* * *
Мертвецкая находилась на другом конце апельплаца. Это было строеньице, собранное из таких же деталей, что и отхожее место, но с земляным полом. Поскольку оно предназначалось для мертвых, никто не позаботился плотно пригнать стены, всюду были щели, окно отсутствовало, а несмазанная дверь без задвижки скрипела на ветру.
Зубным врачом лагеря был Имре Рач, рослый венгр, бывший военный дантист и майор. Свой чин он сохранял до недавнего времени: еще год назад Рач служил в венгерских войсках, сражавшихся на стороне Гитлера против Советской Армии. Потом он проштрафился, попал под следствие, открылось какое-то темное пятно в его происхождении, и он покатился кувырком, все ниже и ниже, пока не очутился в концлагере. Но осанку он сохранил офицерскую, арестантское платье носил непринужденно и даже щегольски, казалось, слышно было бряцание сабли в полах его полосатой арестантской одежды, а шапочка на лысой голове Рача сидела лихо, как кепи гонведа.
- Дантист, - сказал Дейбель, когда они быстро шли по безлюдному апельплацу, - ты меня знаешь и знаешь, на что я способен. В мертвецкой лежат шесть мертвых, но мне нужны, понимаешь, необходимы семь разных зубов. Делай как хочешь, распили какой-нибудь протез или, еще лучше, позаимствуй из старых запасов, но через десять минут я должен сдать семь зубов!
- Герр обершарфюрер, наверное, шутит. Откуда у меня запасы? Перед отправкой в Гиглинг нас всех обыскивали, и я ничего не мог пронести. А здесь за то время, пока была строительная команда, умерло всего восемь человек, и, как вы помните, я вместе с вами актировал зубы...
Имре спокойно глядел на эсэсовца, но тот нетерпеливо махнул рукой.
- Врешь, что-нибудь у тебя есть. Ты жид, а у жидов всегда есть золото. Не зли меня и не вынуждай к крайним мерам. В Варшаве мы работали вместе, и все было хорошо, я тебя никогда не обижал, ты же знаешь.
- Пардон, - улыбнулся Имре, - однажды я получил двадцать пять горячих за пособничество герру обершарфюреру Дейбелю в укрытии двух золотых долларов. И трижды вы сами меня...
- А ну тебя! - рассердился Дейбель. - Я тебя просто не понимаю. Ты жив, чего тебе еще? Как-никак ты в концлагере, не чудо ли, что ты вообще не загнулся?
Они дошли до покойницкой, Имре вежливо придержал дверь, Дейбель, насупившись, прошел вперед. На полу в разных позах лежало шесть голых трупов. Только у двоих было на левом бедре чернильным карандашом написано имя - это были те, что умерли сегодня ночью в бараках. Другие четверо умерли на апельплаце, сразу же по приходе, еще не опознанные. Врач посмотрел, нет ли у них на руке освенцимской татуировки, но не нашел.
- Займись зубами, - сказал эсэсовец. - Все остальное не важно. - Он вытащил из-за обшлага листок, послюнил карандаш и ученическим почерком переписал себе фамилии умерших: "Франтисек Бонди, барак 17" и "Наум Блатт, барак 23".
Врач уже наклонился над последним трупом.
- Ну как, Имре?
- Разрешите доложить, что обнаружено только четыре зубных протеза. Из одного, я, очевидно, смогу сделать два. Всего будет пять.
Дейбель стоял над ним.
- Семь, мне нужно семь!
Имре перекладывал из руки в руку старые зубоврачебные щипцы.
- Сожалею, герр обершарфюрер, но...
- Семь, слышишь? У этого Франтисека ничего нет?
Врач опустил глаза.
- Да, именно у него ничего нет.
Дейбель взглядом знатока оглядел тело.
- Ему за сорок... Франтисек - это чешское имя, а? Наверняка у него был золотой зуб. Не вынуждай меня...
