"Зубатка" под вашим командованием пойдет в особый рейс.
Начальник помолчал. Замятин тоже молчал, ждал, что дальше.
- Возьмете на борт сто двадцать, а может, сто пятьдесят подростков... хм-м... ребят. Школьников и других...
"Куда ж их, господи, уж неужели и отсюда эвакуируют..."
- Нет, нет, Павел Петрович, - быстро сказал начальник, вроде бы поняв по лицу капитана, о чем тот подумал, - я вас ознакомлю с одним документом, и все станет ясно. Вы же знаете, что город голодает, что раненым в госпиталях нужна калорийная, повторяю, калорийная пища, что у нас в Архангельске тысячи эвакуированных детей и женщин, и их тоже надо кормить. Вы это знаете?
Замятин наклонил голову.
- Тогда слушайте, - сказал начальник и прочитал решение бюро Архангельского обкома комсомола. В нем говорилось об организации экспедиции школьников и студентов техникумов на острова Новой Земли для заготовки яиц кайры и тушек этой птицы, чтобы хоть как-то улучшить снабжение продуктами голодающего города.
- Вот так, Павел Петрович, - кончив читать, сказал начальник, испытующе посмотрев на Замятина.
"Что это он на меня так смотрит, - подумал капитан, - думает, не возьмусь?" Он нахмурился и сказал суховато:
- Команду бы покрепче, что ли...
- Значит, соглашаетесь? - Начальник, как показалось Замятину, облегченно вздохнул.
Замятин пожал плечами - раз надо - значит, надо.
- Вооружение? - спросил он.
- Уточним. Но на многое не надейтесь.
- Ясно. Пойдем сами или какая охрана будет?
- Постараемся подсоединить вас к конвою*, но... - начальник осторожно посмотрел на Замятина. - Конвой-то из горла Белого моря пойдет на запад. А время не терпит, Павел Петрович...
- Понимаю, - сказал капитан.
- Официальный приказ получите днями, но ребята к вам прибывать начнут уже с той недели. Стоянка ваша и временное жилье для ребят - на фактории**. Готовьте "Зубатку" и вовлекайте мальчишек в работу - не так маяться будут.
_______________
** Так в Архангельске называли рыбный порт.
- Как я только с этой братвой управлюсь?
- У них свое начальство будет. Ваше дело только доставить их в Малые Кармакулы. Кстати, начальником экспедиции назначен капитан Громов. Знаете такого?
- Афанасий Григорьевич? Не знаком, но слыхивал много. Это ладно!
- С богом! - сказал начальник и засмеялся. - Я хотел сказать: семь футов под килем.
- Так я и понял, - сказал Замятин.
Он шел домой. Под его шагами скрипели доски тротуаров, шел он уверенно, слегка по-моряцки покачиваясь, прищурив свои прозрачные голубовато-серые глаза, и весь уже был там, на своей "Зубатке". Провести судно и в шхерах, и мимо кошек-мелей, и мимо камней, и в шторм, и в погоду - это он мог. В мирное время и в туман и в ледовых разводьях он мог бы дойти до Новой Земли чуть ли не с закрытыми глазами. Нюхом своим поморским, богатым своим опытом он привел бы судно туда, куда надо. Но это в мирное время, когда он знал, что рядом с ним настоящие моряки и грузом в трюмах будет рыба. А тут... а тут на борту сто пятьдесят мальчишек - где они там поместятся, право? Да и на море творится такое, что поневоле задумаешься: как без потерь доставить на место этот свой ценнейший "груз"? Легко сказать! Английские и американские транспорты с конвоями с трудом пробираются к нам на север. Мурманск как приемный порт отпал. Конвои идут на Архангельск. Идут под угрозой постоянной опасности. Немецкие подлодки адмирала Деница рыщут в Баренцовом море, прочесывая каждый квадрат. Гулом фашистских самолетов наполнено северное небо. А в норвежских шхерах где-то у Тронхейма притаились главные силы Северного немецкого флота, вся свора линкоры "Тирпиц" и "Адмирал Шеер", торпедоносцы...
Страха не было, была тревога и ответственность - ведь в самом деле, не рыбу повезешь, а людей, да каких там людей - детишек, ребятню, не на очень-то много и старше, чем двое самых дорогих, своих... И Замятин чуть-чуть сердился на начальство, которое поручило ему такую непростую работенку. Правда, и на себя сердился - за то, что он на начальство сердится.
Неожиданно споткнувшись об отодравшуюся от тротуарного настила доску, Павел Петрович чертыхнулся про себя и почему-то успокоился. "Война, подумал он, - война. Ну, да ладно, где лодья не рыщет, а у якоря будет".
Замятина и Громова познакомили в кинотеатре "Эдиссон". Они стояли друг против друга: Громов - худощавый, жилистый, с сивыми прокуренными усами на морщинистом узком лице, и Замятин - похожий на циркового борца, с налитыми плечами и крупной, чуть начинающей лысеть головой, загорелый и обветренный. Незаметно приглядывались друг к другу.
