кисель.
- Я? Позову, конечно, - отозвался Градников, невзначай пиная туфлей лешины ноги. Не со злобы пиная - так, по-дружески, от переизбытка скуки.
Ганаева казалась ему никем, да и как она выглядела сегодня? Что-то несделанное, бесформенность с глупыми вопросами и случайным, малоприятным на слух смехом. Вот и вся девочка Ганаева, а ее тело украшалось одеждой старушачьих расцветок, хоть она и нравилась Градникову - что с того? Она многим нравилась, возможно, за говорливый нрав, - потом, кстати, выяснилось, что по ходу жизни Смурнов смотрел только на общительных девушек, а свои скромные подобия он не замечал, не принимал всерьез, и они его не принимали всерьез, как, впрочем, и говорливые.
На химии он слушал отвратительное поветствование об оксидах. В голове вместо формул быстро вскипал план реформы образования: сделать так, чтоб избавить свою жизнь от оксидов - ну а зачем, в самом деле, они нужны? Нет ни одного довода в пользу того, чтобы взрослый человек хоть краем мозга подозревал о наличии на земле оксидов. Как и о наличии цитоплазмы, котангенса, ускорения и иных причудливых штук. Без ложной скромности Леша полагал, что программу за десять классов сочинял пришибленный дурак, высунув довольный язык и хохоча от своей заскорузлой тупости; а возможно, что не один: целая команда счастливых тупогонов собралась вместе и постановила, что в стране излишен не познавший котангенса, цитоплазмы и ускорения. Господи, неужели это - непонятно? - думал маленький Смурнов, и потом не поменявшей веры в убогость верховных принципов школы: кстати, через много лет его похвалили за эту мысль, - похвалил клетчатый, в зазеркальной комнате. Херня, конечно, сказал он, когда Смурнов предположил, будто школа не так устроена - так вот, херня, сказал знающий, десять лет неизбывной херни, за которые в иных мирах лепят сверхчеловека. А у вас лепят хрен кого, тебя лепят - сказал тогда клетчатый, мягко-извинительно улыбнувшись: а почему? Не думают потому что, лениво произнес он, не знают, чего хотят, вот и штампуют дрянь, а если бы поняли, какая модель человека надобна и потребна - делали бы ее, но ведь не задумываются, гонят ерунду и радуются, что чересчур мучительно ее гонят. Переделать бы ваш бардак, мечтательно вздохнул молодой и сероносочный.
Наступили труды. В обиходе предмет так и назывался: труды. А полное название намекало на трудовое воспитание и обучение, и в жизни им занимался пожилой дядька-сталинист, с дрожащими ручонками, искренний. "Ты зачем не так сточил? - возмущался он. - Заусеницы видишь? Быть тебе ленивой гусеницей, а не мужиком".
Обточивших железяку без заусениц он возносил на свой лад, обзывая проверенным элементом и нашим кадром. Еще он говорил, что пойдет с такими в разведку - пацаны его, впрочем, не любили.
"Сегодня будет задание, - предвкущающе сказал он, - по дереву." Ребята стояли в ряд, сонно изучая, как Лев Иванович наглядно сдирает стружку с поверхности. Ребята скучали, Леша все-таки волновался - он всегда волнительно ходил на этот урок, всегда с опаской и подозрением. Лев Иванович его не ценил, в разведку отказывался идти напрочь, в уме, наверное, считая Алексея гусеницей - а у того рукоделие привычно выпадало из рук, не клеилось у него ремесло по дереву и муторное точение железяк. Если требовалось выполнить что-то в миллиметрах, он всегда ошибался, сдирая лишнее или опасливо оставляя лишний кусок. Лев Иванович таких не любил, подолгу талдыча про глазомер и требуя показать "тетрадь по трудам": в ней виднелось единственная запись на тему, что такое эскиз, и картина какой-то детали в полный рост с закругленным верхом и указанием ее миллиметров.
"Вот, - говорил Лев Иванович, - как положено-то". Леша вежливо соглашался, покорно встряхивая головой.
Сегодняшний день казался апофеозом рукодельного издевательства. Облочившись в сшитый родителями синий фартук, он недоуменно держал в руке рубанок. Предстояло обстругать напиленное предшественником, затем новый мальчик склеит их как положено, и школа обзаведется деревянными автоматами. Вещь нужная, полезная - особенно когда третьекласники со дня на день готовятся разыграться в свою патриотическую войну.
Он неуверенно провел рубанком по дереву, стружка почему-то не отлетела. В пыльный зал вошла незнакомая тетка и попросила Льва Ивановича одолжить ей мальчиков. Пятерых. Трудовик позвал добровольцев. Леша откликнулся, хуже трудов случиться уже не могло.
Впятером они пошли к вестибюлю, тетка неслась впереди, загребая руками воздух. "Ну хлопцы, - смеялась она. - Сразу вижу трудолюбивых." Зашли в полутемную клетушку близ вестибюля. Тетка вывалила из тяжелого шкафа несколько метел, грабли, пару ведер, предложила все это разобрать. Грабли пугали, потому что были одни. Леша взял метлу. А носилки и веник остались дремать в глубине зеленого шкафа. Тетка опять довольно засмеялась и повела своих семиклассников на прозрачный сентябрьский воздух.
Они обошли школу с тыла, остановились за оградой, отделявшей двор от переулка. Тетка объяснила, чего и как. Ее наставления напомнили анекдот: мести требовалось от калитки вплоть до конца урока. "Вас же можно оставить одних?" - по-доброму спросила она и удалилась, показав засыпанную известкой спину.
В отсутсвие тетки никто работать не стал. Диван пожаловался, что хочет спать. Олег лаконично матернулся. Райхер зажал между ног свои грабли и покачивал рукояткой, - ни дать, ни взять, показ детородного органа. Сам Райхер, видимо, об этом не подозревал. Олег с хохотом объявил, что именно тот показывает. Женька Градников и Диван заржали, Леша тянул улыбку из солидарности. Саша Райхер обиделся и робко назвал Олега придурком. Диван посоветовал вмочить Райхеру как положено.
- Сюда иди, мышь! - рявкнул Олег, вынимая из карманов руки и попинывая воздух ногой.
Райхер стоял поблизости и не шевелился.
Леша тихо радовался, что в стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43