Проваливай!
Да, Копиц высказался напрямик, это правда. Но разве это выход из положения! Тот, кто смотрит на вопросы снабжения иначе, чем рапортфюрер, непостижимый и крайне опасный чудак. На Лейтхольда напало какое-то бешенство. Правда, он обещал не кусаться, но разве можно полагаться на обещания бешеного? А если бы он даже и не кусался, что толку? Копиц сам хочет кусаться. Не отказываться же из страха перед Лейтхольдом от удобных ему порядков в лагере!
- Нам нужен другой кюхеншеф. И как можно скорей, - ворчал рапортфюрер, глядя, как Эрих листает ворохи бумаг и усердно подчищает следы старых грешков. - Тебе это тоже ясно?
Ответить "разумеется" для писаря было делом чести. Он намеревался до последнего дня поддерживать впечатление, что Эриху Фрошу всегда все ясно и известно.
- А что ты, собственно, заметил? - осведомился Копиц.
Писарь поднял голову и замигал. Глаза у него и так болели от напряжения, а тут еще рапортфюрер все время отвлекает.
- Ну, я тоже присматривался к Лейтхольду, герр рапортфюрер. Такие люди, как он, просто не годятся для сложной работы в лагерях.
- Почему? - допытывался шеф.
Это уже становилось неприятным. "Зачем мне перед самым уходом наживать врагов?" - подумал писарь.
- Для службы в лагерях нужны такие люди, как вы: железная дисциплина и прочее, -проворчал он уклончиво.
- Не треплись, скажи прямо, что ты думаешь о Лейтхольде. Разве он не дисциплинирован?
Писарь усмехнулся с понимающим видом.
- Так, как вы, безусловно нет. Он ведь новичок, в Освенциме не был, в потехе с цыганками не участвовал.
- Заткнись, - сказал Копиц, но не рассердился. - Это уже дело прошлое.
- Для вас, но не для герра Лейтхольда. Разве вы не заметили, что надзирательница подсунула ему в кухню самых красивых девушек? Он новичок, чего же удивляться, что у него немного закружилась голова.
- Чего же удивляться... - машинально повторил Копиц и замолк. Собственно говоря, он ведь спрашивал о другом, зачем же писаришка припутывает сюда девушек? А впрочем, это было бы неплохо. Что, если Лейтхольд спутался с одной из них и именно поэтому не хочет уходить из лагеря?.. Завел шашни с жидовкой, она-то и уговаривает его не обворовывать заключенных... Это было бы просто великолепно!
- Слушай-ка, писарь, придержи язык. Не рекомендуется так говорить о члене эсэс. Что ты имеешь в виду?
Писарь опять замигал. Он понимал, что этот старый пройдоха говорит "придержи язык", а сам в глубине души желает, чтобы Эрих выложил ему побольше самых грязных сплетен.
- Завтра я отправляюсь на фронт, герр рапортфюрер, так зачем же мне...
Копиц наклонился к нему.
- Никуда ты не отправляешься, - раздельно произнес он. - Сдохнешь здесь, так и знай. Официально из Дахау еще не пришло ни строчки насчет призыва. Это, во-первых. А во-вторых, у тебя сшитое горло, и тебя все равно не возьмут в армию. Ты останешься здесь, и я тебе его распорю по швам, если ты сейчас же не расскажешь мне все, что знаешь о Лейтхольде. С кем он путается? Ну!
- Но, герр рапортфюрер...
- Этого я от тебя добьюсь, даже если придется вызвать Дейбеля. Тут уж будет без церемоний! С кем?
Дело принимало плохой оборот. И как только все это вдруг получилось? Еще пять минут назад можно было говорить с Копицем о старых добрых временах и об освенцимских цыганках, а сейчас конец подобным элегиям. Писарь слишком хорошо знает своего начальника - сейчас надо отвечать...
- С какой именно, я, честное слово, не знаю, - робко оказал он, - но когда вы срочно вызывали Лейтхольда вечером, я нашел его на кухне. Он просидел там всю тревогу, запершись с двенадцатью девушками.
- И, конечно, в темноте, - сказал Копиц и стал ходить по комнате. - Но в этом нет ничего особенного. Куда же ему было деться во время налета? С двенадцатью девушками... вот если бы с одной, тогда другое дело.
Писарь постарался перевести разговор на менее щекотливую тему.
- С одной девушкой тут была наедине фрау надзирательница и даже принесла ей в подарок котенка...
- Не путай ты разные вещи! - махнул рукой задумавшийся рапортфюрер. Россхаупт меня сейчас не интересует... Кстати, я узнал от девушек в эсэсовской кухне, что она бьет эту свою секретаршу. Значит, все в порядке, кто же может ее упрекнуть за побои? А вот Лейтхольд к ним подозрительно добр, с ним надо быть начеку.
