Писарь повернулся налево кругом и отошел к эсэсовцам.
Под виселицей стояла старая, средних размеров бочка из-под соли. Карльхен взял Янкеля за пояс и, как куклу, поставил его на эту бочку. Потом он сам влез туда же, что при его громоздкой фигуре оказалось уже сложнее; сперва он вскарабкался на бочку, встав на нее коленями. Бочка зашаталась, Янкель расставил руки, чтобы удержать равновесие и, подав плотнику руку, помог ему взобраться. Рослый Карльхен и маленький парикмахер стояли теперь вплотную друг к другу на бочке и смотрели на рапортфюрера, который все еще оглашал приговор.
Узники, уже не опасавшиеся, что бочка завалится, старались теперь разобрать, что там такое читает рапортфюрер. "Гестапо неоспоримо установило, - объявлял Копиц, - ход событий, имевший место в данном лагере в субботу четвертого ноября. Уголовник-рецидивист Фриц Грау и его сообщник Пауль Кербер подготавливали побег. В последний момент Пауль отказался от участия в побеге, и Фриц Грау велел парикмахеру Янкелю Цирюльнику умертвить Кербера. Сам он совершил побег, убив при этом свою сообщницу, шофера Марию Вирт. Через три дня он был задержан органами гестапо вблизи Нюрнберга и смертельно ранен, так как оказал сопротивление при аресте. Ныне остается привести в исполнение приговор над парикмахером, который для этой цели возвращен в лагерь "Гиглинг 3".
Рапортфюрер закончил чтение, сложил бумагу, положил ее в карман и снял очки.
- Начинай, Карльхен, - сказал он почти неслышно. Плотник осторожно, чтобы не шаталась бочка, поднял руки и снял петлю со столба. Слегка ослабив ее, словно опасаясь задеть за большой нос Янкеля, он надел ему эту петлю на шею и подтянул узел.
- Готово? - спросил Копиц.
- Jawohl! - отозвался Карльхен, еще раз похлопал Янкеля по спине и осторожно слез с бочки. Янкель остался стоять, стараясь сохранить равновесие. Все узники готовы были потом присягнуть, что он улыбался до последней минуты.
- Момент! - крикнул Дейбель и побежал через плац к другой стороне каре, где стоял Оскар с персоналом лазарета. - Я тебе дам закрывать глаза! - крикнул эсэсовец и хлестнул врача кабелем по лицу. - Смотри! - приказал он, сделав жест в сторону виселицы.
- Давай, Карльхен, - сказал Копиц.
Бочка покатилась из-под ног Янкеля.
* * *
Рабочие команды отправились к Моллю. Карльхен занял свое обычное место и зашагал вместе со всеми.
Девушки ушли работать в кухню и в казармы охраны. Ворота закрылись, прожекторы погасли, опустевший лагерь мог снова уснуть.
- Lagerschreiber, vorwarts! - заорал орднунгдинст, и писарь в конторе вскочил с места, бледный и перепуганный.
- Наступает твоя очередь, - зло сказал он Зденеку, который, как обычно, сидел за утренней сводкой. - Сейчас они потребуют портного к допросу. Вы меня уговорили закрыть глаза на вашу затею, ладно. Но идти за вас на виселицу я, то-ва-ри-щи, не намерен (дословно он сказал: "fur euch rote Bruder" - "за вас, красных братцев"). И если Копиц озвереет, я палец о палец не ударю, чтобы спасти тебя.
- Спасибо вам за все, вы хороший человек! - искренне сказал Зденек и пожал ему руку. Эрих поспешил в комендатуру, на ходу протирая очки.
* * *
Зденек содрогнулся, но заставил себя улыбнуться. В море ужасов, которые происходили кругом, он впервые попытался двинуться против течения спасти Ярду, маленького человека Ярду, который не верил, что эсэсовцы так злы.
