Человек за рулем живет жизнью городских улиц, как квартиросъемщик нуждами своего жилья. Здесь вчера перекрыли дорогу; здесь с прошлой недели объезд; здесь у нового забора появился знак левостороннего движения; здесь наконец-то поставили светофор; а этот вот люк все еще не закрыт; осторожно, здесь за поворотом ухабы… Все это такая же реальность существования автомобилиста, как испорченный кран, отключенный газ, неисправный телефон, протекающая крыша — для жителя городских домов. И подобно тому как человек, привыкший к своей комнате, ориентируется в ней впотьмах, знает, где что, так Заур знал город, вернее, его автомобильное пространство, на ощупь, мог ехать с закрытыми глазами и попасть куда угодно. Конечно, он ездил не с закрытыми глазами, а следя за светофорами, движением пешеходов и транспорта, но, зная город, он мог ехать, думая за рулем о чем угодно, только не о маршруте.
А думать он мог сейчас только о Дадаше, о дневном разговоре с ним. «Ах ты подонок, стукач поганый! Заведующие базами, цеховики, директора магазинов», как пульс, билось в его мозгу, и самое скверное, не было никакой уверенности в том, что Дадаш лжет. Заур уже начал привыкать к тому, что Тахмина существует как бы в двух реальностях — в знакомой и незнакомой ему, и какая из этих реальностей более достоверна — более реальна, что ли, — он не знал. «А может, думал он, — в одной реальности существует подлинная Тахмина, а в другой — та, которая создана воображением других? И этот воображаемый облик ее существует только в их словах, сплетениях и пересудах, к чему она не имеет отношения и за что не несет ответственности, — ну, разве, может быть, только тем, что некоторыми внешними проявлениями своего нрава дает повод для создания этого воображаемого другими людьми облика. А люди эти — влюбленные, обиженные, завистливые, подлые, глупые, какие угодно, но, в любом случае, небеспристрастные…»
И, думая об этом, Заур с каждым часом, с каждой минутой чувствовал, как исчезает желание звонить Тахмине и выяснять отношения. Если вчера это еще имело какой-то смысл, то сегодня, после беседы с Дадашем, все стало совершенно нелепым. Ну, о ком теперь, после беседы с Дадашем, он, Заур, будет допытываться правды? О Спартаке? Или о всплывшей сегодня фигуре режиссера телевидения? А заведующие базами, фарцовщики, цеховики (кстати, и сам Спартак был цеховиком), директора магазинов? И каким же должен был быть ее ответ? Признать всех, даже безымянных фарцовщиков и завскладами? Признать себя в таком случае чуть ли не… Или все отрицать? Или признать не всех, а некоторых. Спартака, например?
Выход был один, и Заур пришел к нему на втором часу езды по городу, по дороге домой: ждать. Это самое верное — ждать и по возможности избегать разговоров о ней с кем бы то ни было. И когда она объявится (а в том, что она позвонит и объявится, он не сомневался), пользуясь выигрышной позицией (ведь не он же, а она нашла его), окончательно выяснить отношения.
Но проходили дни, а она не звонила.
Однажды вечером Зивяр-ханум как бы невзначай завела разговор о том, что кооперативная квартира Заура будет готова буквально месяца через полтора. Заур отлично понимал подоплеку начатого разговора, который всегда с перспектив строительства переходил на самостоятельную семейную жизнь Заура. «Ведь станет же с моей женой, кем бы она ни была, грызться, ругаться, будет полно неприятностей — ревность, обиды, оскорбления, шпильки, а вот поди же, торопит!»
Шли долгие увещевания, что ему уже достаточно лет, чтобы подумать о собственной семье, что пора перестать мотаться и стать солидным человеком. Тут вплетался и другой заветный мотив Зивяр-ханум — защита диссертации тему которой, опять-таки по настоянию матери, он утвердил несколько лет назад, но которой до сих пор не касался), и помимо всего прочего, ишемия у отца, а у нее самой, у Зивяр-ханум, сердечная астма, и вряд ли они долго протянут, а он их единственный сын, для которого они ничего не жалеют, и так мало радостей было в их трудной молодости, что им хотелось бы компенсировать это счастьем своего ребенка и приобщиться к этому счастью на склоне лет, пережить и праздник сыновней свадьбы, и радость появления внуков, и сладкую муку забот о внуке, внучке, внуках и внучатах, и пошло, пошло…
Заур всегда со стоической улыбкой выслушивал речи матери, но на сей раз в последний момент Зивяр-ханум внесла в обычные пассажи нечто неожиданное. Она назвала кандидатуру будущей жены Заура.
— Кто? — переспросил Заур. — Какая Фирангиз?
— Да вот, соседка наша, дочь Алии.
От неожиданности Заур даже растерялся:
— Но ведь она еще ребенок!
— Какой ребенок, уже девятнадцать лет, в институт поступила. Всего-то на пять лет моложе тебя. А между мужем и женой должна быть разница. Муж должен быть старше, даже намного старше жены. — Она явно имела в виду разницу в летах между собой и Меджидом — десять лет. — И родителям ее ты по душе, я чувствую такие вещи. Алия не раз намекала. «С сыном все просто, говорит, а вот с дочкой волнуюсь. Она же у меня как нераскрытый бутон. Куда попадет, в какой дом, к каким людям, что ей судьбой уготовано? Какое счастье, когда еще до брака знаешь семью, в которую выдаешь дочь!» Я же понимаю, что все это она в расчете на меня, вернее, на тебя, говорит.
— Что же она так беспокоится, что дочь засиделась, если ей всего-то девятнадцать лет?
— Да говорю же я тебе, дело не в том, что засиделась, дело в том, куда, в какой дом попадет!
— А ты чего так беспокоишься о ее судьбе? Красивая девушка, найдет себе жениха.
— Я не о ней беспокоюсь, я о тебе беспокоюсь. Она-то найдет себе жениха, но вот ты-то найдешь ли такую невесту? И красива, и скромна, и из хорошей семьи. Сама как родничок: ни соринки, ни пылинки. Женишься на такой — всю жизнь будешь спокоен, ни перед кем глаз не придется опускать. Ты, кажется, до сих пор ничего не понимаешь.
Но Заур уже не слушал ее. Он думал о том, как справиться с вдруг вспыхнувшим необоримым желанием позвонить Тахмине. Но он знал, что должен выдержать, должен выиграть эту маленькую психологическую битву и не звонить, пока Тахмина сама не позвонит.
— Они обещали прийти на день твоего рождения, — сказала Зивяр-ханум.
— Кто они? — спросил Заур.
— Как кто? О ком же я битый час толкую? Муртузовы. И Фирангиз будет.
Счастливая мысль осенила Заура. Как удачно надоумила мать! Ведь действительно скоро день его рождения, и Тахмина специально запоминала и даже записывала дату. Вот чего она ждет! Выдержит характер, но в то же время дата, а значит, повод позвонить и — увидеться и, может быть, восстановить отношения.
И впервые после многих лет он подумал о дне своего рождения не как о скучнейшем сборище постылых родственников, а как о действительно светлом и радостном празднике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49