* * *
В среду вечером, еще до того, как все заключенные вернулись с внешних работ, Оскар собрал врачей на совещание. Койку большого Рача занял новый дантист, в остальном в лазарете все осталось по-прежнему. Санитар Пепи возился с мисками и ложками, маленький Рач сидел рядом со своим другом румыном. Шими-бачи до сумерек бегал по больным и пришел в лазарет последним. Старший врач поглядел в окно, на фонари на ограде, потом повернулся к коллегам и выпятил подбородок.
- То, о чем мы сейчас будем говорить, должно пока что остаться между нами. Слышишь, Пепи? Сходил бы ты лучше к своим товарищам в немецкий барак. Все равно ведь завтра ты с нами22 расстаешься.
- Вот именно, поэтому не выгоняй меня, Оскар! - жалобно попросил Пепи.
Оскар усмехнулся. Ему тоже не хотелось расставаться с придурковатым судетцем. А, кстати говоря, почему Пепи прозвали дурачком? В последнее время он вел себя отлично и даже не хвастал своим богатым папашей и тремя кинотеатрами, которыми они владели в Усти, Дечине и Либерце.
- Ну, так садись, но повторяю тебе: все должно остаться между нами.
Пепи сделал обиженный жест, а Оскар начал говорить.
- Вы сами хорошо, знаете, зачем я вас созвал. Коллега Галчинский единственный среди нас, кто не имеет опыта в этом деле: мы все перенесли сыпной тиф в Варшаве и так много имели там с ним дела, что едва ли ошибаемся сейчас. Что скажешь, Шими?
Старый венгр погладил себя по румяным щекам.
- К сожалению, это так. Температура сорок - сорок один градус и все другие признаки. И миллионы вшей. Новый транспорт насквозь завшивлен... Через пару дней появятся больные и среди старожилов.
- Остается одно, - сказал Оскар, сжав кулаки. - Просить капитальной дезинфекции и вакцины для прививок. Дезинфекция - дело несложное, и мы, очевидно, ее добьемся. Походная дезинфекционная установка поработает здесь два-три дня, и со вшами будет покончено на две-три недели. Второе посложнее и, наверное, не удастся: вакцина на две тысячи человек для них слишком большой расход. И все же мы должны безоговорочно требовать и того, и другого. А помимо всего, разумеется, карантина для всего лагеря. Иначе мы занесем тиф к Моллю, где работает больше десяти тысяч заключенных. Там они в контакте с гражданскими, так что эпидемия может перекинуться и в Мюнхен. Согласны?
- А как же я? - сказал Пепи. - Завтра мне отсюда уезжать. Если вы переполошите всю округу, я застряну в карантине и до смерти не выкарабкаюсь отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Да, Копиц высказался напрямик, это правда. Но разве это выход из положения! Тот, кто смотрит на вопросы снабжения иначе, чем рапортфюрер, непостижимый и крайне опасный чудак. На Лейтхольда напало какое-то бешенство. Правда, он обещал не кусаться, но разве можно полагаться на обещания бешеного? А если бы он даже и не кусался, что толку? Копиц сам хочет кусаться. Не отказываться же из страха перед Лейтхольдом от удобных ему порядков в лагере!
- Нам нужен другой кюхеншеф. И как можно скорей, - ворчал рапортфюрер, глядя, как Эрих листает ворохи бумаг и усердно подчищает следы старых грешков. - Тебе это тоже ясно?
Ответить "разумеется" для писаря было делом чести. Он намеревался до последнего дня поддерживать впечатление, что Эриху Фрошу всегда все ясно и известно.
- А что ты, собственно, заметил? - осведомился Копиц.
Писарь поднял голову и замигал. Глаза у него и так болели от напряжения, а тут еще рапортфюрер все время отвлекает.
- Ну, я тоже присматривался к Лейтхольду, герр рапортфюрер. Такие люди, как он, просто не годятся для сложной работы в лагерях.
- Почему? - допытывался шеф.
Это уже становилось неприятным. "Зачем мне перед самым уходом наживать врагов?" - подумал писарь.
- Для службы в лагерях нужны такие люди, как вы: железная дисциплина и прочее, -проворчал он уклончиво.
- Не треплись, скажи прямо, что ты думаешь о Лейтхольде. Разве он не дисциплинирован?
Писарь усмехнулся с понимающим видом.
- Так, как вы, безусловно нет. Он ведь новичок, в Освенциме не был, в потехе с цыганками не участвовал.
- Заткнись, - сказал Копиц, но не рассердился. - Это уже дело прошлое.
- Для вас, но не для герра Лейтхольда. Разве вы не заметили, что надзирательница подсунула ему в кухню самых красивых девушек? Он новичок, чего же удивляться, что у него немного закружилась голова.
- Чего же удивляться... - машинально повторил Копиц и замолк. Собственно говоря, он ведь спрашивал о другом, зачем же писаришка припутывает сюда девушек? А впрочем, это было бы неплохо. Что, если Лейтхольд спутался с одной из них и именно поэтому не хочет уходить из лагеря?.. Завел шашни с жидовкой, она-то и уговаривает его не обворовывать заключенных... Это было бы просто великолепно!
