Специально на охоту выезжали на "бьюике" охраны, машину так и прозвали "охотничьей". Георгий Константинович бил уток в плавнях, гонялись в степи за зайцами. Бывало, набьет маршал шесть-семь зайцев, возвращаемся домой, и он дает распоряжение "прикрепленному" Васе Казакову: отберите зайца покрупнее для Александра Николаевича. Обязательно делился и добытыми утками. Коль скоро маршал иной раз превращался в нашего кормильца мясом, охота равняла всех сидевших с ним в машине.
Как-то мы ехали в Николаев. Вблизи города "бьюик" не одолел крутой подъем, я развернул машину, направил вниз, и мы очутились на проселке. Едем по нему. На обочине мертвая лошадь. Георгий Константинович говорит Казакову: "Сейчас что-то будет. Достань ружье". Из-под лошади вдруг выскочила громадная лиса и, петляя, помчалась в степь. Мы за ней. Жуков палит, и все мажет. Я кручу баранку и в азарте кричу:
"Бей!" Снова промах. Жуков неожиданно стал ногой жать на акселератор, тесня меня. Я ударил его по ноге. Лиса тем временем юркнула в лощину и ушла. В Николаеве, как мне говорили, Жуков шутя-серьезно жаловался командирам: вот меня собственный водитель "побил". Я глубоко уверен, что Георгий Константинович, убивая досуг на охоту, стремился избежать разговоров о политике. Он сумел не войти в бюро обкома партии, что полагалось по положению командующего округом. Маршал уклонился от контактов с первым секретарем Одесского обкома партии, вельможным, разжиревшим партийным бонзой А. И. Кириченко. К политике, в обыденном понимании, маршал, по всей видимости, не хотел иметь никакого касательства.
Перед 7 ноября 1946 года Г. К. Жуков решил устроить прием для командования округом. Он пригласил генералов с женами. Среди нас, водителей, было немало шуток - губернские дамы, приятные во всех отношениях и просто приятные, пришли в страшное волнение, готовили наряды, гадали, как лучше выглядеть в глазах прославленного маршала. Они ожидали бесед на политические темы на приеме, иные кинулись читать газеты. Георгий Константинович удивил всех. Когда приглашенные собрались, маршал сурово предложил: о службе, работе не говорить - и заразительно рассмеялся. Осмелевшие генеральши зааплодировали. Лед был сломан, и долго после приема по Одессе ходили восторженные рассказы об обаятельном полководце, осчастливившем своим пребыванием город.
Георгию Константиновичу приходилось все время быть настороже, чтобы не дать пищу недоброжелателям. Они использовали любую мелочь. Юра Былов попросил меня отвезти его на мотоцикле к знакомой девушке. Он уселся за спиной, и мы покатили по Дерибасовской, оба в форме - старший и просто лейтенант. У меня на груди колодка орденов и медалей, по количеству редкая тогда у младшего офицера. В глазах рябило. Мне пришла в голову шальная мысль - прокатиться на глазах гуляющих одесситов на мотоцикле стоя. Юра встал на заднем сиденье, я поднялся со своего, и мы, вызвав всеобщее удивление и, наверное, восторг у некоторых разинувших рты, промчались по оживленной улице. Когда я возвращался один, стражи порядка уже поджидали. Цепь милиционеров, взявшихся за руки, преградила путь. Я сделал вид, что "сдаюсь", сбавил скорость, подъезжая к ним, а, оказавшись в нескольких шагах, внезапно рванул ручку газа, мотоцикл взревел, я пригнулся, проскочил под расставленными руками и был таков.
На следующий день Георгий Константинович вызвал меня и с порога огорошил: на вас, Александр Николаевич, пришла "телега". Какая? А кто хулиганил вчера на Дерибасовской? Пришлось покаяться. Жуков не ругался, а только тяжко вздохнул. Мне стало неловко. Тем более что, как я узнал, как раз в это время в Одессу приехал из Москвы по поручению ЦК очередной контролер Жукова, генерал Аношин из ГлавПУРа. Пополнять "компромат" на маршала. Его шофер, мой приятель, москвич Володя Ходнев рассказал, что генерал большая дрянь. Одно слово политработник.
Получилось, что я в какой-то мере "подставил" маршала. Для себя постановил - вести аккуратнее. С фронтовиков в то время установили повышенный спрос, все в строку. Меня и без того шутливо прозвали "генералом" из-за количества орденов и медалей. По наущению партийных органов, где, на удивление, в руководстве было мало участников войны, за нами, фронтовиками, смотрели в оба. Чуть что, начинались внушения - забываетесь, вы не на фронте, позволяете себе вольности. А стоит огрызнуться, как упитанная тыловая крыса скрипела распустились там на фронте, не только вы, все воевали. Вся страна. Верно, но по этой физиономии было видно, где воевал такой - в Средней Азии или за Уралом.
Конечно, мне приличествовало быть солиднее, я взял твердый курс на брак. В Одессе я познакомился с артисткой окружного театра Красной Армии Ниной, Ниной Сергеевной Колесниковой по мужу, с которым она была в разладе. Девичья фамилия Нины Марцынковская, отец поляк, мать украинка. Родители умерли, не достигнув сорока лет, во время голода на Украине в 1933 году, оставив Нину (1916 года рождения) со старшей сестрой и младшим братом. До войны Нина по окончании театрального училища работала в театре Красной Армии в Киеве. Когда Германия напала на СССР, Нина ушла во фронтовую бригаду и прошла всю войну от звонка до звонка в героическом кавкорпусе прославленного генерала Н. С. Осликовского.
Нина рассказывала, что Осликовский был без преувеличения отцом-командиром, заботливо опекал немногих девушек, несших очень нелегкую службу. Она была награждена полагающимися медалями за войну, а после ее окончания осела в Одессе. Замечательная добрая женщина мечтала свить свое гнездо, но при общей неустроенности мы и помыслить не могли о совместной жизни. Встречались от случая к случаю. Нина занялась делом, отнявшим почти три года, - разводом с мужем. Все свободное время я проводил с Ниной, ходил в театр, где ей давали небольшие роли. Для меня, конечно, лучшей актрисы, чем Нина, на свете не было. Любили мы друг друга безоглядно.
Работа у Г. К. Жукова шла своим чередом, напряженно и интересно. Уже через несколько месяцев он глубоко "врос" в дела Одесского военного округа. Работал сам и заражал своим примером других. Учения шли за учениями, невзирая ни на что. В суровую зиму в феврале 1947 года маршал направился по железной дороге в район Тирасполя. Снега намело много, по линии железной дороги Одесса - Кишинев местами заносы достигали высоты вагона. У села Кучургай, что в 30 километрах юго-восточнее Тирасполя, состав окончательно застрял. Жуков вызвал по радио из Одессы самолеты Ан-2. Они приземлились рядом с железной дорогой, и маршал продолжил путь. Не война, можно было бы отложить учения. Но не таков был Жуков, командиры ждут, значит, командующий должен прибыть в назначенное время.
К лету 1947 года я хорошо изучил территорию округа, объехав с маршалом все основные города - не говоря об Одессе, Николаев, Кишинев, Бельцы, Тирасполь, Бендеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78