Зденек взял в руки рапортички, полученные из бараков, и медленно перебирал их, прикидывая, какой по порядку пустить фальшивку о смерти Ярды. Надо, чтобы это сообщение поменьше бросалось в глаза, стало быть, место ему, безусловно, не в начале и не в конце списка. Где-то в середине.
Вот он, обрывок бумажного мешка, заполненный рукой поляка-блокового из четырнадцатого барака. Зденек ясно представил себе, как этот блоковый, выпятив губы, старательно выводит букву за буквой: "Выбывшие: Гичман Ярослав, портной из Праги, после полуночи обнаружен в умывальной. Самоубийство путем повешения".
Тут же лежала другая фальшивка - "переводка", подписанная Зденеком: "Заключенный Мирек Рудницкий, заболевший воспалением легких в тяжелой форме, переводится из рабочего барака No 14 в больничный барак No 8... Мирек? Кто он - Мирек, и с чего ему вздумалось наложить на себя руки? Зденек задумался, но не мог вспомнить лицо Мирека. Впрочем, он еще увидит его в мертвецкой, когда пойдет туда вместе с дантистом снимать золотые коронки. Итак, самоубийца. Зачем он это сделал? Был болен? Отчаялся? Быть может, если бы вовремя поговорить с ним по-хорошему... Зденек понурил голову. Столько ужасов вокруг, а помощи так мало, так ничтожно мало. Нет, в самом деле, всем его попыткам грош цена.
Он взял чистый лист бумаги, написал сверху: "Выбыли, причина - смерть" - и стал списывать фамилии с рапортичек. Где-то в середине он внес фамилию "самоубийцы" Ярослава Гичмана и радовался, что хоть Ярда-то будет жить.
* * *
В комендатуре рапортфюрер встретил Эриха возгласом: "Большие новости, приятель!" Впервые за много лет работы с Копицем Эрих Фрош услышал от него такое обращение. Писарь подавил опасения и вытянулся в струнку.
- Садись, - сказал Копиц, кивнув на стул.
В своем он уме? Писарь был стреляный воробей и не доверял эсэсовцам, даже когда они мило улыбались.
- Danke, sehr freundlich! - ответил он по-солдатски. - Я постою.
- Как хочешь, - сказал Копиц. - Итак, прежде всего, к твоему сведению, пришел приказ, вот он. - И Копиц хлопнул рукой по бумаге, которую только что привез курьер. - Фюрер дает лучшим из вас возможность отличиться на фронте. Сегодня или завтра вы поедете в Дахау. Что скажешь?
- Слава богу, - прохрипел писарь. - Хайль Гитлер!
Копиц прищурил левый глаз.
- В самом деле? Ну ладно, замнем для ясности. Итак, мы расстаемся. Если даже тебя из-за твоего горла не возьмут на войну, - он ткнул трубкой в шрам на шее Эриха, - сюда ты уже не вернешься. Здесь будет лазаретный лагерь.
- Лазаретный? - Эрих даже разинул рот. - А вы как же?
- Я? Ха-ха! Я молчу и не протестую. Тоже говорю "слава богу". Что, удивляешься?
- Вы, значит, останетесь здесь?
- Ты считаешь, что старый хефтлинк и хороший эсэсовец должны держаться подальше от больных? Да, это верно, Руди так и говорит. Но, наверное, я уже не такой хороший эсэсовец. Скажу тебе откровенно, надоело мне все это. Никуда больше не потащусь, буду ждать здесь конца войны.
- А герр обершарфюрер Дейбель?
- Он еще ничего не знает. Наверное, будет ругаться. Но мне уже все равно. Не нравится мне кое-что... Да вот хотя бы то, что фюрер хочет выиграть войну с помощью таких типов, как ты. Или новый лекарский помощник Тишер. Знаешь ты, что с завтрашнего дня он мой прямой начальник? Представляешь себе, этакие кретины берут в руки судьбы Германии... А впрочем, какое мне дело!
