Что же, может быть, нам учредить на отделении радио и телевидения в нью-йоркском университете специальную стипендию имени Джоя Валери?
– Вы только посмотрите, – улыбаюсь я. – Оказывается, и у Грэйсона есть сердце!
– Что касается мозгов, то тут я сильно сомневаюсь, – ворчит Эллиот.
– Ну что, – спрашивает меня Грэйсон, – если тебе присудят «Эмми», ты не откажешься от нее?
– Еще не знаю, – отвечаю я.
– Послушай, Грэйсон, я понимаю чувства Мэгги, – спокойно говорит Куинси. – Поэтому как насчет того, чтобы сегодня отложить все разговоры о контрактах, премиях и прочем и просто поужинать в свое удовольствие? К тому же нам нужно поговорить с Мэгги наедине…
– Чепуха, – краснея, говорит Грэйсон. – Я хочу утрясти все дела с этим широкоформатным шоу, а для этого нам нужна Мэгги. Лучше нее человека не сыскать.
– Расслабься, Грэйсон, – как бы между прочим советует ему Куинси. – Зачем такая спешка? Может быть, нам еще не удастся договориться о деньгах…
Итак, момент настал. Рано или поздно это случается, какими бы отвлеченными и обыденными ни казались разговоры, происходящие за этими проклятыми деловыми ужинами. В этой игре есть свои законы, и ни одно слово здесь не бывает случайно. Все принимается всерьез.
Нельзя сказать, что я обмираю от ужаса, когда понимаю, что решающий момент приближается. Я с глубокомысленным видом принимаюсь разламывать спички на маленькие кусочки и сооружать из них на салфетке маленькие домики. Винсент стоит за спиной у Грэйсона. Подмигивая мне, он наклоняется и застилает его колени свежей льняной салфеткой.
– Вот что, Куинси, – говорит Грэйсон, бросая зоркий взгляд в сторону Винсента, – дело вовсе не в спешке. В конце концов, и деньги можно найти.
– Я возьму котлеты «по-киевски», – говорит Куинси, словно не слыша его последних слов.
– А я блины, – говорю я.
– А я бы взял тебя, – шепчет мне Эллиот.
– Мне тоже котлеты «по-киевски» с вишневым соусом, – говорит Грэйсон. – И перестань шататься около меня, Винсент. Ты меня нервируешь.
Прежде чем Куинси возобновляет дипломатическую беседу, Эллиот успевает заказать бефстроганов.
– Мне бы не хотелось, чтобы из-за нас у тебя осложнялись отношения с советом директоров компании, – говорит она Грэйсону. – Ведь урезание бюджета – их идея…
Она улыбается, и ее зеленые глаза искрятся.
– Позволь мне разбираться с ними, – отвечает Грэйсон.
Куинси обменивается со мной понимающим взглядом и продолжает:
– Если твое широкоформатное шоу имеет отношение к Ближнему Востоку, не уверена, что это понравится Мэгги. Она и так два года просидела в Ливане. Может быть, она планирует вернуться и осесть в Штатах…
Эллиот широко распахивает глаза, но я успеваю шепнуть ему кое-что, и он молчит.
– Какая разница, – говорит Грэйсон, – в Нью-Йорке или в Тель-Авиве? Главное, ей не придется больше заниматься военными конфликтами. Мы приготовили для нее кое-что другое. Достаточно она натерпелась в этом аду. Теперь она будет заниматься более приятными вещами: светская хроника и тому подобное. И профессиональный рост ей обеспечен. Однако мне бы хотелось, чтобы она обосновалась именно в Израиле. Ведь она наш лучший корреспондент в этом регионе. Наши телезрители ей доверяют.
Куинси трясет головой.
– В том-то и проблема, Грэйсон. Она, пожалуй, с удовольствием взялась бы за подобное дело – но в Нью-Йорке. – Тут она кивает мне: – Тебе бы не хотелось возвращаться на Ближний Восток, верно?