Имре взглянул ему в глаза.
- Вас не обманешь, герр обершарфюрер. У Франтисека действительно был золотой зуб, пятый верхний. Но он исчез.
- Ага! - Дейбель упер руки в бока. - Это ты постарался! Давай сюда зуб!
- Я впервые вижу этого мертвеца, честное слово.
- Скажи мне еще раз "честное слово" - и я тебя пристрелю. Какая может быть у тебя честь, дерьмо! Где ты спрятал зуб?
- Он, очевидно, был вырван в бараке. Спросите блокового.
Эсэсовец замахнулся, но опустил руку.
- Ты от меня не уйдешь. Если ты врешь, не выйти тебе живым из мертвецкой. Можешь выбрать себе здесь место среди них, - носком сапога он ткнул в сторону трупов. - Вырви пять зубов, о которых ты сказал, а я пока зайду в барак. Шестой я найду, но седьмого у нас так и нет. Его ты достанешь из старых запасов, слышишь?
Имре поднял взгляд от своих щипцов.
- Герр обершарфюрер, еще два слова. Считаю своим долгом...
- Ну скорее, в чем дело?!
- Кто-то пользовался этими щипцами и слегка погнул их. Видно, не умеет с ними обращаться. Может быть, ими просто вытаскивали гвоздь, а может быть, и...
- Разве ты не держишь щипцы у себя?
- Никак нет. Зубоврачебные инструменты и бормашина, как вы изволите знать, хранятся в конторе.
- Неужели кто-то из конторы... Впрочем, почему бы и нет? Фриц и Хорст закапывали той ночью мертвых у станции. А?
В глазах врача мелькнула искорка надежды и страха.
- Не знаю, не могу сказать, - быстро пробормотал он. - Вы сами обо всем догадались, а я, право, не знаю...
- Прекрасно, - усмехнулся Дейбель и пошел к двери. - Приходи с зубами в контору. Я буду там.
В конторе был только Фредо.
- Где Фриц? - еще в дверях спросил Дейбель.
- На стройке, - стоя навытяжку, доложил грек.
Дейбель сбежал по ступенькам, вытащил из-за голенища кусок красного кабеля и швырнул его на стол.
- Немедля приведи сюда блокового из семнадцатого барака, а потом Фрица... Погоди, покажи-ка мне койку Фрица.
Грек отодвинул занавеску и пропустил эсэсовца в глубину конторы.
- Первая налево.
- Хорош свинюшник! - буркнул Дейбель при виде неприбранных постелей. Ладно, иди, пошли мне тех двоих, а сам стой у дверей и никого не впускай.
За занавеской было четыре постели, настоящие койки на четырех ножках, хотя и сбитые наскоро из досок. Две стояли у левой стены, две - у правой. У средней стены торчал хромой стул, на который обычно садились пациенты дантиста Имре. Тут же стояла старенькая бормашина с ножным приводом. В окно был виден участок, где строили бараки. С момента прихода Дейбеля в лагерь там шла лихорадочная работа.
Но Дейбелю было, конечно, не до надзора за стройкой. Он поглядел на койку под окном. Это была койка Хорста. Над ней висела фотография немецкого семейства в деревянной рамке, угол которой был украшен ленточкой Железного креста. Хорст получил этот крест в 1939 году в Польше, а потом за разные проступки угодил в лагерь. О награде Железным крестом у него был документ, но носить этот орден здесь, в лагере, Хорст, разумеется, не мог, а против ленточки на рамке лагерное начальство не возражало.
Дейбель подошел к соседней койке, принадлежавшей Фрицу, и сорвал с нее одеяло. Под ним оказалось еще одно и тощий соломенный тюфяк.
Эсэсовец скинул все это на пол. Осталась деревянная койка с поперечными досками. На них ничего не было. Дейбель промял ногами тюфяк, но нигде не ощутил твердого предмета и не услышал подозрительного хруста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129