..
- Правда, Ира, правда, - уверяла сестру Аленка. - Сквозь сон я все слышала: как они говорили о сыновьях и о нас с тобой - что нас нельзя разлучать, - о судьбе, о войне - столько сирот... Дмитрий Михайлович тогда и сказал: "Возьмем, Таня, девочек, если окажемся им нужны?" А Татьяна Федоровна сказала, что сама все время об этом думает.
- Ох и фантазерка ты, Ленка, - снисходительно смеялась Ира, привычно чувствуя себя старшей. - Ни капельки не изменилась! Не могла ты этого слышать, потому что спала. И запомнить этого не могла.
- А вот запомнила! - защищалась Аленка, встряхивая пушистыми, как у матери, волосами. - Володя, скажи, ведь правда у меня хорошая память?
Володя, летчик гражданской авиации, в щегольском, с погончиками кителе, влюбленно смотрел на жену и подтверждал, что да, память чудесная.
- А ты-то откуда знаешь? - поддразнила его Ира.
- Да будет вам, девочки, - добродушно сказал Дмитрий Михайлович, захмелевший от бокала шампанского, вороха телеграмм, огромного букета из театра и грамоты от Дворца пионеров. - Экие вы спорщицы, да, Танюша? Я и сам не помню, когда мы вас взяли в дочки, теперь кажется, что так было всегда...
Поздно вечером, почти ночью, уложив спать стариков, они, конечно, пошли на Волгу. За эти годы отстроили великолепную набережную, на длинных, вдоль всего города пляжах стояли грибки и разноцветные раздевалки, на той стороне, где раньше были огороды, вырос большой поселок. А в остальном Волга осталась прежней - могучая, широченная в этих краях река, ее особенный какой-то запах и плеск, далекие, в огнях, пароходы. И вода была теплой и шелковой, как во времена их детства.
- Помнишь Фросю? А Пелагею Ильиничну? - спросила Ира, расчесывая влажные волосы. - Как она малышню купала... Хотя ты тогда была маленькой.
- Как купала - не помню, - призналась Аленка. - А как Фрося провожала нас в школу и велела надевать галоши, помню прекрасно... Смотри, сколько огней на той стороне. Съездим завтра, посмотрим поселок?
Самара - Переделкино
1986 год.
Елена Катасонова
Переступая грань
Часть первая
1
Всю ночь валил, сыпался с темного неба снег. И так сладко, так блаженно спалось, что Таня, проснувшись привычно в семь, хоть и выключен был будильник, тут же заснула снова, ощутив мгновенно и остро, что пришла наконец зима и белым-бело за окном, что не надо идти на работу - ни сегодня, ни завтра, а там уж и Новый год с его длинными праздниками, да и необычный год - Новое тысячелетие! "О Господи", - улыбаясь, прошептала она, натянув одеяло на плечи, и сон, покачивая, понес ее на своих крыльях дальше, и во сне она видела Женьку, и что-то он говорил такое нежное, ласковое, что встала Таня счастливой.
Как хорошо, когда тебя кто-то любит и любишь ты, и все время, днем и ночью, даже во сне, чувствуешь эту любовь, незримую нить, протянувшуюся через весь город - с северо-востока на юго-запад. Словно нарочно развела судьба, а они вдвоем ее переспорили, перехитрили...
- Завтра раньше одиннадцати не звони: я отсыпаюсь, - сказала накануне Таня и сейчас взглянула на часики.
Половина одиннадцатого... Через полчаса позвонит. Эта его точность восхищала Таню: она всегда спешила, ей всегда было некогда, и Женькина пунктуальность здорово облегчала жизнь.
Потянувшись в последний раз, Таня встала, сунула ноги в тапочки, надела легкий китайский халатик с журавлями и стеблями тростника, подошла к окну и раздвинула шторы.
- Ух ты, какая метель... Что значит - Рождество, хоть бы и католическое...
Снег летел за окном большими, мохнатыми хлопьями, сбиваясь от ветра в сторону, и от косого его полета просто дух захватывало - может быть, потому, что еще накануне было мокро и слякотно, хмуро и серо, и не верилось, что давно зима.
- Ну, звони! - покосилась на телефон Таня, потому что включила транзистор и услышала тонкие гудки сигнала точного времени.
И с последним гудком позвонил Женя.
- Встала? Не разбудил? Какая метель, а? Вышел на улицу - и словно кто-то швырнул в лицо снегом... Так хотелось вчера тебе позвонить, так хотелось...
- Так ты же звонил!
- Ну и что? Захотелось еще. Сидел, работал, пришла одна мысль.
- Всего одна?
- Ага, - засмеялся Женя. - Зато какая... Взглянул на часы - поздно. Вечером эту мысль тебе изложу. Ты как сегодня, Зайчонок?
- Я - к маме. У Саши завтра елка и, представь себе, первый бал! В седьмом-то классе... Акселерация! Мама сшила настоящее бальное платье - я его еще не видела. Надо погладить, что-то купить к Новому году, прибрать квартиру.
- Прибрать квартиру? - позволил себе удивиться Женя.