– Да уж, – говорю я ей в тон и стараюсь не смотреть на Эллиота.
– Вот видишь, Грэйсон, – восклицает Куинси, – раз Мэгги не хочется возвращаться туда, так и говорить не о чем. Я имею в виду это шоу. Мне кажется, нужно немного подождать. Это так сразу не решишь..
– Мэгги, – говорит Грэйсон, наклоняясь ко мне, – пойми, мне очень нужно, чтобы ты обосновалась на Ближнем Востоке. Это гораздо важнее того, чем ты занималась бы в Нью-Йорке. Кроме тебя, этого никто не сможет сделать. Сначала я предполагал не слишком высокую оплату, но, если ты согласишься, еще можно все переиграть. Ну, как насчет того, чтобы вернуться назад и поработать над нашим шоу в Израиле, а Мэгги?
– Думаю, что нет, – отвечает за меня Куинси.
– Мэгги, – продолжает Грэйсон, не обращая на нее внимания, – для меня, а?
Я пожимаю плечами.
– Вот и прекрасно! – Грэйсон разражается безрадостным смехом. – Ты победила. Впереди высокие гонорары, прежнее жалованье и никаких вычетов.
Эллиот тоже смеется.
– Не думаю, что в этом разговоре ты был на высоте, – говорит он Грэйсону.
Жульничество за нашим столом происходило самое бесстыднейшее. К счастью, главный шулер был на моей стороне. А уж в искусстве махинаций с Куинси Рейнольде никто не сравнится.
– Кто тебя спрашивает? – огрызается Грэйсон.
– Никто, – устало говорит Эллиот. – Однако я как-никак продюсер этого шоу, и я очень внимательно следил за тем, о чем Куинси умалчивала.
– Так ты примешь «Эмми», если тебе ее присудят? – спрашивает у меня Грэйсон, пропуская замечание Эллиота мимо ушей.
– Мы не на базаре, – отрезает Куинси и опускает ладонь мне на руку прежде, чем я успеваю ответить.
Винсент снова подгребает к нашему столу.
– Бефстроганова нет, мистер Джеймс, – обращается он к Эллиоту. – Зато есть превосходный стейк с перцем.
– Берите «Эмми»! – говорит он мне одними губами.
– Почему? – удивляюсь я.
– Я вовсе не собираюсь торговаться, – говорит Грэйсон, бросая на Винсента уничтожающий взгляд. – Просто я хочу разобраться в ситуации.
– Почему бы тебе не заказать что-нибудь эдакое? – обращается ко мне Эллиот. – Я, пожалуй, возьму этот стейк.
– От вас он бы тоже не отказался, – вдруг громко вставляет Винсент.
– Что ты такое несешь, Винсент? Черт бы тебя побрал! – взрывается Грэйсон.
Куинси начинает говорить. Она говорит так тихо, что Эллиот вынужден придвинуться ближе, чтобы слышать.
– Я бы сформулировала это следующим образом. Повышение жалованья на двадцать пять процентов плюс бонус в пятьдесят тысяч долларов в конце каждого полугодия в случае, если шоу пойдет. Кроме того, повышение жалованья еще на пятнадцать процентов в конце первого сезона, если мы продлеваем договор… Только на этих условиях Мэгги отправляется на Ближний Восток.
– Это неприемлемо! – визжит Грэйсон.
– Как ты догадался, что он меня хочет? – спрашиваю я Винсента.
– Я же говорила тебе, что лучше бы нам отложить этот разговор, – говорит Куинси и улыбается Педро, который ставит перед ней котлету «по-киевски».
– Он же итальянец, – спокойно говорит Винсент. – Что ж тут непонятного?
– Какого черта! – вопит Грэйсон. – Что здесь происходит? Какой еще итальянец?