Писарь молчал, он заметил, что Копиц под хмельком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Под виселицей стояла старая, средних размеров бочка из-под соли. Карльхен взял Янкеля за пояс и, как куклу, поставил его на эту бочку. Потом он сам влез туда же, что при его громоздкой фигуре оказалось уже сложнее; сперва он вскарабкался на бочку, встав на нее коленями. Бочка зашаталась, Янкель расставил руки, чтобы удержать равновесие и, подав плотнику руку, помог ему взобраться. Рослый Карльхен и маленький парикмахер стояли теперь вплотную друг к другу на бочке и смотрели на рапортфюрера, который все еще оглашал приговор.
Узники, уже не опасавшиеся, что бочка завалится, старались теперь разобрать, что там такое читает рапортфюрер. "Гестапо неоспоримо установило, - объявлял Копиц, - ход событий, имевший место в данном лагере в субботу четвертого ноября. Уголовник-рецидивист Фриц Грау и его сообщник Пауль Кербер подготавливали побег. В последний момент Пауль отказался от участия в побеге, и Фриц Грау велел парикмахеру Янкелю Цирюльнику умертвить Кербера. Сам он совершил побег, убив при этом свою сообщницу, шофера Марию Вирт. Через три дня он был задержан органами гестапо вблизи Нюрнберга и смертельно ранен, так как оказал сопротивление при аресте. Ныне остается привести в исполнение приговор над парикмахером, который для этой цели возвращен в лагерь "Гиглинг 3".
Рапортфюрер закончил чтение, сложил бумагу, положил ее в карман и снял очки.
- Начинай, Карльхен, - сказал он почти неслышно. Плотник осторожно, чтобы не шаталась бочка, поднял руки и снял петлю со столба. Слегка ослабив ее, словно опасаясь задеть за большой нос Янкеля, он надел ему эту петлю на шею и подтянул узел.
- Готово? - спросил Копиц.
- Jawohl! - отозвался Карльхен, еще раз похлопал Янкеля по спине и осторожно слез с бочки. Янкель остался стоять, стараясь сохранить равновесие. Все узники готовы были потом присягнуть, что он улыбался до последней минуты.
- Момент! - крикнул Дейбель и побежал через плац к другой стороне каре, где стоял Оскар с персоналом лазарета. - Я тебе дам закрывать глаза! - крикнул эсэсовец и хлестнул врача кабелем по лицу. - Смотри! - приказал он, сделав жест в сторону виселицы.
- Давай, Карльхен, - сказал Копиц.
Бочка покатилась из-под ног Янкеля.
* * *
Рабочие команды отправились к Моллю. Карльхен занял свое обычное место и зашагал вместе со всеми.
Девушки ушли работать в кухню и в казармы охраны. Ворота закрылись, прожекторы погасли, опустевший лагерь мог снова уснуть.
- Lagerschreiber, vorwarts! - заорал орднунгдинст, и писарь в конторе вскочил с места, бледный и перепуганный.
- Наступает твоя очередь, - зло сказал он Зденеку, который, как обычно, сидел за утренней сводкой. - Сейчас они потребуют портного к допросу. Вы меня уговорили закрыть глаза на вашу затею, ладно. Но идти за вас на виселицу я, то-ва-ри-щи, не намерен (дословно он сказал: "fur euch rote Bruder" - "за вас, красных братцев"). И если Копиц озвереет, я палец о палец не ударю, чтобы спасти тебя.
- Спасибо вам за все, вы хороший человек! - искренне сказал Зденек и пожал ему руку. Эрих поспешил в комендатуру, на ходу протирая очки.
* * *
Зденек содрогнулся, но заставил себя улыбнуться. В море ужасов, которые происходили кругом, он впервые попытался двинуться против течения спасти Ярду, маленького человека Ярду, который не верил, что эсэсовцы так злы.
