Он проклинал свои ботинки и брюки, особенно манжеты пиджака – они задирались вверх и все больше открывали костлявые запястья. Мать и дочь остались одни.
«Что я сделала не так? – спрашивала себя Юджиния. – Неужели Джордж прав? Я оказываю дурное влияние? Я пропустила момент, когда моя дочь выросла? Я слишком ушла в свои собственные мелочные заботы?» Юджиния задавала себе один за другим вопросы, но не находила ответа ни на один.
– Лиззи… дорогая… – проговорила наконец Юджиния, не зная, что сказать дальше. Но Лиззи и не дала ей говорить, сердито бросив:
– Не понимаю, почему у меня не может быть друзей.
– Но друзья, Лиззи… – Юджиния чуть было не добавила: «твоего круга», но вовремя спохватилась. Впрочем, в этом-то вся соль, разве не так? – решила Юджиния. От осознания этого Юджиния почувствовала себя отяжелевшей, старой и абсолютно одинокой.
«Эту мысль меня приучали пронести через всю мою жизнь, передать ее детям, – думала Юджиния. – Это то, что я запоминала с французским, искусствоведением и правилами хорошего тона: существуют люди, которых не выбирают в качестве друзей и в которых не следует влюбляться, и существуют границы, которые никогда нельзя переступать».
– Если бы мы были дома, у меня были бы друзья, – стояла на своем Лиззи. Прозвучавшая в словах дочери озлобленность застала Юджинию врасплох. У нее было такое чувство, будто ей нанесли неожиданный удар в грудь, будто в темном переулке на нее напал грабитель.
– Но ведь ты не дома, – ответила Юджиния таким же резким тоном.
Юджиния хотела сказать совершенно другое. Ей хотелось быть доброй, утешить, ей хотелось быть матерью, которая может положить руку на хрупкое плечо дочери и вывести ее на безопасную дорогу. Но нужные слова не находились, и ничего не оставалось, кроме как говорить чужими заезженными словами.
– Я ненавижу этот корабль, – внезапно захныкала Лиззи. – Меня тошнит от него. И я ненавижу занятия, которые вовсе не уроки, и учитель – не учитель, а кузен. Я ненавижу этих подлиз Джинкс и Поля. И я никогда не могу поговорить с тобой. Мы всегда должны быть послушными и носить эту дурацкую одежду, и смотреть, как таскает свое брюхо эта старая жирная курица миссис Дюплесси. Папа везет нас в какое-то совершенно ужасное место и я не знаю, зачем…
Лиззи готова была продолжать и продолжать, но мать остановила ее словами, сами собой слетевшими с ее языка.
– Ты девочка, Лиззи, – и поскольку ты женщина, то приходится делать, что тебе скажут. Ты меня понимаешь?
Юджиния проговорила эти слова каким-то чужим, несвойственным ей голосом, как будто говорила вовсе не она, а кто-то другой.
– Ты никогда не жалуешься. Никогда не болеешь. Никогда не устаешь…
Юджиния совершенно забыла про Лиззи, она уговаривала саму себя.
– Ты никогда не отказываешься, – она не могла остановиться. – Никогда не отступаешь…
Лиззи с удивлением смотрела на мать – не понятно, о чем она говорит.
– Так это же ты, мама! – наконец удалось вставить ей. – Это же ты! Вовсе не я.
Джордж сидел в своем кабинете и наливал в стакан виски с содовой. За последнее время он, по-видимому, был способен только на это. Он страшно нервничал и трусил. Корабль упорно шел своим курсом, с каждым днем Борнео становился все ближе.
– Скоро мы будем недалеко от Суматры и Селат-Сунда, – громко произнес Джордж и тут же постарался выбросить эти названия из головы. – Скоро мы пройдем маяк в Танджонг-Дату… Скоро увидим Саравак…
Джордж не слышал, как Юджиния постучала в дверь, и не слышал, как она вошла. В этот момент все его внимание переключилось с проблем, которые ему угрожали, на графин, который он держал в руках и недоверчиво разглядывал. Он старался сопоставить трудности, вытекающие из желания плеснуть в стакан еще виски, с суровой необходимостью поставить графин на место.
– Джордж! – позвала его от двери Юджиния. Не последовало никакой реакции.
– Джордж, – повторила она. Джордж медленно повернулся к ней.
– А, я не слышал твоего стука, моя дорогая. После сосредоточенного общения с графином в такую жару он походил на лягушку, слишком долго находившуюся на солнце.
– Я постучала два раза, – с вызовом ответила Юджиния. – Потом вошла.
– А, – сказал Джордж. Он произнес это с той же серьезностью, с какой разглядывал графин. – Вошла…
– Мне нужно поговорить с тобой, Джордж, – не отступала Юджиния. Она села в кресло, сложила руки на коленях и пристально посмотрела на мужа.
Джордж замигал, неуверенно улыбнулся и решил поставить на стол и графин, и стакан.