"Кряж, - думал Замятин, с уважением поглядывая на Громова, настоящий кряж просмоленный и в море купанный".
"Ну, прямо, скала, - решил про Замятина Громов, - с таким, пожалуй, не пропадешь".
А вокруг них шумела, галдела, толкалась разношерстная толпа мальчишек - тех, кто хотел поехать на Новую Землю. Добровольцы. Они пришли сюда по зову городского комитета комсомола.
- Ну, как, Павел Петрович? - немного растерянно спросил Громов и обвел рукой бурливую ораву.
- Поглядим, - осторожно ответил Замятин.
Потом они сидели рядом за покрытым красной скатертью столом на маленькой сцене, а с трибуны говорил с ребятами представитель горкома комсомола, совсем еще молодой, чубастый парень в полувоенной гимнастерке. Говорил он громко, напористо, задорно:
- Ну-ка, скажите мне: разве нас, архангелогородцев, удивишь таким словом, как "экспедиция"?
- Не-ет! Не удивишь! - отзывался зал.
- Верно! - продолжал оратор. - Отсюда, с этих Двинских и Беломорских берегов, издавна уходили на своих лодьях и карбасах наши отцы, деды и прадеды. У самой Новой Земли, у Груманта*, в ледовом Карском море белели косые паруса поморских кочей*...
- Красиво говорит, - наклонясь к Замятину, не то ворчливо, не то довольно сказал Громов.
- Правильно говорит, - слегка улыбнувшись, ответил Замятин, - пусть помнят.
- А я что? - пробурчал Громов.
А представитель комсомола продолжал все так же горячо рассказывать о гордости и славе Архангельска. Перечислял названия кораблей, имена первооткрывателей и мореплавателей, а ребята из зала подсказывали ему все новые и новые имена.
- Литке! - кричали из зала.
- Русанов!
- Седов! "Святой Фока"!
- А папанинцы! Тоже отсюда вышли. Из Холмогор.
И оратор радовался вместе с залом и с гордостью посматривал в президиум. Оттуда одобрительно кивали.
- Смотри-ко, знают ведь, салаги, - удивленно шепнул Громов Замятину.
Павел Петрович только кивнул, а Громов задумался. "Эх, какай я, к чертям морским, воспитатель? - думал старый капитан. - И не знаю же совсем салаг этих, как-то управлюсь?" Когда на набережной его догнала секретарь начальника и, ухватив за рукав, поволокла обратно в кабинет, он ждал всего чего угодно, только не того, что ему предложат пойти руководителем какой-то детской "яично-птичьей" экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Начальник помолчал. Замятин тоже молчал, ждал, что дальше.
- Возьмете на борт сто двадцать, а может, сто пятьдесят подростков... хм-м... ребят. Школьников и других...
"Куда ж их, господи, уж неужели и отсюда эвакуируют..."
- Нет, нет, Павел Петрович, - быстро сказал начальник, вроде бы поняв по лицу капитана, о чем тот подумал, - я вас ознакомлю с одним документом, и все станет ясно. Вы же знаете, что город голодает, что раненым в госпиталях нужна калорийная, повторяю, калорийная пища, что у нас в Архангельске тысячи эвакуированных детей и женщин, и их тоже надо кормить. Вы это знаете?
Замятин наклонил голову.
- Тогда слушайте, - сказал начальник и прочитал решение бюро Архангельского обкома комсомола. В нем говорилось об организации экспедиции школьников и студентов техникумов на острова Новой Земли для заготовки яиц кайры и тушек этой птицы, чтобы хоть как-то улучшить снабжение продуктами голодающего города.
- Вот так, Павел Петрович, - кончив читать, сказал начальник, испытующе посмотрев на Замятина.
"Что это он на меня так смотрит, - подумал капитан, - думает, не возьмусь?" Он нахмурился и сказал суховато:
- Команду бы покрепче, что ли...
- Значит, соглашаетесь? - Начальник, как показалось Замятину, облегченно вздохнул.
Замятин пожал плечами - раз надо - значит, надо.
- Вооружение? - спросил он.
- Уточним. Но на многое не надейтесь.
- Ясно. Пойдем сами или какая охрана будет?
- Постараемся подсоединить вас к конвою*, но... - начальник осторожно посмотрел на Замятина. - Конвой-то из горла Белого моря пойдет на запад. А время не терпит, Павел Петрович...
- Понимаю, - сказал капитан.
- Официальный приказ получите днями, но ребята к вам прибывать начнут уже с той недели. Стоянка ваша и временное жилье для ребят - на фактории**. Готовьте "Зубатку" и вовлекайте мальчишек в работу - не так маяться будут.
_______________
** Так в Архангельске называли рыбный порт.
- Как я только с этой братвой управлюсь?
- У них свое начальство будет. Ваше дело только доставить их в Малые Кармакулы. Кстати, начальником экспедиции назначен капитан Громов. Знаете такого?
- Афанасий Григорьевич? Не знаком, но слыхивал много. Это ладно!
