Организовать людей на работу она всегда умела. Искупав, мама укладывала меня на траве и уходила, а я смотрела в небеса. Я любила воду, свежий воздух, а мой ангел всегда охранял меня.
Постепенно я стала различать цвета. Мне очень нравилось зеленое на голубом. Зеленое шевелилось и качалось, а по голубому двигались красивые белые пятна. Иногда это голубое становилось темным, зато на нём появлялись светящиеся точки. Их становилось всё больше и больше, по мере того, как голубое превращалось в чёрное.
…Я обожаю золотую осень. Это время у меня всегда ассоциируется с блаженством. Меня очаровывает запах подсыхающих листьев, их шуршание под ногами и совершенно особый аромат кавказской природы после короткого осеннего дождичка - смесь хвои и листьев. Осенью мне всегда хочется пойти в лес, упасть навзничь на ковер из полусухих ароматных листьев и смотреть в бледно-голубое небо долго-долго… мне всегда кажется, что самым большим счастьем для меня будет вот так совершить свой переход. Просто душа очистится чистотой неба и отлетит к Богу, и больше не возвратится в это тело. И это так прекрасно!
Недавно я оказалось на юге именно в «бархатный сезон». В Москве было уже холодно, а в Сочи - золотая осень. Я люблю этот замечательный белый город и стараюсь почаще его навещать.
В этот раз после семинара я обнялась с одной очень милой женщиной, которая недооценивала своего тела и всегда стеснялась его необъятных размеров. Когда она прижала меня к себе, я почувствовала, что в моей душе произошел какой-то сдвиг: мне захотелось, чтобы она не отпускала меня из своих объятий, мне хотелось чтобы она подольше подержала меня у своей пышной груди.
Но мы расстались, и я пошла к берегу моря. Только что проехала поливальная машина, и воздух наполнился тем самым неповторимым южным, но уже осенним ароматом. Откуда-то сбоку потянуло шашлычком. И тут меня осенило, отчего меня так манит юг: я вспомнила, как меня держала на руках очень большая женщина. Она была необыкновенно мягкая, теплая, удобная и добрая. Ее грудь и живот были, наверное, как перина с двумя пуховыми подушками, а тёмные глаза были нежными, бархатными и улыбчивыми.
Было тепло, светило осеннее солнышко, небо было бледно-голубым, по воздуху разносился запах углей и жареного мяса. Мне было около восьми месяцев, и я ещё никогда не пробовала и даже не знала о существовании такой еды. Подошел высокий худой мужчина с седыми волосами и усами. Они разговаривали на каком-то незнакомом мне языке, но, как это ни странно, я их понимала. Он дал женщине кусочек теплого мяса, и она с опаской сунула его мне в рот: «Может рано ей давать жареное мясо?» Мужчина улыбнулся, глядя с каким удовольствием я вцепилась в мясо: «Такой отважной пацанке? Можно! Смотри, раз зубы у неё уже есть, значит, и мясо можно! Пусть ест, совсем оголодала на этой войне проклятой». Мужчина поцокал языком, покачал головой: «Вах-вах, что война делает с народом! Доктор совсем не отдыхает, не нянчит ребенка…» вот откуда у меня такое доверие к лицам кавказской национальности и любовь к шашлыку…
Я так редко видела одно и то же лицо, что для меня все лица были родными, потому что перед появлением каждого человека появлялся мой Ангел и давал мне знак. Мы часто обменивались знаками и хорошо понимали друг друга. Он всегда приводил ко мне очень добрых людей, которые носили меня на руках, кормили, любили. И я их любила. Иногда ко мне подходила мама и брала на руки. Сколько я себя помню, от неё всегда пахло йодом, хлоркой и чем-то ещё медицинским. Запахи тогда я различала лучше, чем цвета. Но больше всего мне нравилось, когда меня держали на руках и гладили. Гладили спинку или по головке. Вот таков мой язык любви - прикосновения и поглаживания!
Галя до половины февраля была очень хороша, рано стала сидеть, рано показались зубы, рано начала стоять, а затем всё остановилось. За всё время жизни в Баку она не прибавила ни грамма в весе. Весит 8.700. у нее 10 зубов. Ходить не начала. Очень часто болеет… я получаю гроши и не могу её кормить, как следует. …
Это произошло совсем не потому, что меня нечем было кормить. В одиннадцать месяцев я первый раз в своей жизни влюбилась! Это было уже тогда, когда мы нашли своё пристанище в Бакинском 370 госпитале. Меня положили в койку к одному молодому офицеру, который попал в госпиталь на «долечивание» и заболел там ещё больше. какая тоска его глушила, не знал никто, но выздоравливать он упорно не хотел.
