серым стало лицо. А потом я спросила, и он сказал: "Нет". Но я кричала и бесновалась, бросала ему в лицо чудовищные слова, и тогда он признался. И я сказала ему: "Уходи!" А он опять сказал: "Нет". Тогда я велела выгнать ее, но он только покачал головой, и я поняла, что он не хочет с ней расставаться. И я бросилась на него, как кошка, и вцепилась ему ногтями в лицо...
Жан про себя ахнул: так вот откуда у отца эти шрамы! Однажды он подглядел - случайно! - как мать протянула руку и погладила отца по лицу, осторожно дотрагиваясь до шрамов. А он усмехнулся и сказал непонятно:
- Что ж, детка, за все надо платить.
Он еще тогда подумал, что, может, отец по-дрался когда-то давно из-за матери?
- Ты меня слушаешь? - прервала его мысли мать. - Слушай-слушай, тебе полезно... Я бесилась недели две, а потом пришла к нему в офис. Она сидела за своим столом, хорошенькая, как куколка, и больше не было никого... Ладно, напрасно я тебе рассказала. Таких историй - как это вы говорите? навалом.
- Почему?
- Потому что жизнь длинна, но мчится со страшной скоростью, и хочется все урвать. И вы, мужчины, не в состоянии всю жизнь любить одну женщину. Ни один из вас!
- Почему?
- Так создала вас природа - давным-давно, когда людей на Земле было ничтожно мало, и доживали они лет до тридцати, не более. Нужно было заселять Землю, оплодотворять женщин - чем больше, тем лучше. В этом была ваша задача, долг древнего человека.
Никогда не говорила так мать с Жаном, никогда не слышал он от нее таких слов.
- Ах, мама, - взял ее за руку Жан и усадил рядом с собой. - Вот оно твое университет-ское образование! Надо было тебе делать карь-еру, а не рожать детей. Или рожать да и брать нянь или няню. Знаешь, как берут толстых негритянок из хороших семей, с рекомендациями.
- Я и сама толстая негритянка из хорошей семьи... Но вообще так я и хотела. Ведь как я шла на курсе? Одной из первых! Но он, твой отец, был против. "Что, я не могу вас всех прокормить?" - передразнила она отца так похоже, что теперь оба они засмеялись - мать и сын, только мать - чуть нервно.
- Да разве только в содержании дело? - с жалостью взглянул на нее Жан.
- Не скажи, - по-студенчески живо откликнулась мать. - Когда мало денег... Но вообще ты прав: не только и не столько в нем. Отец хотел, чтобы я всегда была дома. Все они, все вы так хотите! - Она посмотрела на сына едва ли не враждебно.
- Ну, мама, - обиделся Жан.
- Ладно, прости. Честно говоря, мне и самой было трудно представить: как это - отдать вас кому-то, пусть и на время? Во мне тоже, знаешь ли, заговорила негритянская кровь - у нас всегда много детей, и мы их отчаянно любим. Сильнее, чем белые, практичные женщины. Какая там няня? Да разве доверю я ей свое дитятко?
Незаметно для себя Жан взял вилку и нож, отрезал здоровенный кусок телятины.
- Дай-ка я разогрею, - встрепенулась мать.
- Не надо, - остановил ее Жан. - Посиди лучше рядом. Холодная телятина даже вкуснее.
Была ли когда-нибудь мать так близка ему, как сейчас? Может быть, только в детстве, когда лет в пять он стал бояться вдруг темноты, и она спасла его: сидела в его комнате и читала, пока сын не уснет. Горела настольная лампа, мать тихо перелистывала страницы, и такой покой исходил от нее, что ужасы очередного комикса отступали и таяли, и маленький Жан засыпал спокойно и умиротворенно... Но отец... Как он посмотрит ему в глаза?
- Ты уж не выдавай меня, ладно? - будто подслушав его мысли, попросила мать. - С тех пор он...
- ...не изменял? - с надеждой спросил Жан.
- Скажем так: был осторожен. А ту... - мать неожиданно употребила совершенно невозможное в ее устах слово, - он прогнал. Когда пришел немного в себя. За то, что она его - как это вы говорите в Латинском квартале? да, подставила... Но зачем я все это тебе рассказала? Ах да, затем, что Лизу свою ты забудешь.
- Нет! - протестующе вскричал Жан.
- Сейчас тебе в это трудно поверить, - продолжала мать, не обратив внимания на его вскрик, - но вот увидишь. Вспомним наш разговор через год-два.
- Нет, не забуду, - повторил Жан.
- Хорошо, пусть не забудешь, - сдалась мать, потому что мамы всегда сдаются, - но полюбишь другую.
- Никогда! - пылко воскликнул Жан.
- Никогда не говори "никогда", - слышал такое присловие? Да? Ну вот и славно. Полюбишь! Никуда от любви ты не денешься. Никому еще этого не удавалось. Даже там, на Севере, где холодно и уныло... А уж мы-то, с нашей южной кровью...
- Но я уже люблю, как ты не понимаешь? Я так страдаю!
