– Что такое? – спросил я и обернулся.
– Матерь Божия! – воскликнул он. – Что это за птицы такие? И что они делают?
– А-а, это джентльмен про островных голубков, – объяснил старый Дэнни. – Да, диковинные птахи, это уж точно.
– Еще как точно, – согласился я. За спиной у меня в воздухе летали пять голубей, довольно близко друг от друга, четыре носились по кругу, ныряли к земле и снова выныривали в поднебесье, пятый же парил в воздухе, чуть помахивая крыльями, скорее как ястреб, а не голубь, и все время оставался в середине.
– Сейчас объясню, в чем тут штука, – сказал Дэнни. – Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.
– Очень по-диковинному, – заметил я. Раймер схватил меня за руку.
– Не думайте, что я спятил, – предупредил он, – но… но… я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но… точно знаю… среди этих птах – танцующая голубка.
– Танцующая голубка? – переспросил Дэнни. – Что это за штука такая – танцующая голубка?
Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.
– Это надо же, – протянул Дэнни. – А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.
– Не смейте! – вскрикнул Раймер. – Неужели у вас нет ничего святого?
– Да, ваша правда, – согласился Дэнни. – Вдруг она – какая-нибудь ангелица небесная – упаси господи от греха!
– Тридцать четыре до доли дюйма! – воскликнул Раймер.
– Тридцать четыре? – повторил я. – Что тридцать четыре?
– Бедра, – объяснил он. – Тридцать четыре… двадцать пять… тридцать пять… Господи, само совершенство!
– Слушайте, – сказал я. – По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.
– Посмотрите, как они летят, – показал он. – Корсеты и пояса – это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта – вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!
– Точно! – подтвердил Дэнни. – Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.
– Извините, пожалуйста. – Раймер встрепенулся. – Я этого так оставить не могу. Чтобы эта прекрасная дама-невидимка вот так улетела из моей жизни – ни за что.
С этими словами он подскочил и начал карабкаться за голубями, а те полетели еще быстрее. Застыв от удивления, мы увидели, как он споткнулся, упал, снова подхватился и со всех ног кинулся за улетающими птицами. Вскоре он исчез за маленьким кряжем.
– Когда-нибудь видали такое? – изумился Дэнни.
– Погоди, – остановил его я. – Он ведь может сорваться с утеса. Я побегу ему наперерез. А ты давай за ним, если он свернет в другую сторону.
Я поспешил к краю утеса, но Раймера нигде не было видно. Прождав довольно долго, я увидел, что снизу ко мне карабкается Дэнни.
– Лежит под скалой, бедняга, – сообщил он. – Совсем бездыханный, сердце еле бьется, а сам все бормочет свои цифры, будто святой отец молитву по четкам читает, да все что-то замеряет руками, будто рыбак какой, и плачет, как дитя малое. Что же это он, ваша честь, ума совсем лишился, или привиделось такое, чего и не представишь?
– Наверное, перегрелся на солнце, – предположил я. – Давай-ка отвезем его домой.
Осторожно ступая, мы спустились туда, где лежал Раймер. На него было жалко смотреть.
– Я все испортил, – сокрушался он. – Никакого подхода. Кинулся на нее как сумасшедший. Что она обо мне подумает!
– Поплыли домой, – сказал я.
В молчании мы погребли к большой земле. Когда вылезли на берег, он оглянулся на остров.
– Если бы она мне позволила! – В голосе его звучало неподдельное огорчение. – Хотя бы позволила объяснить!
– Идите к себе в номер, – сказал я, – и прилягте.
– Я и сам этого хочу, – признался он. – Ни на что другое сейчас не способен.
Он провел в номере весь день, и весь следующий, и следующий. На третий день я ненадолго отлучался. Вернувшись, спросил Дойла, все ли в порядке.
– Какой тут порядок, – сказал Дойл, – если он все причитает, как плакальщица над покойником. Я прислушался, стоя у основания лестницы.
– Ничего страшного, – успокоил я его, возвратившись. – Это он на свой манер песню перепевает: «Слиты воедино день и ночь». У этой песни хороший конец. Чувствую, он вот-вот очухается.
И правда, вскоре мы услышали на лестнице его шаги. Он был в превосходном расположении духа, словно вся скопившаяся за эти дни энергия вышла наружу.
– Боюсь, приятель, – заговорил он, – последние два-три дня я давил на вас мертвым грузом. Да, брат, подкосила она меня под корень, и это святая правда. Лежал как бревно, из головы все мысли прочь. Мистер Дойл, пожалуйста, отыщите мне побольше тростника или ивовой лозы, и пусть ваш Дэнни поможет мне построить маленькую западню, я уже придумал какую. Я заговорщицки подмигнул Дойлу, и он внимательно выслушал все просьбы Раймера.
– Поняли, что я задумал? – спросил меня Рай-мер. – Сделаю клетки двух типов, ловушки для птиц, какие мы делали на Среднем Западе, когда я был мальчишкой. В маленькую положу немного вареного зерна. Это для голубей. А большая ловушка будет для нее.
– А какая приманка? – поинтересовался я.
– Она ведь женщина, – пояснил он. – Божество, если угодно, но все-таки femme Женщина (фр.).. – С этими словами он вытащил из кармана кожаный футляр, открыл его, и нашим взорам предстали очень красивые маленькие часики, оправленные бриллиантами. – Купил в Париже, – скромно сообщил он. – Думал подарить одной молодой даме в Кливленде. Бедра, правда, у нее тридцать шесть. А здесь: тридцать четыре, двадцать пять, тридцать пять! Это и будет моя приманка. Она обязательно соблазнится. Как только она берет часики – тяну за веревочки, и все остальные голуби, черт их дери, оказываются в одной клетке, а она – в другой. Тут уж ей придется меня выслушать. Нет, нет, ничего безнравственного, вы не думайте. Я хочу предложить этой маленькой даме стать миссис Томас П. Раймер.
– Но если вы ее не видите… – начал я.
– Погодите, – перебил меня он, – я еще приглашу фотографов из студии «Макс фэктор», пусть ее снимают, это будет подлинная красота, да еще в цвете, понимаете? Это будет… – повторил он и вдруг запел первые строчки американского гимна. – Я думаю, патриотизм здесь вполне уместен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123