- Пусть это тебя не волнует, - заявила Генриетта внучке. - Я скажу Анри Перрону, и он им напишет.
Так она и сделала. По ее наущению адвокат написал, что Генриетта тоже очень больна и нуждается в постоянном уходе. Вокруг Анселя же - вся семья. Туссен Монтамбо не ответил, и когда Ансель умер, ровно за две недели до свадьбы Моники, Генриетта пожала плечами.
- Все равно это должно было случиться, - сказала она. - Раньше или позже.
Такие, как Ансель, долго не живут. Ничего, на небесах ему будет полегче, бедняжке.
- Что мне теперь делать? - спросила Моника.
- Ничего, - развела руками Генриетта. - Ты не должна ставить под угрозу свое благополучие. Не говори Арману ни слова. То, чего он не знает, не будет его мучить.
Но Моника не выдержала и отправила письмо своей сестре Антуанетте, а та, чистая душа, отписала в ответ, что рада была бы приехать в Монреаль на сводьбу, но, увы, это невозможно. Она и Туссен зарабатывали теперь деньги, чтобы прокормить всю семью, а Франсуаза, хотя и пошла работать на фабрику, получала пока слишком мало, и это было не в счет.
Она в ловушке, подумала Моника. Ее ждет такая же судьба, как и всех остальных.
Моника искренне сочувствовала Антуанетте, но внутри питала к сестре благодарность за то, что не оказалась на ее месте.
Ни один из Монтамбо так и не приехал в Монреаль на свадьбу Моники, тогда как Бержероны, напротив, прибыли всей семьей.
Зенофиль провозгласил тост за счастье внука и его молодой жены, сел на место и вдруг заметно содрогнулся.
- В чем дело, папа? - спросил Альсид.
- Ничего, все в порядке, - ответил Зенофиль. - Перепил, должно быть. Холодом вдруг проняло.
- Тогда выпей еще, - предложил Альсид. - Сразу согреешься.
Может быть, подумал старик. Только чем теперь согреться Арману?
Многое я повидал на своем веку, припомнил он. Многих женщин познал веселых и злобных, хорошеньких и дурных. Но ни у одной в глазах не было такого леденящего холода, как у этой, которую выбрал в жены бедняга Арман.
- Она мне не нравится, - шепнула мать Армана его сестре Аурелии.
- О, маман, как ты можешь так говорить о Монике? Ведь мы ее совсем не знаем.
Аурелия вынашивала уже третьего ребенка и была настроена благодушно.
- Ничего не могу с собой поделать, - вздохнула Берта. - У меня плохое предчувствие и на сердце тяжело.
- Не говори так, маман, - попросила Аурелия. Настроение у нее упало. Предчувствия маман никогда ее не обманывали.
К восьми вечера все мужчины упились вусмерть, да и Арман, хотя и пил гораздо меньше своих братьев, едва держался на ногах.
Моника отвела его в сторону.
- Сколько еще будет продолжаться это безобразие? - спросила она, сверкая глазами.
Арман расхохотался, подхватил ее на руки и покрутил из стороны в сторону.
- Сегодня наша свадьба, - напомнил он. - Все должны веселиться до упада. Пойдем, я налью тебе вина.
- Немедленно опусти меня, - холодно приказала Моника. Когдда Арман повиновался, она пронзила его таким ледяным взглядом, что Арман на мгновение протрезвел.
- В чем дело, милая? - встревоженно спросил он.
- Ты можешь оставаться здесь, если хочешь, - заявила Моника, - а я ухожу.
Арман схватил ее за запястье и больно сжал.
- Ты уйдешь отсюда только вместе со мной, - твердо сказал он. - Ты теперь моя жена. И будет лучше, если ты начнешь это понимать.
Моника резко вырвала руку, подхватила свою накидку и кинулась к дверям, оставив Армана стоять и провожать ее взглядом.
- О, с этой строптивицей придется еще повозиться! - выкрикнул Антуан, брат Армана. - Ты бы лучше догнал ее, братец!
- Сейчас, - ответил Арман и присоединился к дружному смеху братьев и отца.
Он даже не заметил, что ни его дед, ни мать, ни сестра Аурелия не смеялись вместе с остальными. Другие девушки нервно захихикали, но тут скрипачи заиграли веселую мелодию, и все поспешили танцевать.
Когда Арман зашагал по улице по направлению к особняку Генриетты Монтамбо, его распирал гнев. Даже в войну ему не приходилось ощущать такой злости. Сейчас он проучит эту дрянь! Преподаст ей такой урок, который эта стерва никогда не забудет!
Дом Генриетты стоял погруженный в темноту, лишь в окне одной из спален на втором этаже горел свет, и Арман понял, что Моника бежала всю дорогу, чтобы опередить его. Старая дама отпустила повариху, а сама отправилась в гости к друзьям, чтобы молодоженам в их первую брачную ночь никто не мешал. Арман взбежал на крыльцо и потянул ручку входной двери. Дверь была заперта.
Арман, ни секунды не раздумывая, схватил увесистый булыжник и разбил стекло в ближайшем окне на первом этаже. Он влез в дом и направился прямо к спальне Моники, несколько раз больно наткнувшись в темноте на острые углы. Как он и ожидал, дверь в спальню тоже была заперта изнутри. Арман без малейшего колебания высадил ее плечом и ворвался в спальню.
Моника, даже не сняв накидку, тихо сидела на стуле, обтянутом темно-красным бархатом.
- Что ты наделал? - укоризненно спросила она. - Рано утром ты должен починить дверь, прежде чем вернется Grand-mere.
Она медленно встала и сняла накидку.
- Тебе придется помочь мне снять платье, - сказала она. - Оно застегивается на спине.
Арман тяжело, словно увязая в глине, шагнул вперед и неловкими деревянными пальцами нащупал гладкий шелк. Он успел только подумать, что, должно быть, и в самом деле здорово наклюкался.
- Спасибо, - сказала Моника, когда он покончил с пуговицами. - Теперь выйди, пожалуйста, в другую комнату, пока я приготовлюсь к постели.
Как-то раз во Франции Арману попался на улице настоящий идиот, который шел, смешно выворачивая ноги и пуская пузыри. Я бреду сейчас точь-в-точь, как тот идиот, подумал он, покидая спальню Моники. Надо же было так напиться. Тем более, что теперь, после того, как гнев из меня вышел, я едва на ногах держусь.
Однако полчаса спустя, когда Арман уже давным-давно разделся и сидел в соседней комнате, дожидаясь хоть кокого-то сигнала из спальни Моники, он почувствовал, что опять закипает.
Что же это за дьявольская женщина? - спрашивал он себя, меряя шагами комнату.
Наконец, он не выдержал, решительно прошагал к проломленной двери и заглянул внутрь спальни. Комната была погружена в темноту, а Моника, как ни в чем не бывало, лежала в постели.
- Черт бы тебя побрал! - заорал Арман. - Ты же моя жена, а ты заставляешь меня ждать и мерзнуть как последнего болвана, в то время как сама лежишь здесь и насмехаешься надо мной!
- Не смей ругаться, Арман! - сказала Моника. - Ты будешь спать в другой комнате. Ты слишком пьян.
Вместо ответа Арман сдернул прочь одеяло. Разорвав на Монике ночную рубашку, он набросился на нее как ненормальный, и ненасытно терзал и терзал ее тело, пока не изнемог. Арман сознавал, что причинил ей боль, но намеренно не останавливался, ожидая, что Моника закричит от страха или боли, а, возможно, и от страсти;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73