- Конечно, - согласно кивнула мать. - Еще бы! Ведь она первой сказала "нет". Она, а не ты. С вашим мужским самолюбием это непереносимо. Почти непереносимо. А теперь - ешь! Даром, что ли, я так старалась?
- А я думал, ты заказала обед в ресторане.
- Ну уж нет! Когда приезжает сын, да еще из голодной Москвы!
- Не такая уж она голодная, - обиделся за Москву Жан. - Слушай их больше...
- "Их" - это радио, телевидение? - уточнила мать. - Но я сама видела на экране очереди.
- Да, - пришлось признать Жану. - Без очередей там - никак.
- Господи, какая неразумная трата времени, - пригорюнилась мать. - И сил, - подумав, добавила она.
- А Лиза не понимает, - сказал Жан и отложил вилку. - Они там думают, что так везде.
- Человек ко всему привыкает... Ты ешь, ешь...
7
- Спасибо тебе, Саша, такое спасибо! Лучшего фильма пока я не видела.
- Хороший фильм, - согласился с Лизой Саша. - Только уж очень печальный. Помнишь, как у Роллана: "Духовное наше существо скитается одиноким всю жизнь"? Но так показать одиночество... Ты не заметила, кто режиссер?
- Не обратила внимания.
- Я тоже. Хотя были же титры...
Они сидели в Сашиной комнате, потрясенные бельгийским фильмом, голодные, как волки зимой, и почему-то счастливые, несмотря на его финал, вообще - на тональность. Может, потому, что соприкоснулись с подлинным, настоящим искусством?
- Я, пожалуй, пойду, - из вежливости сказала Лиза. - Уже поздно.
- Погоди, - встрепенулся Саша. - Сейчас сварю кофе, стрельну у Зденека хлебца. Поляки - народ запасливый. А у меня - хоть шаром покати!
- И у меня, - виновато призналась Лиза.
- Так ты ж только приехала, - великодушно напомнил Саша.
- Могла бы привезти хоть фруктов, - не приняла его великодушия Лиза.
- Но ты спешила!
Саша привычно запустил пальцы в торчащие дыбом волосы, опечалился: вспомнил про Жана. Впрочем, природный оптимизм тут же взял верх: Жан далеко, а он здесь, рядом. Так что еще посмотрим! Как там говаривал тот же Жан? "Любите любовь!" А он, Сашка, о любви мечтал чуть ли не с первого класса.
- Все, бегу!
Саша схватил пачку кофе, джезве и метнулся на кухню. Пока грелась вода, смотался быстренько к Зденеку. Тот, как всегда, валялся на кушетке, только теперь уж в пижаме: отходил ко сну.
- Ну, чего? - лениво спросил он, приподняв с подушки голову.
Красивое бледное лицо - брови вразлет, прямой нос, тонкие губы выражало привычную скуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Жан про себя ахнул: так вот откуда у отца эти шрамы! Однажды он подглядел - случайно! - как мать протянула руку и погладила отца по лицу, осторожно дотрагиваясь до шрамов. А он усмехнулся и сказал непонятно:
- Что ж, детка, за все надо платить.
Он еще тогда подумал, что, может, отец по-дрался когда-то давно из-за матери?
- Ты меня слушаешь? - прервала его мысли мать. - Слушай-слушай, тебе полезно... Я бесилась недели две, а потом пришла к нему в офис. Она сидела за своим столом, хорошенькая, как куколка, и больше не было никого... Ладно, напрасно я тебе рассказала. Таких историй - как это вы говорите? навалом.
- Почему?
- Потому что жизнь длинна, но мчится со страшной скоростью, и хочется все урвать. И вы, мужчины, не в состоянии всю жизнь любить одну женщину. Ни один из вас!
- Почему?
- Так создала вас природа - давным-давно, когда людей на Земле было ничтожно мало, и доживали они лет до тридцати, не более. Нужно было заселять Землю, оплодотворять женщин - чем больше, тем лучше. В этом была ваша задача, долг древнего человека.
Никогда не говорила так мать с Жаном, никогда не слышал он от нее таких слов.
- Ах, мама, - взял ее за руку Жан и усадил рядом с собой. - Вот оно твое университет-ское образование! Надо было тебе делать карь-еру, а не рожать детей. Или рожать да и брать нянь или няню. Знаешь, как берут толстых негритянок из хороших семей, с рекомендациями.
- Я и сама толстая негритянка из хорошей семьи... Но вообще так я и хотела. Ведь как я шла на курсе? Одной из первых! Но он, твой отец, был против. "Что, я не могу вас всех прокормить?" - передразнила она отца так похоже, что теперь оба они засмеялись - мать и сын, только мать - чуть нервно.
- Да разве только в содержании дело? - с жалостью взглянул на нее Жан.
- Не скажи, - по-студенчески живо откликнулась мать. - Когда мало денег... Но вообще ты прав: не только и не столько в нем. Отец хотел, чтобы я всегда была дома. Все они, все вы так хотите! - Она посмотрела на сына едва ли не враждебно.
- Ну, мама, - обиделся Жан.
