– Если предатели-роялисты пока одни – еще лучше, – вы должны предупредить товарищей, которые ждут в засаде, затем все подберетесь поближе, спрячетесь за камнями, за валунами, за скалами и будете ждать, соблюдая абсолютную тишину, пока не появится высокий англичанин. Штурмуйте хижину только после того, как он войдет в нее. И не забывайте: вы должны делать все так же бесшумно и незаметно, как волк, пробирающийся ночью в овчарню. Я не хочу, чтобы роялисты забеспокоились; пистолетный огонь, крик или зов с их стороны, возможно, заставят высокого гостя держаться подальше от скал и от хижины. А главная ваша задача, – добавил он выразительно, – поймать сегодня ночью высокого англичанина.
– Все будет исполнено в точности, гражданин.
– Идите как можно бесшумнее, я буду следовать за вами.
– А как быть с жидом, гражданин? – спросил Дега, когда солдаты в полной тишине, словно бесплотные тени, уже начали один за другим продвигаться по узкой тропе.
– Ах да, я забыл про жида, – спохватился Шовелен и, повернувшись в ту сторону, где остался еврей, позвал его: – Эй, ты… Аарон, Мойша, Абрам, или как там тебя, – обратился он к старику, который тихо стоял рядом со своей клячей, отойдя по возможности подальше от солдат.
– Бенджамен Розенбаум, если угодно вашей чести, – покорно ответил тот.
– Мне не хочется слышать твой голос, но хочется дать тебе указание, которое, я думаю, у тебя хватит ума выполнить.
– Как угодно вашей чести…
– Придержи свой поганый язык. Ты будешь стоять здесь, понял? С лошадью и повозкой до нашего возвращения. Ни в коем случае не вздумай издать хотя бы малейший звук и дыши потише, насколько сможешь. И не вздумай оставить свой пост, что бы ни случилось, пока я сам не прикажу тебе, понял?
– Но, ваша честь… – жалобно начал еврей.
– Никаких вопросов и никаких «но» здесь не должно быть, – сказал Шовелен таким тоном, что старик задрожал с ног до головы.
– Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, то можешь не сомневаться, где бы ты ни скрывался, я разыщу тебя, и заслуженное наказание, быстрое и ужасное, рано или поздно тебя настигнет. Слышишь меня?
– Но, ваша экселенца…
– Я сказал, слышишь?
Все солдаты уже ушли. Три человека одиноко стояли на пустынной темной дороге, а за изгородью, невдалеке от них, слушала приказания Шовелена, словно свой смертный приговор, Маргарита.
– Слышу, ваша честь, – ответил старик, подбираясь к Шовелену поближе. – И клянусь Авраамом, Исааком и Иаковом, что буду абсолютно подчиняться вашей чести и не сдвинусь с этого места до тех пор, пока ваша честь не соизволит вновь обратить высочайшее внимание на своего покорного слугу. Но не забывайте, ваша честь, я только бедный старик, мои нервы не так крепки, как нервы ваших бравых солдат. Вдруг полуночные разбойники придут сюда? Я могу закричать или убежать от страха! И за что же будет проклята моя жизнь? За что же ужасное наказание падет на мою бедную старую голову? Лишь за то, что у меня не хватило выдержки?
Еврей и в самом деле выглядел очень расстроенным, его трясло с головы до ног. Он был явно не тем человеком, которого можно было спокойно оставить на пустынной дороге. Он говорил правду; он мог совершенно непроизвольно, испугавшись чего-нибудь, крикнуть и тем самым предупредить хитрого Сапожка об опасности.
Шовелен на мгновение задумался.
– Твоя повозка и лошадь без тебя никуда отсюда не денутся? – жестко спросил он.
– Я думаю, гражданин, – вмешался Дега, – что они никуда не денутся и с этим грязным трусливым жидом, и без него – все едино. А вот он, если испугается, то или убежит отсюда сломя голову, или вообще свернет себе шею.
– Но что же делать с этим бараном?
– Почему бы вам не послать его обратно в Кале, гражданин?
– Нет, он может нам понадобиться, если придется везти назад раненых, – сказал Шовелен с многозначительной ухмылкой.
Вновь наступила пауза; Дега ждал решения своего шефа, а старик хныкал около своей клячи.
– Ладно, ты, старый трусливый увалень, – сказал наконец Шовелен. – Пойдешь с нами. Эй, гражданин Дега, заткните-ка покрепче платочком рот этому молодцу.