– Чем могу служить тебе, моя дорогая? Ты чем-то недовольна? Штормит? А разве шеф не дает?..
– Джордж! – Юджиния наклонилась вперед, до боли сцепив пальцы. – Что мы делаем? Куда идем?
– Делаем?.. – стараясь правильно произнести каждый звук, проговорил Джордж.
– Делаем. Идем. Это одно и то же, – оборвала его Юджиния, и губы сложились в жесткую линию.
– Что значит куда? Мы на пути к Борнео, моя дорогая. Вот куда мы идем. – На момент у Джорджа закружилась голова, и он замолчал, пока это не прошло. «Несколько перебрал для опохмелки, – сказал он себе. – Или, наоборот, не добрал». Мысль показалась ему очень остроумный, ею можно было бы поделиться в клубе. Джордж довольно улыбнулся.
– Осталось всего несколько дней. Капитан Косби говорит…
Юджиния пропускала его слова мимо ушей. Она пришла задать вопрос и не собиралась позволить мужу заговорить ее своей обычной болтовней и общими словами. Она посмотрела, как он улыбается, какие у него потные губы, как он нерешительно водит рукой между креслом и крышкой стола.
– Что будет с нами? С детьми? С нашей семьей? – требовательно проговорила она.
– С нами?
– Ты не попугай, Джордж! Нечего повторять все, что я скажу.
Юджинии показалось, будто под ней провалилось сиденье, будто у нее чужие ноги, будто она стала невесомой и кто-то пришпилил ее к этому месту.
– С детьми… – Джордж задумался. Нельзя ли из этой фразы сочинить какой-нибудь тост? Встать, плеснуть в стакан, потом красивым жестом опорожнить его…
– Джордж, ты просто не можешь быть таким тупым, каким хочешь казаться.
Тон Юджинии напугал Джорджа. Он в жизни не слышал ничего такого же злобного. Он вытаращил на жену глаза, но она спокойно встретила его взгляд. Какое-то мгновение ни тот, ни другой не начинали говорить, наконец Юджиния не выдержала. Внутри нее что-то взорвалось, горячая волна захлестнула позвоночник, стиснула горло, докатилась до кончиков пальцев. «Какой в этом прок? – сказала она себе. – Какой прок?» Она непроизвольно взмахнула рукой и, сама того не желая, стукнула по маленькому столику, на котором стояли миниатюрные статуэтки из слоновой кости. Статуэтки опрокинулись, покатились и попадали на пол.
– К черту все эти вещи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
«Что я сделала не так? – спрашивала себя Юджиния. – Неужели Джордж прав? Я оказываю дурное влияние? Я пропустила момент, когда моя дочь выросла? Я слишком ушла в свои собственные мелочные заботы?» Юджиния задавала себе один за другим вопросы, но не находила ответа ни на один.
– Лиззи… дорогая… – проговорила наконец Юджиния, не зная, что сказать дальше. Но Лиззи и не дала ей говорить, сердито бросив:
– Не понимаю, почему у меня не может быть друзей.
– Но друзья, Лиззи… – Юджиния чуть было не добавила: «твоего круга», но вовремя спохватилась. Впрочем, в этом-то вся соль, разве не так? – решила Юджиния. От осознания этого Юджиния почувствовала себя отяжелевшей, старой и абсолютно одинокой.
«Эту мысль меня приучали пронести через всю мою жизнь, передать ее детям, – думала Юджиния. – Это то, что я запоминала с французским, искусствоведением и правилами хорошего тона: существуют люди, которых не выбирают в качестве друзей и в которых не следует влюбляться, и существуют границы, которые никогда нельзя переступать».
– Если бы мы были дома, у меня были бы друзья, – стояла на своем Лиззи. Прозвучавшая в словах дочери озлобленность застала Юджинию врасплох. У нее было такое чувство, будто ей нанесли неожиданный удар в грудь, будто в темном переулке на нее напал грабитель.
– Но ведь ты не дома, – ответила Юджиния таким же резким тоном.
Юджиния хотела сказать совершенно другое. Ей хотелось быть доброй, утешить, ей хотелось быть матерью, которая может положить руку на хрупкое плечо дочери и вывести ее на безопасную дорогу. Но нужные слова не находились, и ничего не оставалось, кроме как говорить чужими заезженными словами.
– Я ненавижу этот корабль, – внезапно захныкала Лиззи. – Меня тошнит от него. И я ненавижу занятия, которые вовсе не уроки, и учитель – не учитель, а кузен. Я ненавижу этих подлиз Джинкс и Поля. И я никогда не могу поговорить с тобой. Мы всегда должны быть послушными и носить эту дурацкую одежду, и смотреть, как таскает свое брюхо эта старая жирная курица миссис Дюплесси. Папа везет нас в какое-то совершенно ужасное место и я не знаю, зачем…
Лиззи готова была продолжать и продолжать, но мать остановила ее словами, сами собой слетевшими с ее языка.
