- Свсем нет, mon ange. Мне уютно, как клопику в коврике.
- Я рада, папа.
Анжелика не хотела уезжать из Эймити, но не прошло и месяца после похорон, как Моника продала дом.
- Но почему ты хочешь уехать? - спросила Анжелика. - Почему мы должны переехать в Ливингстон?
Моника пристально посмотрела на нее. С тех пор как умер Арман, девочка говорила с трудом, и голос ее был хныкающим и жалобным и, как напильник, скреб по нервам Моники. Она часами оставалась одна в своей комнате, а если выходила, то садилась в гостиной как можно ближе к стене, у которой еще недавно стоял гроб с телом Армана. Моника находила ее поведение унылым и болезненным. Ребенок был более утомительным, чем когда-либо.
- Потому что здесь у нас ничего нет, - сказала Моника. - В этом городе у нас никогда не было друзей и здесь даже нет приличной церкви. Священник должен был приезжать к твоему отцу из Франклина, и вообще я по горло сыта неудобством здешней жизни. Кроме того,твой дедушка нашел для нас очень подходящий дом в Ливингстоне. Там нам будет удобно и рядом будет наша семья.
- У меня здесь друзья, - возразила Анжелика. - И у папы здесь были друзья.
- Друзья! - со смешком сказала Моника. - Матери твоих маленьких друзей смеются за моей спиной, потому что я не говорю на их языке. А что касается твоего отца, то единственным его другом был доктор Саутуорт и то только потому, что доктору нравилось пьянствовать с человеком, который был слабее его.
Анжелика закрыла глаза и руки ее задрожали. Каждый раз, когда мать упоминала о докторе Саутуорте, сердце Анжелики начинало сильно биться, и она чувствовала дрожь и слабость во всем теле.
- Мама, - спросила она, - доктор Саутуорт сказал тебе что-то про папу в ту ночь, когда он умер. Он кричал, как будто был рассержен и...
- Ерунда, - сказала Моника быстро и даже с лаской. - Ты была расстроена и тебе показалось. Доктор Саутуорт был тоже расстроен, потому что, несмотря на все свои недостатки, он был искренне привязан к твоему отцу.
- Но он кричал, - сказала Анжелика. - Громко.
- Иди сюда, - ответила Моника, - и помоги мне собрать вещи. Фургон должен быть здесь к семи часам утра, а у нас еще тысяча дел.
- Но что-то было.
- Хватит, Анжелика, - резко сказала Моника. - Иди в свою комнату и достань все вещи, чтобы я могла их упаковать. Быстрей.
Дом, который Туссен Монтамбо нашел для своей дочери Моники, находился в середине франко-канадской части Ливингстона. Однако он отличался от соседних, потому что был построен до появления Северо-восточной Мануфактуры. Он находился на пересечении улиц Сосновой и Каштановой, целый день освещался солнцем и с трех сторон был окружен лужайкой. Позади дома был хороший сад.
- Анжелике будет хорошо играть в саду, - сказал Туссен Монтамбо. Теперь так много машин, что детям опасно играть на улице.
- Да, - ответила Моника. Она не сказала отцу, что Анжелика теперь не играет на улице, пока мать не заставляет ее выйти из дома.
Дом представлял собой шестикомнатный коттедж с ванной и во время Великой Депрессии в начале тридцатых он стоил четыре тысячи семьсот долларов. Моника заплатила за него наличными, и после этого у нее еще осталось четырнадцать тысяч долларов, которые сохранились от страховки Армана и продажи дома в Эймити. Это были хорошие деньги для вдовы с одним ребенком в этом унылом месте, но Моника никогда никому про них не говорила. Напротив, она заказала маленькие карточки, в которых сообщалось, что она занимается художественным ручным шитьем за умеренную плату, и разослала их женам всех лучших семей Ливингстона.
Вскоре Моника Бержерон влилась во франко-канадское окружение, в котором жила ее семья и соседи. Она снова была одной из них и по воскресеньям они с Анжеликой обедали с Туссеном и Жоржеттой, или с Антуанеттой и ее мужем, Жозефом Леду, и их четырьмя детьми. Две дочери Туссена от Жоржетты, Элен и Франсуаза, теперь вышли замуж, и иногда Моника ходила к ним в гости. Но близости никогда не чувствовала. Они вышли замуж за рабочих и обе жили на западном берегу реки. У Элен было пятеро детей, а у Франсуазы семеро. Обе семьи жили в убогих, переполненных квартирках, что угнетающе действовало на Монику.
- Мыло достаточно дешево, - сказала Моника своей сестре Антуанетте. Ты не думаешь, что Элен и Франсуаза могли бы покупать немного для себя и своих детей.
Антуанетта вздохнула:
- Сейчас все дорого. Если фабрики в ближайшее время не восстановятся, не знаю, что мы будем делать. Папе повезло. Он не зависит от Северо-восточной.
Жоржетта Монтамбо говорила, что каждый вечер она на коленях благодарит Бога за то, что Туссен никогда не работал на фабрике и у него хватило ума сообразить, что за автомобилями будущее. Он начал возиться с автомобилями, еще работая кузнецом, и когда безумная, казалось, безнадежная мечта стала претворяться в реальность, Туссен был при деле. Теперь он работал механиком в гараже Форда на Главной улице и мог не волноваться, когда мимо проезжала лошадь, или когда проводилось сокращение рабочей недели в Северо-восточной Мануфактуре.
Анжелика Бержерон ненавидела своих теток Элен и Франсуазу из-за того, что они были грязными и волосы у них висели патлами. Тетю Антуанетту она ненавидела, потому что та была очень приставучей.
- Ребенок очень бледный, - говорила Антуанетта. - Моника, почему ты не заставляешь ее гулять на солнышке?
- Анжелика такая худая, Моника. Ты должна давать ей больше хлеба и картошки. Она похожа на скелет. Если бы она жила со мной, обещаю, что через неделю у нее бы наросло мясо на костях.
Анжелика ненавидела своих двоюродных братьев и сестер, потому что они кричали, прыгали и тащили ее, когда она приходила в гости:
- Viens jouer* **Идем играть (фр.).** , Желика - кричали они.
- Я не хочу играть с вами, - отвечала Анжелика, отталкивая их грязные руки.
- Regardez, - кричали они. - Elle parle anglais. Petite irlaindaise!* **Смотрите... Она говорит по-английски. Маленькая ирландка (фр.).**
Для большинства франко-канадских детей, живших в Ливингстоне, все дети, не говорящие по-французски, были ирландцами.
- Не будьте такими глупыми, - Анжелика хотела заплакать и убежать, чтобы спрятаться.
Но больше всех Анжелика ненавидела своего деда. Это из-за него ее записали во Французскую Католическую школу.
- C'est terrible, - сказал Туссен Монике. - Un enfant qui ne peut pas parler sa langue* **Это ужасно... Ребенок, который не может говорить на родном языке. (фр.)** .
- Это все из-за отца, - отвечала Моника. - Он всегда говорил с ней по-английски, когда же я обращалась к ней по-французски, она, прекрасно понимая, о чем я ей говорю, всегда отвечала мне на английском.
- Если бы меня спросили, что нужно этому ребенку, - сказала Жоржетта Монтамбо, - то я бы посоветовала хорошенько ее отшлепать. Куда это годится, ребенок ее возраста постоянно прячется в своей комнате и отказывается отвечать, когда с ней разговаривают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73