ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А потом я найду и жилье и работу.
Он опять поднял палец:
— Не торопитесь, мадемуазель, не торопитесь…
Визит к квартальному уполномоченному, кривоногому толстячку-бодрячку в коричневой фашистской рубахе, прошел благополучно. Рассказ мой он выслушал молча, все время словно ощупывая меня своими болезненно часто помаргивающими подозрительными глазками. Однако мои документы его вполне успокоили, особенно слово «фольксдойче» в графе, где указывалась национальность. Он нацарапал несколько корявых строк, расписался, пришлепнул печатку с номером и подал мне:
— Живите!
Будто он разрешал мне не временное проживание у зубного врача Межгайлиса, а дарил самую жизнь.
Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.
Очень скоро выяснилось, что господин Межгайлис вовсе не бескорыстно предложил «кров и пищу» несчастной беженке. Его чарующего радушия хватило ровно на один вечер, когда он пригласил меня на совместный «стакан чая» в своей роскошно обставленной гостиной. Уже на другой день Межгайлис спросил меня, впрочем очень душевно, не соглашусь ли я, хотя бы на короткое время, стать его помощницей.
— Ради бога, если только смогу.
— У меня сейчас уйма пациентов. То и дело звонки у двери, а Дарья Тимофеевна, сами видите, просто не в состоянии… Если бы вы могли последить за этим. Да еще заодно и за порядком в приемной.
Конечно, я согласилась и еще день-два находилась в доме уже на положении полугостьи-полуприслуги. Ну а затем… Затем я незаметно соскользнула еще на одну ступень ниже и превратилась в горничную. Межгайлис уже не приглашал меня больше на «стакан чая». Властным голосом он отдавал короткие распоряжения:
— Вера, откройте дверь!
— Вера, уберите в приемной!
— Сбегайте за зубным техником, да поживее!..
И все только за «кров и пищу».
Впрочем, меня и это устраивало. Было приказано затаиться и ждать, пока ко мне не явятся с паролем.
Пароль не потребовался…
Однажды в отсутствие Межгайлиса позвонили у парадной двери. На пороге стоял статный блондин в форме немецкого железнодорожника и с небольшим чемоданчиком в руке.
— Господина доктора нет дома…
— Знаю! — перебил он меня, улыбаясь. — Господин доктор сказал вам, что отправился в германский госпиталь, а на самом деле он сейчас шныряет по черной бирже в поисках левого золотишка…
И только тут я его узнала. Фридрих Ассельдорф, мой боевой товарищ чуть ли не с первых дней пребывания в лесах под Псковом. В партизанском отряде его называли просто Фимой, да и фамилия у него была другая. Но так как им нередко интересовался Центр в своих шифровках, я знала про него почти все. Советский немец из-под Одессы, военный летчик, он был вскоре после начала войны демобилизован из Красной Армии и направлен в глубинный район страны. Но, будучи настоящим советским патриотом и человеком огромной силы воли, с этим не смирился, а повел настоящий бой за свое право быть на переднем крае борьбы против фашизма.
Так он попал в наш разведывательно-диверсионный отряд. Несколько отчаянно смелых операций, в которых Фридрих проявил себя с самой лучшей стороны, — и его поставили во главе одной из боевых групп. А еще некоторое время спустя он исчез. Товарищи полагали, что Фридрих погиб во время диверсии на железнодорожной станции. Командование отряда всеми силами поддерживало эту версию. Были даже устроены торжественные похороны, чисто символические, разумеется, так как тела погибшего не обнаружили.
Но я-то знала, что Фридрих жив и невредим. Его тайно отослали в распоряжение Центра.
И вот теперь он стоял передо мной, живой, здоровый, веселый, улыбающийся.
Я обрадовалась. Предстояло работать со знакомым, испытанным на моих глазах человеком.
— Может быть, мне будет разрешено обождать господина доктора? Надеюсь, его отсутствие продлится не слишком долго.
— А я надеюсь, что оно продлится подольше! — Я широко распахнула перед ним дверь.
— Фридрих Гримм! — церемонно представился он мне, щелкнул каблуками на военный манер. — Один из правнуков одного из братьев Гримм.
— Тоже великий сказочник? — спросила я, проводя его в пустую приемную.
— Увы! Никак нет! Рядовой транспортный агент.
В доме никого, кроме Даши, колдовавшей на далекой кухне над обедом, не было. До прихода Межгайлиса мы могли говорить беспрепятственно.
Фридрих прочно и надежно обосновался в Риге. Ему уже давно удалось устроиться представителем крупной бременской транспортной фирмы, и под этим солидным прикрытием он сумел развернуть активную разведывательную работу. Сейчас Фридрих больше всего нуждался в радистке.
— Когда можешь начать? — спросил он меня.
— Хоть сегодня.
— Прекрасно! Расписание тебе, конечно, известно… Вот первая порция, — он подал мне несколько листочков испещренных столбиками цифр.
— А рация?
Фридрих без лишних слов похлопал по своему чемоданчику.
— Не слишком ли рискованно?
По улицам Риги то и дело сновали автомашины — радиопеленгаторы.
— Передашь отсюда раз, максимум — два. Они не успеют засечь. А потом устроимся. У меня служебная машина.
Это значительно упрощало дело.
Межгайлис отсутствовал долго — видимо, золотишко, даже левое, просто так в руки не давалось. Мы подробно поговорили обо всем. Фридрих советовал не слишком торопиться с поисками работы — если только подвернется что-то очень уж перспективное. А так у Межгайлиса условия вполне подходящие: и легальное существование, и свой телефон, и богатые возможности для конспиративных встреч — через кабинет популярного зубного врача ежедневно проходит масса пациентов.
Мы беседовали до тех пор, пока не раздались звонки у двери: длинный и сразу же вслед за ним короткий.
— Пациент, — сказала я. — У Межгайлиса свой ключ.
— Нет, это мне, — поднялся Фридрих. — Межгайлис возник на ближних подступах. Не нужно, чтобы он меня здесь видел.
— Ничего страшного. В самом крайнем случае, покажешь ему зубы.
— Это и есть самое страшное! — рассмеялся Фридрих. — У меня тридцать два совершенно здоровых зуба. Вот не повезло, а?
Ночью я пристроилась с чемоданчиком в дровяном сарае в подвале, вышла на связь с Центром и, нарушая все правила конспирации, стучала ключом на предельной скорости, не переставая, в течение целого получаса.
Ничего, на первый случай не страшно!
Теперь тусклая моя жизнь в доме Межгайлиса приобрела смысл, и меня уже так не тяготили все новые и новые обязанности по дому, которые Межгайлис на меня взваливал под одним и тем же предлогом:
— Вы же сами видите: Дарье Тимофеевне очень трудно. Она уже далеко не прежняя, почти ничего не может. Жалко ее, конечно, но…
Межгайлис давал тем самым понять между слов, что от меня одной зависит, оставит ли он Дашу у себя или вышвырнет из дому, как пришедшую в негодность вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80