Куинси втыкает вилку в свою котлету «по-киевски» и произносит многозначительно:
– Гм-м…
Из котлеты бежит душистое масло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Вы только посмотрите, – улыбаюсь я. – Оказывается, и у Грэйсона есть сердце!
– Что касается мозгов, то тут я сильно сомневаюсь, – ворчит Эллиот.
– Ну что, – спрашивает меня Грэйсон, – если тебе присудят «Эмми», ты не откажешься от нее?
– Еще не знаю, – отвечаю я.
– Послушай, Грэйсон, я понимаю чувства Мэгги, – спокойно говорит Куинси. – Поэтому как насчет того, чтобы сегодня отложить все разговоры о контрактах, премиях и прочем и просто поужинать в свое удовольствие? К тому же нам нужно поговорить с Мэгги наедине…
– Чепуха, – краснея, говорит Грэйсон. – Я хочу утрясти все дела с этим широкоформатным шоу, а для этого нам нужна Мэгги. Лучше нее человека не сыскать.
– Расслабься, Грэйсон, – как бы между прочим советует ему Куинси. – Зачем такая спешка? Может быть, нам еще не удастся договориться о деньгах…
Итак, момент настал. Рано или поздно это случается, какими бы отвлеченными и обыденными ни казались разговоры, происходящие за этими проклятыми деловыми ужинами. В этой игре есть свои законы, и ни одно слово здесь не бывает случайно. Все принимается всерьез.
Нельзя сказать, что я обмираю от ужаса, когда понимаю, что решающий момент приближается. Я с глубокомысленным видом принимаюсь разламывать спички на маленькие кусочки и сооружать из них на салфетке маленькие домики. Винсент стоит за спиной у Грэйсона. Подмигивая мне, он наклоняется и застилает его колени свежей льняной салфеткой.
– Вот что, Куинси, – говорит Грэйсон, бросая зоркий взгляд в сторону Винсента, – дело вовсе не в спешке. В конце концов, и деньги можно найти.
– Я возьму котлеты «по-киевски», – говорит Куинси, словно не слыша его последних слов.
– А я блины, – говорю я.
– А я бы взял тебя, – шепчет мне Эллиот.
– Мне тоже котлеты «по-киевски» с вишневым соусом, – говорит Грэйсон. – И перестань шататься около меня, Винсент. Ты меня нервируешь.
Прежде чем Куинси возобновляет дипломатическую беседу, Эллиот успевает заказать бефстроганов.
– Мне бы не хотелось, чтобы из-за нас у тебя осложнялись отношения с советом директоров компании, – говорит она Грэйсону. – Ведь урезание бюджета – их идея…
Она улыбается, и ее зеленые глаза искрятся.
– Позволь мне разбираться с ними, – отвечает Грэйсон.
Куинси обменивается со мной понимающим взглядом и продолжает:
– Если твое широкоформатное шоу имеет отношение к Ближнему Востоку, не уверена, что это понравится Мэгги. Она и так два года просидела в Ливане. Может быть, она планирует вернуться и осесть в Штатах…
Эллиот широко распахивает глаза, но я успеваю шепнуть ему кое-что, и он молчит.
– Какая разница, – говорит Грэйсон, – в Нью-Йорке или в Тель-Авиве? Главное, ей не придется больше заниматься военными конфликтами. Мы приготовили для нее кое-что другое. Достаточно она натерпелась в этом аду. Теперь она будет заниматься более приятными вещами: светская хроника и тому подобное. И профессиональный рост ей обеспечен. Однако мне бы хотелось, чтобы она обосновалась именно в Израиле. Ведь она наш лучший корреспондент в этом регионе. Наши телезрители ей доверяют.
Куинси трясет головой.
– В том-то и проблема, Грэйсон. Она, пожалуй, с удовольствием взялась бы за подобное дело – но в Нью-Йорке. – Тут она кивает мне: – Тебе бы не хотелось возвращаться на Ближний Восток, верно?