Зденек взял в руки рапортички, полученные из бараков, и медленно перебирал их, прикидывая, какой по порядку пустить фальшивку о смерти Ярды. Надо, чтобы это сообщение поменьше бросалось в глаза, стало быть, место ему, безусловно, не в начале и не в конце списка. Где-то в середине.
Вот он, обрывок бумажного мешка, заполненный рукой поляка-блокового из четырнадцатого барака. Зденек ясно представил себе, как этот блоковый, выпятив губы, старательно выводит букву за буквой: "Выбывшие: Гичман Ярослав, портной из Праги, после полуночи обнаружен в умывальной. Самоубийство путем повешения".
Тут же лежала другая фальшивка - "переводка", подписанная Зденеком: "Заключенный Мирек Рудницкий, заболевший воспалением легких в тяжелой форме, переводится из рабочего барака No 14 в больничный барак No 8... Мирек? Кто он - Мирек, и с чего ему вздумалось наложить на себя руки? Зденек задумался, но не мог вспомнить лицо Мирека. Впрочем, он еще увидит его в мертвецкой, когда пойдет туда вместе с дантистом снимать золотые коронки. Итак, самоубийца. Зачем он это сделал? Был болен? Отчаялся? Быть может, если бы вовремя поговорить с ним по-хорошему... Зденек понурил голову. Столько ужасов вокруг, а помощи так мало, так ничтожно мало. Нет, в самом деле, всем его попыткам грош цена.
Он взял чистый лист бумаги, написал сверху: "Выбыли, причина - смерть" - и стал списывать фамилии с рапортичек. Где-то в середине он внес фамилию "самоубийцы" Ярослава Гичмана и радовался, что хоть Ярда-то будет жить.
* * *
В комендатуре рапортфюрер встретил Эриха возгласом: "Большие новости, приятель!" Впервые за много лет работы с Копицем Эрих Фрош услышал от него такое обращение. Писарь подавил опасения и вытянулся в струнку.
- Садись, - сказал Копиц, кивнув на стул.
В своем он уме? Писарь был стреляный воробей и не доверял эсэсовцам, даже когда они мило улыбались.
- Danke, sehr freundlich! - ответил он по-солдатски. - Я постою.
- Как хочешь, - сказал Копиц. - Итак, прежде всего, к твоему сведению, пришел приказ, вот он. - И Копиц хлопнул рукой по бумаге, которую только что привез курьер. - Фюрер дает лучшим из вас возможность отличиться на фронте. Сегодня или завтра вы поедете в Дахау. Что скажешь?
- Слава богу, - прохрипел писарь. - Хайль Гитлер!
Копиц прищурил левый глаз.
- В самом деле? Ну ладно, замнем для ясности. Итак, мы расстаемся. Если даже тебя из-за твоего горла не возьмут на войну, - он ткнул трубкой в шрам на шее Эриха, - сюда ты уже не вернешься. Здесь будет лазаретный лагерь.
- Лазаретный? - Эрих даже разинул рот. - А вы как же?
- Я? Ха-ха! Я молчу и не протестую. Тоже говорю "слава богу". Что, удивляешься?
- Вы, значит, останетесь здесь?
- Ты считаешь, что старый хефтлинк и хороший эсэсовец должны держаться подальше от больных? Да, это верно, Руди так и говорит. Но, наверное, я уже не такой хороший эсэсовец. Скажу тебе откровенно, надоело мне все это. Никуда больше не потащусь, буду ждать здесь конца войны.
- А герр обершарфюрер Дейбель?
- Он еще ничего не знает. Наверное, будет ругаться. Но мне уже все равно. Не нравится мне кое-что... Да вот хотя бы то, что фюрер хочет выиграть войну с помощью таких типов, как ты. Или новый лекарский помощник Тишер. Знаешь ты, что с завтрашнего дня он мой прямой начальник? Представляешь себе, этакие кретины берут в руки судьбы Германии... А впрочем, какое мне дело!
Писарь молчал, он заметил, что Копиц под хмельком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129