- Слушай-ка, писарь, придержи язык. Не рекомендуется так говорить о члене эсэс. Что ты имеешь в виду?
Писарь опять замигал. Он понимал, что этот старый пройдоха говорит "придержи язык", а сам в глубине души желает, чтобы Эрих выложил ему побольше самых грязных сплетен.
- Завтра я отправляюсь на фронт, герр рапортфюрер, так зачем же мне...
Копиц наклонился к нему.
- Никуда ты не отправляешься, - раздельно произнес он. - Сдохнешь здесь, так и знай. Официально из Дахау еще не пришло ни строчки насчет призыва. Это, во-первых. А во-вторых, у тебя сшитое горло, и тебя все равно не возьмут в армию. Ты останешься здесь, и я тебе его распорю по швам, если ты сейчас же не расскажешь мне все, что знаешь о Лейтхольде. С кем он путается? Ну!
- Но, герр рапортфюрер...
- Этого я от тебя добьюсь, даже если придется вызвать Дейбеля. Тут уж будет без церемоний! С кем?
Дело принимало плохой оборот. И как только все это вдруг получилось? Еще пять минут назад можно было говорить с Копицем о старых добрых временах и об освенцимских цыганках, а сейчас конец подобным элегиям. Писарь слишком хорошо знает своего начальника - сейчас надо отвечать...
- С какой именно, я, честное слово, не знаю, - робко оказал он, - но когда вы срочно вызывали Лейтхольда вечером, я нашел его на кухне. Он просидел там всю тревогу, запершись с двенадцатью девушками.
- И, конечно, в темноте, - сказал Копиц и стал ходить по комнате. - Но в этом нет ничего особенного. Куда же ему было деться во время налета? С двенадцатью девушками... вот если бы с одной, тогда другое дело.
Писарь постарался перевести разговор на менее щекотливую тему.
- С одной девушкой тут была наедине фрау надзирательница и даже принесла ей в подарок котенка...
- Не путай ты разные вещи! - махнул рукой задумавшийся рапортфюрер. Россхаупт меня сейчас не интересует... Кстати, я узнал от девушек в эсэсовской кухне, что она бьет эту свою секретаршу. Значит, все в порядке, кто же может ее упрекнуть за побои? А вот Лейтхольд к ним подозрительно добр, с ним надо быть начеку.
* * *
В среду вечером, еще до того, как все заключенные вернулись с внешних работ, Оскар собрал врачей на совещание. Койку большого Рача занял новый дантист, в остальном в лазарете все осталось по-прежнему. Санитар Пепи возился с мисками и ложками, маленький Рач сидел рядом со своим другом румыном. Шими-бачи до сумерек бегал по больным и пришел в лазарет последним. Старший врач поглядел в окно, на фонари на ограде, потом повернулся к коллегам и выпятил подбородок.
- То, о чем мы сейчас будем говорить, должно пока что остаться между нами. Слышишь, Пепи? Сходил бы ты лучше к своим товарищам в немецкий барак. Все равно ведь завтра ты с нами22 расстаешься.
- Вот именно, поэтому не выгоняй меня, Оскар! - жалобно попросил Пепи.
Оскар усмехнулся. Ему тоже не хотелось расставаться с придурковатым судетцем. А, кстати говоря, почему Пепи прозвали дурачком? В последнее время он вел себя отлично и даже не хвастал своим богатым папашей и тремя кинотеатрами, которыми они владели в Усти, Дечине и Либерце.
- Ну, так садись, но повторяю тебе: все должно остаться между нами.
Пепи сделал обиженный жест, а Оскар начал говорить.
- Вы сами хорошо, знаете, зачем я вас созвал. Коллега Галчинский единственный среди нас, кто не имеет опыта в этом деле: мы все перенесли сыпной тиф в Варшаве и так много имели там с ним дела, что едва ли ошибаемся сейчас. Что скажешь, Шими?
Старый венгр погладил себя по румяным щекам.
- К сожалению, это так. Температура сорок - сорок один градус и все другие признаки. И миллионы вшей. Новый транспорт насквозь завшивлен... Через пару дней появятся больные и среди старожилов.
- Остается одно, - сказал Оскар, сжав кулаки. - Просить капитальной дезинфекции и вакцины для прививок. Дезинфекция - дело несложное, и мы, очевидно, ее добьемся. Походная дезинфекционная установка поработает здесь два-три дня, и со вшами будет покончено на две-три недели. Второе посложнее и, наверное, не удастся: вакцина на две тысячи человек для них слишком большой расход. И все же мы должны безоговорочно требовать и того, и другого. А помимо всего, разумеется, карантина для всего лагеря. Иначе мы занесем тиф к Моллю, где работает больше десяти тысяч заключенных. Там они в контакте с гражданскими, так что эпидемия может перекинуться и в Мюнхен. Согласны?
- А как же я? - сказал Пепи. - Завтра мне отсюда уезжать. Если вы переполошите всю округу, я застряну в карантине и до смерти не выкарабкаюсь отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129