- С богом! - сказал начальник и засмеялся. - Я хотел сказать: семь футов под килем.
- Так я и понял, - сказал Замятин.
Он шел домой. Под его шагами скрипели доски тротуаров, шел он уверенно, слегка по-моряцки покачиваясь, прищурив свои прозрачные голубовато-серые глаза, и весь уже был там, на своей "Зубатке". Провести судно и в шхерах, и мимо кошек-мелей, и мимо камней, и в шторм, и в погоду - это он мог. В мирное время и в туман и в ледовых разводьях он мог бы дойти до Новой Земли чуть ли не с закрытыми глазами. Нюхом своим поморским, богатым своим опытом он привел бы судно туда, куда надо. Но это в мирное время, когда он знал, что рядом с ним настоящие моряки и грузом в трюмах будет рыба. А тут... а тут на борту сто пятьдесят мальчишек - где они там поместятся, право? Да и на море творится такое, что поневоле задумаешься: как без потерь доставить на место этот свой ценнейший "груз"? Легко сказать! Английские и американские транспорты с конвоями с трудом пробираются к нам на север. Мурманск как приемный порт отпал. Конвои идут на Архангельск. Идут под угрозой постоянной опасности. Немецкие подлодки адмирала Деница рыщут в Баренцовом море, прочесывая каждый квадрат. Гулом фашистских самолетов наполнено северное небо. А в норвежских шхерах где-то у Тронхейма притаились главные силы Северного немецкого флота, вся свора линкоры "Тирпиц" и "Адмирал Шеер", торпедоносцы...
Страха не было, была тревога и ответственность - ведь в самом деле, не рыбу повезешь, а людей, да каких там людей - детишек, ребятню, не на очень-то много и старше, чем двое самых дорогих, своих... И Замятин чуть-чуть сердился на начальство, которое поручило ему такую непростую работенку. Правда, и на себя сердился - за то, что он на начальство сердится.
Неожиданно споткнувшись об отодравшуюся от тротуарного настила доску, Павел Петрович чертыхнулся про себя и почему-то успокоился. "Война, подумал он, - война. Ну, да ладно, где лодья не рыщет, а у якоря будет".
Замятина и Громова познакомили в кинотеатре "Эдиссон". Они стояли друг против друга: Громов - худощавый, жилистый, с сивыми прокуренными усами на морщинистом узком лице, и Замятин - похожий на циркового борца, с налитыми плечами и крупной, чуть начинающей лысеть головой, загорелый и обветренный. Незаметно приглядывались друг к другу.
"Кряж, - думал Замятин, с уважением поглядывая на Громова, настоящий кряж просмоленный и в море купанный".
"Ну, прямо, скала, - решил про Замятина Громов, - с таким, пожалуй, не пропадешь".
А вокруг них шумела, галдела, толкалась разношерстная толпа мальчишек - тех, кто хотел поехать на Новую Землю. Добровольцы. Они пришли сюда по зову городского комитета комсомола.
- Ну, как, Павел Петрович? - немного растерянно спросил Громов и обвел рукой бурливую ораву.
- Поглядим, - осторожно ответил Замятин.
Потом они сидели рядом за покрытым красной скатертью столом на маленькой сцене, а с трибуны говорил с ребятами представитель горкома комсомола, совсем еще молодой, чубастый парень в полувоенной гимнастерке. Говорил он громко, напористо, задорно:
- Ну-ка, скажите мне: разве нас, архангелогородцев, удивишь таким словом, как "экспедиция"?
- Не-ет! Не удивишь! - отзывался зал.
- Верно! - продолжал оратор. - Отсюда, с этих Двинских и Беломорских берегов, издавна уходили на своих лодьях и карбасах наши отцы, деды и прадеды. У самой Новой Земли, у Груманта*, в ледовом Карском море белели косые паруса поморских кочей*...
- Красиво говорит, - наклонясь к Замятину, не то ворчливо, не то довольно сказал Громов.
- Правильно говорит, - слегка улыбнувшись, ответил Замятин, - пусть помнят.
- А я что? - пробурчал Громов.
А представитель комсомола продолжал все так же горячо рассказывать о гордости и славе Архангельска. Перечислял названия кораблей, имена первооткрывателей и мореплавателей, а ребята из зала подсказывали ему все новые и новые имена.
- Литке! - кричали из зала.
- Русанов!
- Седов! "Святой Фока"!
- А папанинцы! Тоже отсюда вышли. Из Холмогор.
И оратор радовался вместе с залом и с гордостью посматривал в президиум. Оттуда одобрительно кивали.
- Смотри-ко, знают ведь, салаги, - удивленно шепнул Громов Замятину.
Павел Петрович только кивнул, а Громов задумался. "Эх, какай я, к чертям морским, воспитатель? - думал старый капитан. - И не знаю же совсем салаг этих, как-то управлюсь?" Когда на набережной его догнала секретарь начальника и, ухватив за рукав, поволокла обратно в кабинет, он ждал всего чего угодно, только не того, что ему предложат пойти руководителем какой-то детской "яично-птичьей" экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53