- Ну да, - заторопилась объяснить Таня, - капитально. Не как всегда, а к Новому году. Можешь мне туда позвонить.
- Ты же знаешь, Саша меня не любит, - с внезапной печалью вздохнул Женя. - Может, договоримся сразу?
Ему и вправду стало обидно. В самом деле, за что его так не любит Танина дочь? Что он ей сделал? Полюбил ее мать? Так это что - преступление?
- У нее переходный возраст, - заступилась за дочку Таня. - Все сейчас не по ней. Всех она критикует, во всем ищет глубинный смысл. Разве у твоего Дениса было иначе?
- Да я уж не помню, - помолчав, честно признался Женя. - Когда это было... Он у меня жених - двадцать лет. Я ведь тебе рассказывал: у него невеста...
- Нет, не рассказывал.
- Странно...
- Да, это странно.
Теперь обиделась Таня, и Женя знал почему: она ему все рассказывает, а он...
- Конечно, я позвоню, - заторопился он на все согласиться. - Когда примерно?
Таня назвала время.
- Встретимся на "Киевской" и поедем к тебе, да? - продолжал быстро Женя. - Отпразднуем самый первый из новогодних праздников.
Таня молчала. Внезапная боль пронзила душу: Новый год, как всегда, каждый - в своей семье. "Конечно, так ведь и принято, но какое было бы счастье..."
- Малыш, ты чего? - осторожно спросил Женя. - Не надо, родной мой, не надо! Вот увидишь: что-нибудь я придумаю - на старый, например, Новый год. Честное слово...
Уж лучше бы не обещал! Каждый год одно и то же, и никогда... А сколько раз собирались куда-нибудь оторваться! Тоже - никогда и ни разу.
- Да я ничего, - с трудом выдавила из себя Таня. - Ну, пока.
- Нет, подожди! - закричал Женя. - Не могу я, когда ты так. Можно перезвонить через час? Ты еще будешь дома?
- Да.
- Целую тебя.
Не дожидаясь ответа, Женя повесил трубку.
Значит, через час там, в Олимпийской деревне, он будет один: его Лера куда-то уйдет. Что, интересно, там за Лера такая? Никогда о ней Женя ничего не рассказывал. Так, пунктиром... Что знает Таня об удачливой своей сопернице? Очень немного. Тоже, как Женя, историк - учились на одном курсе. Преподает в школе. Сердечница. Насмешка судьбы: жена - сердечница, любовница - кардиолог. Только поэтому про сердце-то и узнала: перепуганный поначалу Женька просил совета и помощи, показывал даже кардиограммы. Потом привык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
- Правда, Ира, правда, - уверяла сестру Аленка. - Сквозь сон я все слышала: как они говорили о сыновьях и о нас с тобой - что нас нельзя разлучать, - о судьбе, о войне - столько сирот... Дмитрий Михайлович тогда и сказал: "Возьмем, Таня, девочек, если окажемся им нужны?" А Татьяна Федоровна сказала, что сама все время об этом думает.
- Ох и фантазерка ты, Ленка, - снисходительно смеялась Ира, привычно чувствуя себя старшей. - Ни капельки не изменилась! Не могла ты этого слышать, потому что спала. И запомнить этого не могла.
- А вот запомнила! - защищалась Аленка, встряхивая пушистыми, как у матери, волосами. - Володя, скажи, ведь правда у меня хорошая память?
Володя, летчик гражданской авиации, в щегольском, с погончиками кителе, влюбленно смотрел на жену и подтверждал, что да, память чудесная.
- А ты-то откуда знаешь? - поддразнила его Ира.
- Да будет вам, девочки, - добродушно сказал Дмитрий Михайлович, захмелевший от бокала шампанского, вороха телеграмм, огромного букета из театра и грамоты от Дворца пионеров. - Экие вы спорщицы, да, Танюша? Я и сам не помню, когда мы вас взяли в дочки, теперь кажется, что так было всегда...
Поздно вечером, почти ночью, уложив спать стариков, они, конечно, пошли на Волгу. За эти годы отстроили великолепную набережную, на длинных, вдоль всего города пляжах стояли грибки и разноцветные раздевалки, на той стороне, где раньше были огороды, вырос большой поселок. А в остальном Волга осталась прежней - могучая, широченная в этих краях река, ее особенный какой-то запах и плеск, далекие, в огнях, пароходы. И вода была теплой и шелковой, как во времена их детства.
- Помнишь Фросю? А Пелагею Ильиничну? - спросила Ира, расчесывая влажные волосы. - Как она малышню купала... Хотя ты тогда была маленькой.
- Как купала - не помню, - призналась Аленка. - А как Фрося провожала нас в школу и велела надевать галоши, помню прекрасно... Смотри, сколько огней на той стороне. Съездим завтра, посмотрим поселок?
Самара - Переделкино
1986 год.
