ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он думал и о том, что, в отличие от Спартака, всецело зависит от родителей и не сможет противопоставить его эффектным жестам ничего, кроме постылых трюизмов о честности, порядочности… И при этом он был счастлив, что ни вся эта мишура, ни возможность удовлетворить любую прихоть женщины, ни «люкс» архиепископа Макариоса, ни шуба, ни кольца, ни даже стихи не принесли Спартаку успеха у Тахмины и Тахмина любит его, Заура, ничем не примечательного и такого заурядного. И он мысленно отметил, что даже имя его присутствует в слове «заурядность».
Об этом своем открытии он хотел сказать Тахмине, но она уже говорила о Мухтаре Магеррамове, режиссере телевидения, замечательном человеке и настоящем друге, и, в ответ на скептические реплики Заура, требовала, чтобы, ради бога, он не ревновал к нему, потому что тут действительно ничего нет, хотя и там, со Спартаком, ничего нет и не могло быть, но там, по крайней мере, были поползновения с его, Спартака, стороны, а Мухтар никогда даже намеком не выказывал ей каких-либо чувств, кроме чисто дружеских, а впрочем, чужая душа потемки, и, может, он втайне и влюблен в нее. Во всяком случае, Мухтар большая умница и очень одаренный человек, и она Заура обязательно с ним познакомит, кстати, ведь он сейчас здесь, в Москве. Это настоящий друг и в беде, и в радости. Друг, который по первому зову примчится в любой час дня и ночи, на любое расстояние, чтобы помочь. У него, правда, и свои проблемы: он не смог вполне проявить себя, хотя и довольно известен. Вот даже здесь, в Москве, она видела, как к нему относятся, знают его, уважают, зовут на настоящую работу. Удивительно способный человек.
Заур думал о том, что вот его, Заура, никто, кроме друзей, соседей, родственников, сослуживцев и парикмахера Самсона, не знает ни в Баку, ни тем более здесь, в Москве… И не талантлив он решительно ни в чем, не только в искусстве, но даже и в своей профессии, и как это, в сущности, обидно: вот ведь с каким восхищением Тахмина говорит об этом Мухтаре Магеррамове… И все-таки он, Заур, несмотря на бездарность, счастливее Мухтара Магеррамова, потому что именно его, Заура, а не Мухтара Магеррамова с его тайной молчаливой любовью и не какую-либо другую знаменитость полюбила Тахмина.
А Тахмина все щебетала; она говорила о людях, всем известных, малоизвестных и вовсе неизвестных, но заслуживающих известности, о талантливых и умных, упорных и трудолюбивых, занимающих большие посты, и ловких и умелых, она говорила о людях, добившихся всего самостоятельно и независимых во всем, а Заур не принадлежал ни к одной из этих категорий, и каждый пример был уколом его самолюбию, — и все-таки он был счастлив, когда после всех этих разговоров Тахмина закрывала глаза и шептала ему: «Ты мой любимый… милый… ты лучше всех… ты самый хороший…»
И ему хотелось сейчас, после пяти часов бесцельного хождения по Москве с постоянным ощущением в себе Тах-мины, ее голоса, рук, неповторимого запаха, рассказать кому-нибудь о своем счастье, о своей любви, о ней, Тахмине. Ему остро хотелось поделиться своим ощущением счастья. Ему казалось, что после того, как он узнал силу своей любви, он может рассказать о ней даже матери и отцу, и они его поймут, ибо чувство такого накала не может не найти отклика. Они поймут, что он счастлив, а это самое главное, и мешать этому грех. Ему даже хотелось (правда, он подумал об этом не без иронии) поделиться своей радостью с семьей Муртузовых — с Алией-ханум, с самим Муртузом Балаеви-чем — и рассеять, как ему казалось, искреннее заблуждение Алии-ханум о Тахмине и ее отношениях со Спартаком. Даже о Спартаке сейчас он думал снисходительно-добродушно: черт с ним, пусть у него было и будет сколько угодно денег и баб, только не Тахмина. Заур с нежностью думал и о Фирангиз, о том, какая она в сущности славная девушка, и он даже женился бы на ней, хотя бы для того, чтобы доставить удовольствие ее семье, а может быть, и ей самой, но так уж получилось, что он любит другую, которая старше и Фирангиз, и его самого, и, быть может, не так чиста, но только с ней одной он может быть счастлив…
В девять вечера он был на Шаболовке и прохаживался у телестудии, куда беспрестанно входили и откуда лишь изредка выходили люди. Все они спешили, суетились и о чем-то оживленно спорили. Прождав минут пятнадцать, Заур вошел в здание. В обширном фойе тоже сновали люди, но пройти они могли, лишь предъявив удостоверение. Зауру оставалось только ждать и тоскливо вглядываться в проход откуда должна была появиться Тахмина. В фойе был» страшно накурено, а в углу даже висела табличка «Мест для курения». Под табличкой на полу стояла круглая цинковая коробка из-под пленок, полная окурков. Время от времени к этой коробке подходили судорожно и торопливо затягивающиеся курильщики. Погасив сигарету о стенку, отчего стена была испещрена черно-серыми круглыми пятнами, они бросали окурки в направлении цинкового круга и так же быстро куда-то исчезали.
— Старик, тракт отменяется, главный перенес все на завтра, на десять утра, начальство изъявило желание смотреть, — говорил высокий молодой парень с длинными свисающими усами другому такому же высокому парню с такими же свисающими усами.
Худая девушка, в черном свитере и узких серых брюках, в наброшенной на плечи шубке, выскочила на улицу, кого-то окликнула и вернулась обратно. Другая девушка, в зеленом пальто и в очках, пыталась кому-то дозвониться по установленному здесь телефону.
— Пожалуйста, молодежную редакцию, будьте любезны.
Видимо, в молодежной редакции никто не ответил, потому что, прождав довольно долго, девушка в очках удрученно опустила трубку.
— Вот, пожалуйста, заявки на актеров, — сказала девушка в черном свитере хрипловатым голосом заядлого курильщика, оставляя пропуск у дежурного. — Сейчас подойдут четверо, пусть поднимутся на второй этаж в третью студию.
— Жень, — окликнули девушку в черном свитере из дальнего конца длинного коридора, — срочно в репетиционную!
Девушка в очках снова набрала номер, вновь в фойе выбежал парень с длинными усами и обрадовано бросился к только что вошедшему молодому человеку в меховой куртке:
— Привет, старина, дай сигарету. Какие у тебя?
— «БТ», — ответил молодой человек, протянув пачку, и спросил: — Ну, как тебе?
— Что?
— Феллини.
— Старик, грандиозно. Я очумел, старик. Сцена в туннеле — блистательно по режиссуре.
— Да, конечно, старик, класс. Но все же, знаешь, на мой взгляд, Феллини от барокко пришел к рококо, — сказал молодой человек в меховой куртке, и Зауру от этой последней фразы стало почему-то безумно смешно.
Девушка в очках наконец дозвонилась до молодежной редакции:
— Ир, это я, Юлька! Битый час я здесь торчу, не могу дозвониться до тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49