«Слишком много связывает нас, чтобы все так легко можно было бы порвать», — сказала она, и Заур с болью понимал, что через несколько дней она опять будет с Манафом под одной крышей, но боль от этой мысли перехлестывало ощущение счастья: зато сейчас, в эти минуты, они с Тахминой вместе, совсем одни и совсем рядом, и есть еще завтрашний день и завтрашняя ночь.
Тахмина говорила о своей соседке Медине, и Заур ревновал к другой ее жизни, неизвестной ему, к ее общению с соседями, с незнакомым ему кругом людей, к тому, что у нее есть близкий человек — Медина, о которой она говорит с таким теплом, с которой она делится самым сокровенным, не опасаясь, что та может «предать меня, как множество других женщин, да и мужчин», которые лишь прикидываются друзьями, а норовят нанести удар в спину. Он ревновал ее даже к Медине, которую видел лишь раз, в день своего рождения, когда она принесла ему подарок Тахмины, но и это мгновенное чувство захлестывалось ощущением счастья, оттого что даже близкая подруга, способная заменить ей всех друзей, не может заменить Заура и что он, Заур, знает о Тахмине больше, чем знает даже такая близкая подруга.
Разговор переходил на сослуживцев по издательству и по телевидению, говорили о Дадаше, о том, какой это все-таки неприятный и скользкий человек, о Неймате, который всегда казался таким тихим и безликим, но однажды чуть не в четыре часа утра позвонил ей, Тахмине, — нет, нет, отнюдь не для объяснения в любви, а чтобы излить душу, — нет, нет, он не был пьян, просто накипело у человека, и вообще никогда не следует судить о людях по внешним, поверхностным впечатлениям.
Говорили и о Спартаке. О том, что Спартак, конечно, прикрывается именем, авторитетом, заслугами отца, чтобы выходить сухим из воды, но обделывает свои делишки сам и в результате настолько богат, что может содержать и отца, и мать, и даже сестрицу-красавицу с ее будущим мужем и детьми. «Кстати, у тебя есть шанс, женившись на его сестрице, безбедно прожить всю свою будущую жизнь. Ну, хорошо, хорошо, не злись, я пошутила. Во всяком случае приданое он за ней даст что надо, а в будущем станет одаривать своих племянников и племянниц по-царски. А кто у него будет — племянник или племянница? Кого ты хочешь мальчика, девочку? Ну, хорошо, хорошо, молчу, больше ни слова. Ты-то ревнуешь меня ко всем, а я не могу раз в жизни поревновать к твоей нареченной, к твоей будущей семье, детям. Хорошо, все, все, ни слова, молчу, молчу… А Спартак, он так обнахалился, что открыто сорит деньгами направо и налево. Когда он приезжает в Москву, то занимает в гостинице обязательно «люкс» и однажды очень разозлился, когда узнал, что никак не может остановиться в своем любимом пятикомнатном «люксе» с двумя ванными, так как в это время там проживал архиепископ Макариос». — «А откуда ты все это знаешь?» — «Сам рассказывал. Конечно, он ужасный брехун и все преувеличивает, но нет дыма без огня. Ты вот, например, можешь без командировки, без блата, без знакомств получить номер в московской гостинице? Нет! А он может! А все отчего? Деньги, милый мой, деньги!» — «А откуда у него столько денег?» — «Я же тебе говорила: он цеховик». — «Ну, знаешь ли, все они плохо кончают». — «Верно, он тоже попадется рано или поздно. Но у него и на этот счет есть своя философия. Да, да, представь себе, философия: пока я молод, надо жить, веселиться, иметь побольше денег, костюмов и баб. А там — хоть потоп». — «Не слишком свежая мысль». — «А я разве говорю, что свежая? Все это старо как мир и потому, наверное, как мир, долговечно. И еще он говорит — это уж его собственный афоризм, — что у мужчины должны быть две заботы: как завести новую любовницу и как избавиться от старой…» — «А ты, я вижу, довольно подробно осведомлена о его образе жизни и образе мыслей». — «Зауричек, — сказала она удивленно, — ну неужели ты настолько глуп, что можешь ревновать меня к нему?» — «Нет, я просто не могу поверить, что в отношении к такой красивой женщине, как ты, он не проявил одну из этих двух своих забот». — «Спасибо. Ты