Когда ему принесли меня, вначале он разозлился и попросил убрать это безобразие. А я сидела на краю его койки, смотрела на него голубыми глазами и видела в нем… мужчину. Мне так не хватало мужского тепла, не смотря на то, что мужчин в моём окружении было очень много. Я пользовалась огромной популярностью, и многие считали за праздник заполучить меня к себе. Они грели меня, подкармливали, оплачивая таким образом, тепло моего тела. А этот был совсем другим! В его глазах была какая-то неизбывная тоска.
Моё сердце сжалось от боли и сострадания. На глазах появились слезы: «Неужели сейчас он меня прогонит? Я не хочу, я не хочу!» И на свой страх и риск, включив всё своё обаяние, я поползла к нему.
Я ползла по краешку его койки со счастливой улыбкой и доползла до его глаз. Мы посмотрели друг другу в глаза и сразу же провалились в их глубину. Он улыбнулся еле заметной, слабой улыбкой и протянул мне руку. Я залезла под его одеяло, прижалась к Нему и мы оба заснули в любви и покое.
Я начала капризничать и не могла долго находиться с другими, а успокаивалась только тогда, когда меня приносили к Нему. Он брал меня под своё одеяло, когда лежал, держал меня на руках, когда садился… Через какое-то время Мой мужчина стал быстро поправляться, уже начал ходить и стал куда-то уходить, но никогда не носил меня на руках. Я всё чаще оставалась одна, т.е. без Него, потому что другие раненые меня интересовали мало. Ну, разве что-нибудь дадут вкусненького… Тогда я могла снисходительно задержать своё внимание на несколько минут.
Однажды, когда кто-то держал меня на руках, я увидела Его. Он подошёл ко мне в непривычной для меня одежде - в военной форме - и от этого был ещё красивее. Он улыбался, и улыбка его была такая счастливая, что я заподозрила недоброе. Я поняла, что никогда Его больше не увижу. Рядом с Ним стояла невысокого роста и очень красивая молодая женщина. Я её знала, и раньше она мне очень нравилась. Он прощался со мною, что-то говорил, а я во все глаза смотрела на неё: женщина, настоящая женщина, не то, что я! Она - большая, красивая, способная давать и принимать любовь совсем не так, как я.
Внутри меня всё окаменело. Я уже ничего не видела. От своего бессилия, зависти, своей никчемности и обиды я даже не могла плакать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Постепенно я стала различать цвета. Мне очень нравилось зеленое на голубом. Зеленое шевелилось и качалось, а по голубому двигались красивые белые пятна. Иногда это голубое становилось темным, зато на нём появлялись светящиеся точки. Их становилось всё больше и больше, по мере того, как голубое превращалось в чёрное.
…Я обожаю золотую осень. Это время у меня всегда ассоциируется с блаженством. Меня очаровывает запах подсыхающих листьев, их шуршание под ногами и совершенно особый аромат кавказской природы после короткого осеннего дождичка - смесь хвои и листьев. Осенью мне всегда хочется пойти в лес, упасть навзничь на ковер из полусухих ароматных листьев и смотреть в бледно-голубое небо долго-долго… мне всегда кажется, что самым большим счастьем для меня будет вот так совершить свой переход. Просто душа очистится чистотой неба и отлетит к Богу, и больше не возвратится в это тело. И это так прекрасно!
Недавно я оказалось на юге именно в «бархатный сезон». В Москве было уже холодно, а в Сочи - золотая осень. Я люблю этот замечательный белый город и стараюсь почаще его навещать.
В этот раз после семинара я обнялась с одной очень милой женщиной, которая недооценивала своего тела и всегда стеснялась его необъятных размеров. Когда она прижала меня к себе, я почувствовала, что в моей душе произошел какой-то сдвиг: мне захотелось, чтобы она не отпускала меня из своих объятий, мне хотелось чтобы она подольше подержала меня у своей пышной груди.
Но мы расстались, и я пошла к берегу моря. Только что проехала поливальная машина, и воздух наполнился тем самым неповторимым южным, но уже осенним ароматом. Откуда-то сбоку потянуло шашлычком. И тут меня осенило, отчего меня так манит юг: я вспомнила, как меня держала на руках очень большая женщина. Она была необыкновенно мягкая, теплая, удобная и добрая. Ее грудь и живот были, наверное, как перина с двумя пуховыми подушками, а тёмные глаза были нежными, бархатными и улыбчивыми.