Шовелен подал Дега шарф, и тот тщательнейшим образом выполнил приказание. Бенджамен Розенбаум покорно позволил заткнуть себе рот; он явно предпочитал это неприятное положение одинокому ожиданию на пустынной дороге Сен-Мартэн. Все трое двинулись в путь.
– Быстрее, – нетерпеливо командовал Шовелен. – Мы и так уже потеряли много драгоценного времени. – И твердые шаги Дега и Шовелена, сопровождаемые шаркающей походкой жида, очень скоро затихли вдали.
Маргарита не упустила ни слова из того, что говорил Шовелен. Каждый нерв ее был в напряжении; она старалась собраться с мыслями, чтобы полностью осознать ситуацию и задать работу своим мозгам, которые столь часто называли острейшими в Европе, поскольку вся надежда оставалась теперь лишь на их помощь.
Вообще-то ситуация была достаточно безнадежной. Небольшая группа ничего не подозревающих людей, спокойно ожидающих своего предводителя, который также ничего не знает о расставленной ловушке. Тенета же выглядели настолько страшными, что казалось, будто мертвая петля очерчена на уединенном ночном берегу вокруг горстки совершенно беззащитных людей, обманутых, ничего не подозревающих. Один из них – ее муж, которого она боготворит, другой – ее брат, которого любит безумно. Она догадывалась, кто были остальные, ожидающие Сапожка Принцессы, в то время как смерть караулила их за каждым камнем на берегу.
Но пока, кроме как следовать за шовеленовскими солдатами, Маргарита ничего сделать не могла. Можно было попробовать обогнать их, чтобы предупредить беглецов и их храброго избавителя, но она боялась, что не найдет дороги.
На мгновение у нее мелькнула мысль пронзительно закричать, поскольку Шовелен боялся этого как возможного предупреждения Сапожку и его друзьям; быть может, тогда они успеют уйти и спастись. Но она не знала, насколько близко находится к краю скал, и не могла быть уверена, что ее крики достигнут ушей обреченных. Попытка могла оказаться преждевременной и бесплодной, а другой уже не представится. Ей хорошенько заткнут рот, как этому несчастному еврею, и она станет беспомощным пленником в руках Шовелена и его людей.
Как привидение, пробиралась Маргарита за изгородью. Она сняла туфли, чулки свалились с ее ног. Но она не чувствовала ни боли, ни усталости. Непреодолимое желание добраться до мужа, несмотря на враждебно настроенную судьбу и ловкого врага, убило в ней всякую восприимчивость к боли и вдвойне обострило животные инстинкты. Она слышала лишь мягкие равномерные шаги врагов впереди себя. Она видела мысленным взором лишь ту деревянную хибару, в которой ее мужа ждет гибель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Все будет исполнено в точности, гражданин.
– Идите как можно бесшумнее, я буду следовать за вами.
– А как быть с жидом, гражданин? – спросил Дега, когда солдаты в полной тишине, словно бесплотные тени, уже начали один за другим продвигаться по узкой тропе.
– Ах да, я забыл про жида, – спохватился Шовелен и, повернувшись в ту сторону, где остался еврей, позвал его: – Эй, ты… Аарон, Мойша, Абрам, или как там тебя, – обратился он к старику, который тихо стоял рядом со своей клячей, отойдя по возможности подальше от солдат.
– Бенджамен Розенбаум, если угодно вашей чести, – покорно ответил тот.
– Мне не хочется слышать твой голос, но хочется дать тебе указание, которое, я думаю, у тебя хватит ума выполнить.
– Как угодно вашей чести…
– Придержи свой поганый язык. Ты будешь стоять здесь, понял? С лошадью и повозкой до нашего возвращения. Ни в коем случае не вздумай издать хотя бы малейший звук и дыши потише, насколько сможешь. И не вздумай оставить свой пост, что бы ни случилось, пока я сам не прикажу тебе, понял?
– Но, ваша честь… – жалобно начал еврей.
– Никаких вопросов и никаких «но» здесь не должно быть, – сказал Шовелен таким тоном, что старик задрожал с ног до головы.
– Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, то можешь не сомневаться, где бы ты ни скрывался, я разыщу тебя, и заслуженное наказание, быстрое и ужасное, рано или поздно тебя настигнет. Слышишь меня?
– Но, ваша экселенца…
– Я сказал, слышишь?
Все солдаты уже ушли. Три человека одиноко стояли на пустынной темной дороге, а за изгородью, невдалеке от них, слушала приказания Шовелена, словно свой смертный приговор, Маргарита.