– Да уж, – говорю я ей в тон и стараюсь не смотреть на Эллиота.
– Вот видишь, Грэйсон, – восклицает Куинси, – раз Мэгги не хочется возвращаться туда, так и говорить не о чем. Я имею в виду это шоу. Мне кажется, нужно немного подождать. Это так сразу не решишь..
– Мэгги, – говорит Грэйсон, наклоняясь ко мне, – пойми, мне очень нужно, чтобы ты обосновалась на Ближнем Востоке. Это гораздо важнее того, чем ты занималась бы в Нью-Йорке. Кроме тебя, этого никто не сможет сделать. Сначала я предполагал не слишком высокую оплату, но, если ты согласишься, еще можно все переиграть. Ну, как насчет того, чтобы вернуться назад и поработать над нашим шоу в Израиле, а Мэгги?
– Думаю, что нет, – отвечает за меня Куинси.
– Мэгги, – продолжает Грэйсон, не обращая на нее внимания, – для меня, а?
Я пожимаю плечами.
– Вот и прекрасно! – Грэйсон разражается безрадостным смехом. – Ты победила. Впереди высокие гонорары, прежнее жалованье и никаких вычетов.
Эллиот тоже смеется.
– Не думаю, что в этом разговоре ты был на высоте, – говорит он Грэйсону.
Жульничество за нашим столом происходило самое бесстыднейшее. К счастью, главный шулер был на моей стороне. А уж в искусстве махинаций с Куинси Рейнольде никто не сравнится.
– Кто тебя спрашивает? – огрызается Грэйсон.
– Никто, – устало говорит Эллиот. – Однако я как-никак продюсер этого шоу, и я очень внимательно следил за тем, о чем Куинси умалчивала.
– Так ты примешь «Эмми», если тебе ее присудят? – спрашивает у меня Грэйсон, пропуская замечание Эллиота мимо ушей.
– Мы не на базаре, – отрезает Куинси и опускает ладонь мне на руку прежде, чем я успеваю ответить.
Винсент снова подгребает к нашему столу.
– Бефстроганова нет, мистер Джеймс, – обращается он к Эллиоту. – Зато есть превосходный стейк с перцем.
– Берите «Эмми»! – говорит он мне одними губами.
– Почему? – удивляюсь я.
– Я вовсе не собираюсь торговаться, – говорит Грэйсон, бросая на Винсента уничтожающий взгляд. – Просто я хочу разобраться в ситуации.
– Почему бы тебе не заказать что-нибудь эдакое? – обращается ко мне Эллиот. – Я, пожалуй, возьму этот стейк.
– От вас он бы тоже не отказался, – вдруг громко вставляет Винсент.
– Что ты такое несешь, Винсент? Черт бы тебя побрал! – взрывается Грэйсон.
Куинси начинает говорить. Она говорит так тихо, что Эллиот вынужден придвинуться ближе, чтобы слышать.
– Я бы сформулировала это следующим образом. Повышение жалованья на двадцать пять процентов плюс бонус в пятьдесят тысяч долларов в конце каждого полугодия в случае, если шоу пойдет. Кроме того, повышение жалованья еще на пятнадцать процентов в конце первого сезона, если мы продлеваем договор… Только на этих условиях Мэгги отправляется на Ближний Восток.
– Это неприемлемо! – визжит Грэйсон.
– Как ты догадался, что он меня хочет? – спрашиваю я Винсента.
– Я же говорила тебе, что лучше бы нам отложить этот разговор, – говорит Куинси и улыбается Педро, который ставит перед ней котлету «по-киевски».
– Он же итальянец, – спокойно говорит Винсент. – Что ж тут непонятного?
– Какого черта! – вопит Грэйсон. – Что здесь происходит? Какой еще итальянец?
Куинси втыкает вилку в свою котлету «по-киевски» и произносит многозначительно:
– Гм-м…
Из котлеты бежит душистое масло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109