Было тепло, светило осеннее солнышко, небо было бледно-голубым, по воздуху разносился запах углей и жареного мяса. Мне было около восьми месяцев, и я ещё никогда не пробовала и даже не знала о существовании такой еды. Подошел высокий худой мужчина с седыми волосами и усами. Они разговаривали на каком-то незнакомом мне языке, но, как это ни странно, я их понимала. Он дал женщине кусочек теплого мяса, и она с опаской сунула его мне в рот: «Может рано ей давать жареное мясо?» Мужчина улыбнулся, глядя с каким удовольствием я вцепилась в мясо: «Такой отважной пацанке? Можно! Смотри, раз зубы у неё уже есть, значит, и мясо можно! Пусть ест, совсем оголодала на этой войне проклятой». Мужчина поцокал языком, покачал головой: «Вах-вах, что война делает с народом! Доктор совсем не отдыхает, не нянчит ребенка…» вот откуда у меня такое доверие к лицам кавказской национальности и любовь к шашлыку…
Я так редко видела одно и то же лицо, что для меня все лица были родными, потому что перед появлением каждого человека появлялся мой Ангел и давал мне знак. Мы часто обменивались знаками и хорошо понимали друг друга. Он всегда приводил ко мне очень добрых людей, которые носили меня на руках, кормили, любили. И я их любила. Иногда ко мне подходила мама и брала на руки. Сколько я себя помню, от неё всегда пахло йодом, хлоркой и чем-то ещё медицинским. Запахи тогда я различала лучше, чем цвета. Но больше всего мне нравилось, когда меня держали на руках и гладили. Гладили спинку или по головке. Вот таков мой язык любви - прикосновения и поглаживания!
Галя до половины февраля была очень хороша, рано стала сидеть, рано показались зубы, рано начала стоять, а затем всё остановилось. За всё время жизни в Баку она не прибавила ни грамма в весе. Весит 8.700. у нее 10 зубов. Ходить не начала. Очень часто болеет… я получаю гроши и не могу её кормить, как следует. …
Это произошло совсем не потому, что меня нечем было кормить. В одиннадцать месяцев я первый раз в своей жизни влюбилась! Это было уже тогда, когда мы нашли своё пристанище в Бакинском 370 госпитале. Меня положили в койку к одному молодому офицеру, который попал в госпиталь на «долечивание» и заболел там ещё больше. какая тоска его глушила, не знал никто, но выздоравливать он упорно не хотел.
Когда ему принесли меня, вначале он разозлился и попросил убрать это безобразие. А я сидела на краю его койки, смотрела на него голубыми глазами и видела в нем… мужчину. Мне так не хватало мужского тепла, не смотря на то, что мужчин в моём окружении было очень много. Я пользовалась огромной популярностью, и многие считали за праздник заполучить меня к себе. Они грели меня, подкармливали, оплачивая таким образом, тепло моего тела. А этот был совсем другим! В его глазах была какая-то неизбывная тоска.
Моё сердце сжалось от боли и сострадания. На глазах появились слезы: «Неужели сейчас он меня прогонит? Я не хочу, я не хочу!» И на свой страх и риск, включив всё своё обаяние, я поползла к нему.
Я ползла по краешку его койки со счастливой улыбкой и доползла до его глаз. Мы посмотрели друг другу в глаза и сразу же провалились в их глубину. Он улыбнулся еле заметной, слабой улыбкой и протянул мне руку. Я залезла под его одеяло, прижалась к Нему и мы оба заснули в любви и покое.
Я начала капризничать и не могла долго находиться с другими, а успокаивалась только тогда, когда меня приносили к Нему. Он брал меня под своё одеяло, когда лежал, держал меня на руках, когда садился… Через какое-то время Мой мужчина стал быстро поправляться, уже начал ходить и стал куда-то уходить, но никогда не носил меня на руках. Я всё чаще оставалась одна, т.е. без Него, потому что другие раненые меня интересовали мало. Ну, разве что-нибудь дадут вкусненького… Тогда я могла снисходительно задержать своё внимание на несколько минут.
Однажды, когда кто-то держал меня на руках, я увидела Его. Он подошёл ко мне в непривычной для меня одежде - в военной форме - и от этого был ещё красивее. Он улыбался, и улыбка его была такая счастливая, что я заподозрила недоброе. Я поняла, что никогда Его больше не увижу. Рядом с Ним стояла невысокого роста и очень красивая молодая женщина. Я её знала, и раньше она мне очень нравилась. Он прощался со мною, что-то говорил, а я во все глаза смотрела на неё: женщина, настоящая женщина, не то, что я! Она - большая, красивая, способная давать и принимать любовь совсем не так, как я.
Внутри меня всё окаменело. Я уже ничего не видела. От своего бессилия, зависти, своей никчемности и обиды я даже не могла плакать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10