– Слышу, ваша честь, – ответил старик, подбираясь к Шовелену поближе. – И клянусь Авраамом, Исааком и Иаковом, что буду абсолютно подчиняться вашей чести и не сдвинусь с этого места до тех пор, пока ваша честь не соизволит вновь обратить высочайшее внимание на своего покорного слугу. Но не забывайте, ваша честь, я только бедный старик, мои нервы не так крепки, как нервы ваших бравых солдат. Вдруг полуночные разбойники придут сюда? Я могу закричать или убежать от страха! И за что же будет проклята моя жизнь? За что же ужасное наказание падет на мою бедную старую голову? Лишь за то, что у меня не хватило выдержки?
Еврей и в самом деле выглядел очень расстроенным, его трясло с головы до ног. Он был явно не тем человеком, которого можно было спокойно оставить на пустынной дороге. Он говорил правду; он мог совершенно непроизвольно, испугавшись чего-нибудь, крикнуть и тем самым предупредить хитрого Сапожка об опасности.
Шовелен на мгновение задумался.
– Твоя повозка и лошадь без тебя никуда отсюда не денутся? – жестко спросил он.
– Я думаю, гражданин, – вмешался Дега, – что они никуда не денутся и с этим грязным трусливым жидом, и без него – все едино. А вот он, если испугается, то или убежит отсюда сломя голову, или вообще свернет себе шею.
– Но что же делать с этим бараном?
– Почему бы вам не послать его обратно в Кале, гражданин?
– Нет, он может нам понадобиться, если придется везти назад раненых, – сказал Шовелен с многозначительной ухмылкой.
Вновь наступила пауза; Дега ждал решения своего шефа, а старик хныкал около своей клячи.
– Ладно, ты, старый трусливый увалень, – сказал наконец Шовелен. – Пойдешь с нами. Эй, гражданин Дега, заткните-ка покрепче платочком рот этому молодцу.
Шовелен подал Дега шарф, и тот тщательнейшим образом выполнил приказание. Бенджамен Розенбаум покорно позволил заткнуть себе рот; он явно предпочитал это неприятное положение одинокому ожиданию на пустынной дороге Сен-Мартэн. Все трое двинулись в путь.
– Быстрее, – нетерпеливо командовал Шовелен. – Мы и так уже потеряли много драгоценного времени. – И твердые шаги Дега и Шовелена, сопровождаемые шаркающей походкой жида, очень скоро затихли вдали.
Маргарита не упустила ни слова из того, что говорил Шовелен. Каждый нерв ее был в напряжении; она старалась собраться с мыслями, чтобы полностью осознать ситуацию и задать работу своим мозгам, которые столь часто называли острейшими в Европе, поскольку вся надежда оставалась теперь лишь на их помощь.
Вообще-то ситуация была достаточно безнадежной. Небольшая группа ничего не подозревающих людей, спокойно ожидающих своего предводителя, который также ничего не знает о расставленной ловушке. Тенета же выглядели настолько страшными, что казалось, будто мертвая петля очерчена на уединенном ночном берегу вокруг горстки совершенно беззащитных людей, обманутых, ничего не подозревающих. Один из них – ее муж, которого она боготворит, другой – ее брат, которого любит безумно. Она догадывалась, кто были остальные, ожидающие Сапожка Принцессы, в то время как смерть караулила их за каждым камнем на берегу.
Но пока, кроме как следовать за шовеленовскими солдатами, Маргарита ничего сделать не могла. Можно было попробовать обогнать их, чтобы предупредить беглецов и их храброго избавителя, но она боялась, что не найдет дороги.
На мгновение у нее мелькнула мысль пронзительно закричать, поскольку Шовелен боялся этого как возможного предупреждения Сапожку и его друзьям; быть может, тогда они успеют уйти и спастись. Но она не знала, насколько близко находится к краю скал, и не могла быть уверена, что ее крики достигнут ушей обреченных. Попытка могла оказаться преждевременной и бесплодной, а другой уже не представится. Ей хорошенько заткнут рот, как этому несчастному еврею, и она станет беспомощным пленником в руках Шовелена и его людей.
Как привидение, пробиралась Маргарита за изгородью. Она сняла туфли, чулки свалились с ее ног. Но она не чувствовала ни боли, ни усталости. Непреодолимое желание добраться до мужа, несмотря на враждебно настроенную судьбу и ловкого врага, убило в ней всякую восприимчивость к боли и вдвойне обострило животные инстинкты. Она слышала лишь мягкие равномерные шаги врагов впереди себя. Она видела мысленным взором лишь ту деревянную хибару, в которой ее мужа ждет гибель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69