даже допускаешь, что он заботился о том, как избавиться от меня?» — «Нет, надеюсь, в отношении к тебе у него была иная забота. Не могу поверить, что он не бегал за тобой». — «Ну конечно же бегал, да еще как. Чего только не обещал! Но какой он ни есть, а скоро понял, что я — не тот случай и меня всем этим не возьмешь. Кольца, серьги, шубы — разумеется, все это обещалось — не произвели на меня впечатления. Тогда… О боже мой, она расхохоталась, — он вздумал читать мне стихи. Спартак — и стихи… Вот умора! Но это было, конечно, незабываемое впечатление…» — «Ну, и?» — «Что ну и…? Результат был тот же. И когда он понял, что ничего не выходит, он стал просто волочиться за мной везде и всюду. Старается почаще попадаться на глаза и ждет своего часа. Не знаю, каким образом он узнаёт, когда Манаф в отъезде. Подкатывает к нашему дому и оставляет свою машину прямо у парадного. И машина стоит там иногда до поздней ночи, иногда — до утра. А сам уходит неизвестно куда. Может, домой, спать. Знаешь, как в известном анекдоте о гареме: владелец гарема каждой из своих сорока жен говорит, что он у другой, а сам уходит к себе и спокойно ложится спать в одиночестве». — «А зачем?» — «Что зачем? Зачем владелец гарема это делает?» — «Нет, зачем Спартак оставляет машину у твоего дома?» — «А очень просто, он же довольно-таки известная личность в городе, и машину его знают. И меня знают. Знают, где я живу. Вот, пожалуйста, его машину видят у моего подъезда, да к тому же когда мужа нет. Пусть думают кто что хочет, он ни при чем, не он распускает слухи!» — «А почему ты не прекратишь это, не скажешь ему?» — «Я тебе уже говорила, Зауричек, мне наплевать на все, что обо мне болтают. Я считаю, что у человека должна быть своя мораль и ответственность перед ней. А он просто дурачок. Тешится, ну и пусть…» — «И ты, несмотря на это, поддерживаешь с ним отношения?» — «Ну, какие отношения, просто иногда он бывает полезен: достанет что-нибудь… Например, эту твою зажигалку достал он».
Заур вспомнил, как на дне рождения Спартак глядел на зажигалку, и лишь теперь понял, в чем было дело. Его передернуло.
«Если бы я знал…» — «Только, пожалуйста, без благородного негодования! Он достал, а я заплатила за нее свои кровные деньги. Хотя он и не хотел брать денег. Вообще справедливости ради надо сказать, что он не скуп». «Еще бы, подумал Заур, — когда имеешь столько дурных денег, можно не скупиться, особенно для хорошенькой женщины». Все-таки его раздражало и их знакомство, и то, что о нем, о его дурных деньгах и широте замашек она говорила без возмущения. Заур знал, что никогда не сможет, да и не захочет быть таким, но ему хотелось тоже быть богатым и щедрым и делать дорогие подарки Тахмине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Тахмина говорила о своей соседке Медине, и Заур ревновал к другой ее жизни, неизвестной ему, к ее общению с соседями, с незнакомым ему кругом людей, к тому, что у нее есть близкий человек — Медина, о которой она говорит с таким теплом, с которой она делится самым сокровенным, не опасаясь, что та может «предать меня, как множество других женщин, да и мужчин», которые лишь прикидываются друзьями, а норовят нанести удар в спину. Он ревновал ее даже к Медине, которую видел лишь раз, в день своего рождения, когда она принесла ему подарок Тахмины, но и это мгновенное чувство захлестывалось ощущением счастья, оттого что даже близкая подруга, способная заменить ей всех друзей, не может заменить Заура и что он, Заур, знает о Тахмине больше, чем знает даже такая близкая подруга.
Разговор переходил на сослуживцев по издательству и по телевидению, говорили о Дадаше, о том, какой это все-таки неприятный и скользкий человек, о Неймате, который всегда казался таким тихим и безликим, но однажды чуть не в четыре часа утра позвонил ей, Тахмине, — нет, нет, отнюдь не для объяснения в любви, а чтобы излить душу, — нет, нет, он не был пьян, просто накипело у человека, и вообще никогда не следует судить о людях по внешним, поверхностным впечатлениям.