- Ладно, прости. Честно говоря, мне и самой было трудно представить: как это - отдать вас кому-то, пусть и на время? Во мне тоже, знаешь ли, заговорила негритянская кровь - у нас всегда много детей, и мы их отчаянно любим. Сильнее, чем белые, практичные женщины. Какая там няня? Да разве доверю я ей свое дитятко?
Незаметно для себя Жан взял вилку и нож, отрезал здоровенный кусок телятины.
- Дай-ка я разогрею, - встрепенулась мать.
- Не надо, - остановил ее Жан. - Посиди лучше рядом. Холодная телятина даже вкуснее.
Была ли когда-нибудь мать так близка ему, как сейчас? Может быть, только в детстве, когда лет в пять он стал бояться вдруг темноты, и она спасла его: сидела в его комнате и читала, пока сын не уснет. Горела настольная лампа, мать тихо перелистывала страницы, и такой покой исходил от нее, что ужасы очередного комикса отступали и таяли, и маленький Жан засыпал спокойно и умиротворенно... Но отец... Как он посмотрит ему в глаза?
- Ты уж не выдавай меня, ладно? - будто подслушав его мысли, попросила мать. - С тех пор он...
- ...не изменял? - с надеждой спросил Жан.
- Скажем так: был осторожен. А ту... - мать неожиданно употребила совершенно невозможное в ее устах слово, - он прогнал. Когда пришел немного в себя. За то, что она его - как это вы говорите в Латинском квартале? да, подставила... Но зачем я все это тебе рассказала? Ах да, затем, что Лизу свою ты забудешь.
- Нет! - протестующе вскричал Жан.
- Сейчас тебе в это трудно поверить, - продолжала мать, не обратив внимания на его вскрик, - но вот увидишь. Вспомним наш разговор через год-два.
- Нет, не забуду, - повторил Жан.
- Хорошо, пусть не забудешь, - сдалась мать, потому что мамы всегда сдаются, - но полюбишь другую.
- Никогда! - пылко воскликнул Жан.
- Никогда не говори "никогда", - слышал такое присловие? Да? Ну вот и славно. Полюбишь! Никуда от любви ты не денешься. Никому еще этого не удавалось. Даже там, на Севере, где холодно и уныло... А уж мы-то, с нашей южной кровью...
- Но я уже люблю, как ты не понимаешь? Я так страдаю!
- Конечно, - согласно кивнула мать. - Еще бы! Ведь она первой сказала "нет". Она, а не ты. С вашим мужским самолюбием это непереносимо. Почти непереносимо. А теперь - ешь! Даром, что ли, я так старалась?
- А я думал, ты заказала обед в ресторане.
- Ну уж нет! Когда приезжает сын, да еще из голодной Москвы!
- Не такая уж она голодная, - обиделся за Москву Жан. - Слушай их больше...
- "Их" - это радио, телевидение? - уточнила мать. - Но я сама видела на экране очереди.
- Да, - пришлось признать Жану. - Без очередей там - никак.
- Господи, какая неразумная трата времени, - пригорюнилась мать. - И сил, - подумав, добавила она.
- А Лиза не понимает, - сказал Жан и отложил вилку. - Они там думают, что так везде.
- Человек ко всему привыкает... Ты ешь, ешь...
7
- Спасибо тебе, Саша, такое спасибо! Лучшего фильма пока я не видела.
- Хороший фильм, - согласился с Лизой Саша. - Только уж очень печальный. Помнишь, как у Роллана: "Духовное наше существо скитается одиноким всю жизнь"? Но так показать одиночество... Ты не заметила, кто режиссер?
- Не обратила внимания.
- Я тоже. Хотя были же титры...
Они сидели в Сашиной комнате, потрясенные бельгийским фильмом, голодные, как волки зимой, и почему-то счастливые, несмотря на его финал, вообще - на тональность. Может, потому, что соприкоснулись с подлинным, настоящим искусством?
- Я, пожалуй, пойду, - из вежливости сказала Лиза. - Уже поздно.
- Погоди, - встрепенулся Саша. - Сейчас сварю кофе, стрельну у Зденека хлебца. Поляки - народ запасливый. А у меня - хоть шаром покати!
- И у меня, - виновато призналась Лиза.
- Так ты ж только приехала, - великодушно напомнил Саша.
- Могла бы привезти хоть фруктов, - не приняла его великодушия Лиза.
- Но ты спешила!
Саша привычно запустил пальцы в торчащие дыбом волосы, опечалился: вспомнил про Жана. Впрочем, природный оптимизм тут же взял верх: Жан далеко, а он здесь, рядом. Так что еще посмотрим! Как там говаривал тот же Жан? "Любите любовь!" А он, Сашка, о любви мечтал чуть ли не с первого класса.
- Все, бегу!
Саша схватил пачку кофе, джезве и метнулся на кухню. Пока грелась вода, смотался быстренько к Зденеку. Тот, как всегда, валялся на кушетке, только теперь уж в пижаме: отходил ко сну.
- Ну, чего? - лениво спросил он, приподняв с подушки голову.
Красивое бледное лицо - брови вразлет, прямой нос, тонкие губы выражало привычную скуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103