И тут он увидел Тахмину. Она шла по длинному коридору, в длинном вечернем платье, в сопровождении трех мужчин и белокурой девушки, которая показалась Зауру удивительно знакомой. Чуть позже он вспомнил, что знает ее по экрану: она была диктором Центрального телевидения. Из мужчин двое, по-видимому, были москвичами, а о третьем, смуглом человеке в коричневой замшевой куртке, он догадался, хотя ни разу не видел его, что это вне всякого сомнения и есть Мухтар Магеррамов.
В вечернем длинном платье Тахмина была ослепительно хороша. Она увидела Заура и ласково, хотя, как ему показалось, несколько сдержанно и даже чуть смущенно помахала ему. Все пятеро остановились у прохода и довольно долго и оживленно болтали. Один из москвичей, видимо, острил, и все громко смеялись его шуткам — Тахмина и девушка-диктор буквально заливались, смеялся и другой москвич, а Мухтар Магеррамов лишь слегка улыбался. Ревниво и пытливо вглядываясь в Мухтара, Заур еще издали увидел в его умных глазах усталость и печаль. Мухтар был довольно молод, хотя и с сильной проседью в волосах и с абсолютно седыми висками. Его плотная фигура была несколько мешковатой. Может, из-за его одежды, чуть ли не намеренно небрежной и неаккуратной: брюки, обвисшие на коленях, замшевая куртка с засаленными рукавами и воротником, кое-как повязанный и съехавший набок галстук.
Лицо у Мухтара было выразительным, даже красивым, но каким-то изможденным. Это не было усталостью одного перенасыщенного работой дня, скорее печатью частых и привычных разочарований. Разочарований не столько острых, сколько неизбежных.
Мухтар Магеррамов, очевидно, принадлежал к тому типу людей, которых ничем не удивишь, — и если, к сожалению, ничем не обрадуешь, то, к счастью, ничем по-настоящему не огорчишь. Люди седеют по-разному: бывает седина как первый снег, бывает и как плесень. Седина Мухтара была пепельной, и, казалось, пепел покрывал не только его волосы, но и лицо с темными кругами под глазами, с глубокими морщинами на лбу и у рта. У него была тонкая линия темных усов, которые очень шли к его белозубой улыбке — получались две параллельно-контрастные линии белого и черного.
Тахмина еще раз, а потом еще раз бегло взглянула в сторону Заура и даже ухитрилась улыбнуться ему, но продолжала стоять в той группе, будто и не думая прощаться. В фойе входили люди, сразу начинавшие протирать запотевшие стекла очков, вносившие на шапках и пальто тонкую пелену холода — морозное дыхание осенней улицы. Они показывали удостоверения и проходили туда, где стояла Тахмина и ее компания и куда не имел доступа Заур. «Тракт, монитор, ПТС, Феллини, Хуциев, Хессин, Главный», — то и дело слышал Заур и терпеливо ждал, когда Тахмина отделится от этого чужого ему мира, который так быстро освоила, подойдет к нему и они опять пойдут по улицам Москвы, по первому снегу, вместе со своим огромным чувством, принадлежащим только им двоим и не доступным никому другому, какие бы удостоверения кто ни предъявлял.
Наконец Тахмина, видимо, решилась. Она стала прощаться, и мужчины поцеловали ей руку, потом обнялась и расцеловалась с белокурой дикторшей и, помахав им, пошла к выходу. Вместе с ней, попрощавшись с москвичами, шел Мухтар.
Они шли к нему, и Заур растерялся от этого непредвиденного и неизбежного знакомства.
— Познакомьтесь, — сказала Тахмина, — Заур, Мухтар. Я каждому из вас столько наговорила друг о друге, что особенно представлять вас, по-моему, не стоит.
— Очень рад, — сдержанно сказал Мухтар, протягивая руку Зауру.
— Я тоже рад, — учтиво ответил Заур.
— Пойдем, — сказала Тахмина и, когда они вышли на площадь, оказалась между ними и обоих взяла под руки.
— Ну, какие у нас планы, куда путь держим? Неизвестно, кому из двоих предназначался вопрос, но первым ответил Мухтар:
— Куда пожелаешь.
— Заур, — сказала Тахмина, и Заур мысленно отметил, что она назвала его полным именем, а не ласкательным, как обычно, — Мухтар приглашает нас на ужин. Ты против этого похвального намерения ничего не имеешь?
Заур что-то буркнул, с трудом скрывая раздражение. Ему так хотелось повторить вчерашний вечер — пошататься по Москве вдвоем. Но это, по-видимому, исключалось, и последний вечер в Москве он должен терпеть присутствие человека, скорее неприятного ему, чем безразличного, да к тому же Тахмина от его имени приглашает Заура ужинать, хотя он сам и молчит об этом. Впрочем, Мухтар сразу же отозвался:
— Да, если у вас никаких дел нет, Заур, давайте посидим где-нибудь.
Что за странная постановка вопроса «если у вас нет никаких дел»?! Какие у него могут быть здесь дела, кроме Тахмины? Неужели Мухтар не знает и не догадывается об их с Тахминой отношениях? Неужели Тахмина ему ничем не намекнула, когда говорила с ним о Зауре? А может, и он, Заур, не знает и не догадывается об их — Мухтара и Тахмины — истинных отношениях?
Но при этом Заур злился не на Мухтара, а на Тахмину, и у него возникло желание сослаться на занятость и уйти. Но смутный страх, что Тахмина может запросто отпустить его, чтобы проучить либо самоутвердиться в глазах Мухтара, сковал его, и он ответил:
— Нет, я не занят.
— Прекрасно, — сказал Мухтар. — Тогда поедем в Дом кино.
Они сели в такси: Мухтар рядом с водителем, а Тахмина и Заур сзади.
В машине он молчал. Говорили Тахмина и Мухтар. Говорили о только что прошедшей передаче, которая прошла, по их словам, весьма успешно, и вообще их программа получила здесь отличную оценку. И Заур с завистью думал о том, что связывало этих двоих дело, которое они вместе готовили и вместе осуществили, а теперь вот едут отмечать свой успех. И в какой-то миг Заур почувствовал себя совершенно лишним, но голова Тахмины лежала на его плече, и ее волосы щекотали его лицо, и ее неповторимый запах обволакивал и дурманил, и Заур знал, что не сможет остаться без нее, каких бы унижений это ему ни стоило.
Но Зауру снова стало неприятно, когда Мухтар расплачивался с водителем, хотя он и понимал, что сейчас ему, Зауру, лезть с платой за такси просто смешно. А расплатиться за ужин, даже скромный, у него не было никакой возможности.
Мухтар показал в дверях свой членский билет и добавил: «Мои гости», — и они втроем вошли в Дом кино.
Уже на лестнице Мухтар встретил каких-то знакомых. Он обнимался, целовался и о чем-то долго болтал с ними, не представив Тахмину и Заура. Тахмина прошла к большому зеркалу и поправляла волосы, а Заур не знал, куда себя деть, и боялся закурить, ибо не знал, можно ли курить именно здесь, в фойе, а вдруг нет, ему не хотелось попасть впросак, и он переминался с ноги на ногу.
О нем как будто забыли: Мухтар — в беседе еще с какими-то знакомыми, которые шумно подошли к нему, а Тахмина — сосредоточенно прихорашиваясь перед зеркалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49