Говорили и о Спартаке. О том, что Спартак, конечно, прикрывается именем, авторитетом, заслугами отца, чтобы выходить сухим из воды, но обделывает свои делишки сам и в результате настолько богат, что может содержать и отца, и мать, и даже сестрицу-красавицу с ее будущим мужем и детьми. «Кстати, у тебя есть шанс, женившись на его сестрице, безбедно прожить всю свою будущую жизнь. Ну, хорошо, хорошо, не злись, я пошутила. Во всяком случае приданое он за ней даст что надо, а в будущем станет одаривать своих племянников и племянниц по-царски. А кто у него будет — племянник или племянница? Кого ты хочешь мальчика, девочку? Ну, хорошо, хорошо, молчу, больше ни слова. Ты-то ревнуешь меня ко всем, а я не могу раз в жизни поревновать к твоей нареченной, к твоей будущей семье, детям. Хорошо, все, все, ни слова, молчу, молчу… А Спартак, он так обнахалился, что открыто сорит деньгами направо и налево. Когда он приезжает в Москву, то занимает в гостинице обязательно «люкс» и однажды очень разозлился, когда узнал, что никак не может остановиться в своем любимом пятикомнатном «люксе» с двумя ванными, так как в это время там проживал архиепископ Макариос». — «А откуда ты все это знаешь?» — «Сам рассказывал. Конечно, он ужасный брехун и все преувеличивает, но нет дыма без огня. Ты вот, например, можешь без командировки, без блата, без знакомств получить номер в московской гостинице? Нет! А он может! А все отчего? Деньги, милый мой, деньги!» — «А откуда у него столько денег?» — «Я же тебе говорила: он цеховик». — «Ну, знаешь ли, все они плохо кончают». — «Верно, он тоже попадется рано или поздно. Но у него и на этот счет есть своя философия. Да, да, представь себе, философия: пока я молод, надо жить, веселиться, иметь побольше денег, костюмов и баб. А там — хоть потоп». — «Не слишком свежая мысль». — «А я разве говорю, что свежая? Все это старо как мир и потому, наверное, как мир, долговечно. И еще он говорит — это уж его собственный афоризм, — что у мужчины должны быть две заботы: как завести новую любовницу и как избавиться от старой…» — «А ты, я вижу, довольно подробно осведомлена о его образе жизни и образе мыслей». — «Зауричек, — сказала она удивленно, — ну неужели ты настолько глуп, что можешь ревновать меня к нему?» — «Нет, я просто не могу поверить, что в отношении к такой красивой женщине, как ты, он не проявил одну из этих двух своих забот». — «Спасибо. Ты даже допускаешь, что он заботился о том, как избавиться от меня?» — «Нет, надеюсь, в отношении к тебе у него была иная забота. Не могу поверить, что он не бегал за тобой». — «Ну конечно же бегал, да еще как. Чего только не обещал! Но какой он ни есть, а скоро понял, что я — не тот случай и меня всем этим не возьмешь. Кольца, серьги, шубы — разумеется, все это обещалось — не произвели на меня впечатления. Тогда… О боже мой, она расхохоталась, — он вздумал читать мне стихи. Спартак — и стихи… Вот умора! Но это было, конечно, незабываемое впечатление…» — «Ну, и?» — «Что ну и…? Результат был тот же. И когда он понял, что ничего не выходит, он стал просто волочиться за мной везде и всюду. Старается почаще попадаться на глаза и ждет своего часа. Не знаю, каким образом он узнаёт, когда Манаф в отъезде. Подкатывает к нашему дому и оставляет свою машину прямо у парадного. И машина стоит там иногда до поздней ночи, иногда — до утра. А сам уходит неизвестно куда. Может, домой, спать. Знаешь, как в известном анекдоте о гареме: владелец гарема каждой из своих сорока жен говорит, что он у другой, а сам уходит к себе и спокойно ложится спать в одиночестве». — «А зачем?» — «Что зачем? Зачем владелец гарема это делает?» — «Нет, зачем Спартак оставляет машину у твоего дома?» — «А очень просто, он же довольно-таки известная личность в городе, и машину его знают. И меня знают. Знают, где я живу. Вот, пожалуйста, его машину видят у моего подъезда, да к тому же когда мужа нет. Пусть думают кто что хочет, он ни при чем, не он распускает слухи!» — «А почему ты не прекратишь это, не скажешь ему?» — «Я тебе уже говорила, Зауричек, мне наплевать на все, что обо мне болтают. Я считаю, что у человека должна быть своя мораль и ответственность перед ней. А он просто дурачок. Тешится, ну и пусть…» — «И ты, несмотря на это, поддерживаешь с ним отношения?» — «Ну, какие отношения, просто иногда он бывает полезен: достанет что-нибудь… Например, эту твою зажигалку достал он».
Заур вспомнил, как на дне рождения Спартак глядел на зажигалку, и лишь теперь понял, в чем было дело. Его передернуло.
«Если бы я знал…» — «Только, пожалуйста, без благородного негодования! Он достал, а я заплатила за нее свои кровные деньги. Хотя он и не хотел брать денег. Вообще справедливости ради надо сказать, что он не скуп». «Еще бы, подумал Заур, — когда имеешь столько дурных денег, можно не скупиться, особенно для хорошенькой женщины». Все-таки его раздражало и их знакомство, и то, что о нем, о его дурных деньгах и широте замашек она говорила без возмущения. Заур знал, что никогда не сможет, да и не захочет быть таким, но ему хотелось тоже быть богатым и щедрым и делать дорогие подарки Тахмине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49