– Ты девочка, Лиззи, – и поскольку ты женщина, то приходится делать, что тебе скажут. Ты меня понимаешь?
Юджиния проговорила эти слова каким-то чужим, несвойственным ей голосом, как будто говорила вовсе не она, а кто-то другой.
– Ты никогда не жалуешься. Никогда не болеешь. Никогда не устаешь…
Юджиния совершенно забыла про Лиззи, она уговаривала саму себя.
– Ты никогда не отказываешься, – она не могла остановиться. – Никогда не отступаешь…
Лиззи с удивлением смотрела на мать – не понятно, о чем она говорит.
– Так это же ты, мама! – наконец удалось вставить ей. – Это же ты! Вовсе не я.
Джордж сидел в своем кабинете и наливал в стакан виски с содовой. За последнее время он, по-видимому, был способен только на это. Он страшно нервничал и трусил. Корабль упорно шел своим курсом, с каждым днем Борнео становился все ближе.
– Скоро мы будем недалеко от Суматры и Селат-Сунда, – громко произнес Джордж и тут же постарался выбросить эти названия из головы. – Скоро мы пройдем маяк в Танджонг-Дату… Скоро увидим Саравак…
Джордж не слышал, как Юджиния постучала в дверь, и не слышал, как она вошла. В этот момент все его внимание переключилось с проблем, которые ему угрожали, на графин, который он держал в руках и недоверчиво разглядывал. Он старался сопоставить трудности, вытекающие из желания плеснуть в стакан еще виски, с суровой необходимостью поставить графин на место.
– Джордж! – позвала его от двери Юджиния. Не последовало никакой реакции.
– Джордж, – повторила она. Джордж медленно повернулся к ней.
– А, я не слышал твоего стука, моя дорогая. После сосредоточенного общения с графином в такую жару он походил на лягушку, слишком долго находившуюся на солнце.
– Я постучала два раза, – с вызовом ответила Юджиния. – Потом вошла.
– А, – сказал Джордж. Он произнес это с той же серьезностью, с какой разглядывал графин. – Вошла…
– Мне нужно поговорить с тобой, Джордж, – не отступала Юджиния. Она села в кресло, сложила руки на коленях и пристально посмотрела на мужа.
Джордж замигал, неуверенно улыбнулся и решил поставить на стол и графин, и стакан.
– Чем могу служить тебе, моя дорогая? Ты чем-то недовольна? Штормит? А разве шеф не дает?..
– Джордж! – Юджиния наклонилась вперед, до боли сцепив пальцы. – Что мы делаем? Куда идем?
– Делаем?.. – стараясь правильно произнести каждый звук, проговорил Джордж.
– Делаем. Идем. Это одно и то же, – оборвала его Юджиния, и губы сложились в жесткую линию.
– Что значит куда? Мы на пути к Борнео, моя дорогая. Вот куда мы идем. – На момент у Джорджа закружилась голова, и он замолчал, пока это не прошло. «Несколько перебрал для опохмелки, – сказал он себе. – Или, наоборот, не добрал». Мысль показалась ему очень остроумный, ею можно было бы поделиться в клубе. Джордж довольно улыбнулся.
– Осталось всего несколько дней. Капитан Косби говорит…
Юджиния пропускала его слова мимо ушей. Она пришла задать вопрос и не собиралась позволить мужу заговорить ее своей обычной болтовней и общими словами. Она посмотрела, как он улыбается, какие у него потные губы, как он нерешительно водит рукой между креслом и крышкой стола.
– Что будет с нами? С детьми? С нашей семьей? – требовательно проговорила она.
– С нами?
– Ты не попугай, Джордж! Нечего повторять все, что я скажу.
Юджинии показалось, будто под ней провалилось сиденье, будто у нее чужие ноги, будто она стала невесомой и кто-то пришпилил ее к этому месту.
– С детьми… – Джордж задумался. Нельзя ли из этой фразы сочинить какой-нибудь тост? Встать, плеснуть в стакан, потом красивым жестом опорожнить его…
– Джордж, ты просто не можешь быть таким тупым, каким хочешь казаться.
Тон Юджинии напугал Джорджа. Он в жизни не слышал ничего такого же злобного. Он вытаращил на жену глаза, но она спокойно встретила его взгляд. Какое-то мгновение ни тот, ни другой не начинали говорить, наконец Юджиния не выдержала. Внутри нее что-то взорвалось, горячая волна захлестнула позвоночник, стиснула горло, докатилась до кончиков пальцев. «Какой в этом прок? – сказала она себе. – Какой прок?» Она непроизвольно взмахнула рукой и, сама того не желая, стукнула по маленькому столику, на котором стояли миниатюрные статуэтки из слоновой кости. Статуэтки опрокинулись, покатились и попадали на пол.
– К черту все эти вещи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175