— Неужели среди вас нет благоразумных людей? — спросил Мамаев.
— Я иду в добровольцы, — сказал Зверев, выступая из шеренги.
— Кто вы такой?
— Бывший поручик.
— Дворянин?
— Сын мужика.
Андрей неуверенно топтался на мокром песке. Взгляд Зверева подсказал ему: «Что бы ни случилось, поступай, как я».
Андрей шагнул вперед и встал рядом с бывшим поручиком.
Прапорщик Мамаев вел свой отряд назад, в Иркутск. Солдаты лежали, ходили по палубе, разговаривали о пустяках.
Андрей восторгался славным сибирским морем. Байкал ежеминутно менял цвет, и вода его, как человеческое лицо, имела свое выражение. Только что она была лазурной, доверчивой — и вот уже стала зеленой, и гордой, и надменной. Андрею становилось не по себе от ее могучих всплесков.
Волны ходили на одной линии с вершинами Хамар-Дабана, небо цвело на сорокааршинной глубине. И это было совершенно ново для Андрея — видеть небо сквозь толщу воды.
С затаенным любопытством смотрел он на пейзажи Байкала. А в мозгу не угасали тоскливые мысли. «Прошло шестьдесят дней, как меня схватили на Каме». Андрею Шурмину казалось просто невероятным, что он жил в том далеком, теперь потерянном мире.
Подошел поручик Зверев, осмотрелся, сказал шепотом:
— Нас собираются бросить на подавление партизан.
— Пусть лучше меня расстреляют.
— Умирают без толку одни дураки. Я все хотел поговорить с тобой, да не было возможности.
Зверев посвятил Андрея в свой замысел: при первом удобном случае уничтожить карателей и уйти к партизанам.
— Когда ты это задумал? — оживился Андрей.
— Еще в поезде.
— Почему не сказал мне? Все смотрят на меня как на мальчишку.
— Если бы я так смотрел, не открылся бы. У нас тут группа из пяти красноармейцев…
— Что мы сделаем впятером?
— Даже один человек многое может сделать, если он настоящий человек! — ответил поручик.
Андрей воспринял его слова как упрек себе.
— Это верно, конечно, — согласился он. — Всегда с чего-то начинают.
В Иркутске грязные оборванцы — будущие колчаковцы — помылись, почистились и выглядели довольно сносно. Каждый получил американскую винтовку «ремингтон», подсумки с патронами, по одной японской гранате.
— Вот и поступили на службу к адмиралу Колчаку. А ты, Андрей, прямо раскрасавец в английских бриджах и крагах, — невесело пошутил Зверев.
— Красавцы в кавалерии, пьяницы во флоте, дураки в пехоте, — тоже шуткой ответил Андрей. Добавил сумрачным голосом: — Вот уж не думал, не гадал, что буду служить адмиралам да князьям.
— А ты не волнуйся, мы их переживем. Времечко-то сейчас наше.
Новоиспеченные белые воители пользовались относительной свободой. Их под присмотром даже отпускали в Иркутск.
Они бродили по улицам города. Жители сторонились их, одетых в чужеземные мундиры. Жизнь в когда-то богатом Иркутске едва тлела. В магазинах было пусто, в харчевнях подавали грибную похлебку. На толкучке из-под полы предлагали опиум, бабы продавали кедровые орехи и соленого омуля. Все по баснословным ценам, и менялись цены чуть ли не каждый час.
Как цены, изменчивыми были и базарные слухи. Люди шептались о мятеже арестантов Александровского централа. Говорили о каком-то анархисте, убивающем богачей и бедняков. С ненавистью и презрением говорили о перешедших на службу к Колчаку.
— Невесело про нас толкуют, — сокрушался Андрей. — Предателями зовут, иудами искариотскими.
16
Пароход с карательным отрядом прапорщика Мамаева тащился по Ангаре; солдаты не знали, куда именно направляется отряд. У редких пристаней обычно не останавливались, на берег не сходили. Мамаев на расспросы отвечал одними ухмылками.
Угнетенное состояние Шурмина несколько рассеивалось, когда между соснами открывались зубчатые лесные тени. Хотелось ему побродить по полянам, пахнущим багульником. Понежиться бы на солнце, помокнуть под дождем, согреться потом у ночного костра.
Зверев присел на пожарный ящик, закурил. Сказал понимающе:
— Тоскуешь, Андрей…
— Тоскую, Данил Евдокимович. Томит неопределенность и чувство вины.
— Это еще не вина, что поневоле в добровольцы пошли. Вина, если карателями стали бы. А такого не будет, — сказал Зверев.
— Что-то нет случая разделаться с Мамаевым.
— Экой ты нетерпеливый! Жди, крепись. Скрутим его — сок только брызнет.
На палубе появился Мамаев. Прошел между солдатами, угощая американскими сигаретами. Его длиннолобое лицо было помятым и бледным. Несмотря на свои двадцать пять лет, прапорщик казался совсем изношенным.
— Как поживаете, поручик? У вас роскошный вид, разъелись на адмиральских харчах.
— За харчи благодарю. Понемножку живем, ждем настоящего дела. Зверев незаметным движением увел плечо из-под ладони Мамаева.
— Скоро будет дело! Тут пошаливает партизанский отряд Бурлова. Раскатаем его, вернемся в Иркутск — гульнем же, поручик. В «Модерн» девок позовем, пробками шампанского в потолки будем палить. Вы, поручик, вовремя в мой отряд поступили.
Выше девок и шампанского фантазия прапорщика не взлетала. Зверев запомнил имя партизанского командира Бурлова, оброненное прапорщиком.
— Девок любишь, солдат? — спросил затем прапорщик у Шурмина. — Или еще молоко на губах не обсохло? Тогда на, полюбуйся. — Мамаев развернул веером открытки. — Все с натуры снято.
— Я не разглядываю погани, — сказал Андрей.
— Ух ты мурло! — Мамаев повернулся вновь к Звереву: — Я доволен, что вы с нами, поручик. Люблю интеллигентных людей, а не шантрапу вроде тех жеребцов в черкесках, — показал он на живописную группу карателей, державшихся особняком. С солдатами они были заносчивы, с офицерами подобострастны. Целый день азартно играли в карты, хватались за кинжалы, угрожая друг другу.
— Где вы их подцепили? — спросил Зверев.
— Был тут некий анархист, человек бешеной отваги, но и грабитель высшей пробы. Банк ограбил и в тайгу смылся. А эти его дружки не успели скрыться, их расстрелять собирались, да я упросил губернатора — передал их в мой отряд. Только не очень-то я доверяю им, вероломные люди.
— Где партизанит этот Бурлов? — помолчав немного, спросил Зверев.
— Где-то на реке Илиме. А впрочем, леший его знает. Отрядик у него маленький, но растет. Растет…
Вечером пароход причалил у большого таежного села. Мамаев долго расспрашивал местных жителей о партизанах, о местах, где они живут, о дорогах. Потом собрал взводных командиров.
— Бурлов в низовьях Илима. Иногда заглядывает на Ангару, в окрестности торгового села Панова. В село соваться остерегается — там отряд капитана Рубцова. Я капитана знаю, с ним шутки плохи. Будем искать Бурлова. Пойдем по тропам до Илима и по реке — на лодках. Накроем партизан в самом устье, — решил Мамаев.
Ранним утром, когда над тайгой сплошным фронтом двигались тучи, карательный отряд уже шел по травянистой тропе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191