Елена Катасонова
Переступая грань
Часть первая
1
Всю ночь валил, сыпался с темного неба снег. И так сладко, так блаженно спалось, что Таня, проснувшись привычно в семь, хоть и выключен был будильник, тут же заснула снова, ощутив мгновенно и остро, что пришла наконец зима и белым-бело за окном, что не надо идти на работу - ни сегодня, ни завтра, а там уж и Новый год с его длинными праздниками, да и необычный год - Новое тысячелетие! "О Господи", - улыбаясь, прошептала она, натянув одеяло на плечи, и сон, покачивая, понес ее на своих крыльях дальше, и во сне она видела Женьку, и что-то он говорил такое нежное, ласковое, что встала Таня счастливой.
Как хорошо, когда тебя кто-то любит и любишь ты, и все время, днем и ночью, даже во сне, чувствуешь эту любовь, незримую нить, протянувшуюся через весь город - с северо-востока на юго-запад. Словно нарочно развела судьба, а они вдвоем ее переспорили, перехитрили...
- Завтра раньше одиннадцати не звони: я отсыпаюсь, - сказала накануне Таня и сейчас взглянула на часики.
Половина одиннадцатого... Через полчаса позвонит. Эта его точность восхищала Таню: она всегда спешила, ей всегда было некогда, и Женькина пунктуальность здорово облегчала жизнь.
Потянувшись в последний раз, Таня встала, сунула ноги в тапочки, надела легкий китайский халатик с журавлями и стеблями тростника, подошла к окну и раздвинула шторы.
- Ух ты, какая метель... Что значит - Рождество, хоть бы и католическое...
Снег летел за окном большими, мохнатыми хлопьями, сбиваясь от ветра в сторону, и от косого его полета просто дух захватывало - может быть, потому, что еще накануне было мокро и слякотно, хмуро и серо, и не верилось, что давно зима.
- Ну, звони! - покосилась на телефон Таня, потому что включила транзистор и услышала тонкие гудки сигнала точного времени.
И с последним гудком позвонил Женя.
- Встала? Не разбудил? Какая метель, а? Вышел на улицу - и словно кто-то швырнул в лицо снегом... Так хотелось вчера тебе позвонить, так хотелось...
- Так ты же звонил!
- Ну и что? Захотелось еще. Сидел, работал, пришла одна мысль.
- Всего одна?
- Ага, - засмеялся Женя. - Зато какая... Взглянул на часы - поздно. Вечером эту мысль тебе изложу. Ты как сегодня, Зайчонок?
- Я - к маме. У Саши завтра елка и, представь себе, первый бал! В седьмом-то классе... Акселерация! Мама сшила настоящее бальное платье - я его еще не видела. Надо погладить, что-то купить к Новому году, прибрать квартиру.
- Прибрать квартиру? - позволил себе удивиться Женя.
- Ну да, - заторопилась объяснить Таня, - капитально. Не как всегда, а к Новому году. Можешь мне туда позвонить.
- Ты же знаешь, Саша меня не любит, - с внезапной печалью вздохнул Женя. - Может, договоримся сразу?
Ему и вправду стало обидно. В самом деле, за что его так не любит Танина дочь? Что он ей сделал? Полюбил ее мать? Так это что - преступление?
- У нее переходный возраст, - заступилась за дочку Таня. - Все сейчас не по ней. Всех она критикует, во всем ищет глубинный смысл. Разве у твоего Дениса было иначе?
- Да я уж не помню, - помолчав, честно признался Женя. - Когда это было... Он у меня жених - двадцать лет. Я ведь тебе рассказывал: у него невеста...
- Нет, не рассказывал.
- Странно...
- Да, это странно.
Теперь обиделась Таня, и Женя знал почему: она ему все рассказывает, а он...
- Конечно, я позвоню, - заторопился он на все согласиться. - Когда примерно?
Таня назвала время.
- Встретимся на "Киевской" и поедем к тебе, да? - продолжал быстро Женя. - Отпразднуем самый первый из новогодних праздников.
Таня молчала. Внезапная боль пронзила душу: Новый год, как всегда, каждый - в своей семье. "Конечно, так ведь и принято, но какое было бы счастье..."
- Малыш, ты чего? - осторожно спросил Женя. - Не надо, родной мой, не надо! Вот увидишь: что-нибудь я придумаю - на старый, например, Новый год. Честное слово...
Уж лучше бы не обещал! Каждый год одно и то же, и никогда... А сколько раз собирались куда-нибудь оторваться! Тоже - никогда и ни разу.
- Да я ничего, - с трудом выдавила из себя Таня. - Ну, пока.
- Нет, подожди! - закричал Женя. - Не могу я, когда ты так. Можно перезвонить через час? Ты еще будешь дома?
- Да.
- Целую тебя.
Не дожидаясь ответа, Женя повесил трубку.
Значит, через час там, в Олимпийской деревне, он будет один: его Лера куда-то уйдет. Что, интересно, там за Лера такая? Никогда о ней Женя ничего не рассказывал. Так, пунктиром... Что знает Таня об удачливой своей сопернице? Очень немного. Тоже, как Женя, историк - учились на одном курсе. Преподает в школе. Сердечница. Насмешка судьбы: жена - сердечница, любовница - кардиолог. Только поэтому про сердце-то и узнала: перепуганный поначалу Женька просил совета и помощи, показывал даже кардиограммы. Потом привык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103