«Направо церковь с большими ступенями. Налево гостиница. В глубине виден замок... Когда занавес поднима­ется, сцена пуста, слышно пение, доносящееся из церкви». Это пение еще больше, чем элементы де­кораций, определяет эпоху расцвета канторской музыкальной культуры. Тут и кантор Бенда, с любо­вью выписанный Дворжаком. В нем не трудно уз­нать Антонина Лимана, скромного сельского учи­теля, влюбленного в свое дело. Тут и милая Теринка, дочь Бенды, так похожая на дочь Лимана, с которой разучивал дуэты юный композитор.
Сюжетно роль кантора Бенды сводится к тому, что он прячет у себя Богуша - сына старого графа Вилема, вернувшегося из Франции, и его жену Жюли; помогает им разоблачить козни племянника графа Адольфа, стремящегося поссорить отца с сы­ном, чтобы завладеть наследством, и потому обви­нившего Богуша в «якобинстве» и бросившего его в тюрьму. Но в музыке образу кантора Дворжак при­дал совершенно исключительное значение. Мелодии, сочиняемые Бендой по ходу действия, пронизывают всю оперу. На них построен ряд эпизодов, дающих ясное представление о том, что усадебное музици­рование в Чехии берет начало в среде канторов. Интонационно эти мелодии связаны с теми образа­ми, которыми обрисован простой народ. Церковные песнопения Бенды также полны характерных осо­бенностей народных песен - недаром Богуш слы­шит в этих песнопениях живой привет родины. На­родность истоков канторской музыки Дворжак под­черкивает, преобразуя размеренно-торжественное, хоральное звучание оркестра в задорные жанро­вые народные сцены, во время которых появляются Теринка, ее жених - молодой охотник Йиржи, и соперник Йиржи - графский управляющий Фи­липп. Выйдя из костела, молодежь начинает тан­цевать под звуки музыки, доносящейся из окон постоялого двора.
Вспомнив, очевидно, как в таких случаях в Нелагозевсе маленький Тоничек подыгрывал отцу на скрипочке, Дворжак реалистически воссоздал ха­рактерные тембровые особенности неприхотливого звучания ансамбля сельских музыкантов.
С первых тактов до последней страницы парти­туры, когда наступает счастливый конец (ковар­ный Адольф изгнан, Богуш и Жюли объявлены на­следниками графа, а Теринка и Йиржи празднуют помолвку), - вся опера утверждает национальную самобытность истоков чешского народнопесенного и танцевального творчества и значение канторов, как хранителей его традиций и зачинателей отече­ственного музыкального профессионализма в раз­личных жанрах.
После премьеры опера успешно прошла много раз. В 1897 году, когда театр готовил новую ее по­становку и Ригер сделал некоторые текстовые из­менения, Дворжак, верный своей привычке все пе­ресматривать и переделывать, серьезно перерабо­тал партитуру. В этой новой редакции с тех пор и ставится «Якобинец».
НОВЫЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
B paзгap работы над «Якобинцем» в Прагу приехал Петр Ильич Чайковский. То было его первое посещение чешской столицы, которым вос­пользовались чехи, чтобы еще раз продемонстриро­вать свою любовь к русскому народу и его культу­ре. Прием более сердечный и теплый, чем тот, кото­рый устроили русскому композитору в Праге, труд­но себе представить. Многочисленные делегации музыкальных и общественных организаций привет­ствовали Петра Ильича еще на вокзале, в его честь устраивались банкеты, произносились горячие речи, ему подносили подарки.
«Я и не подозревал, до какой степени чехи пре­даны России», - писал Чайковский. Разумеется важную роль сыграло то, что творчество Чайков­ского во многом было созвучно интересам и устрем­лениям создателей чешской музыкальной культуры: патриотический пафос увертюры «1812 год», кото­рой продирижировал Петр Ильич, яркие народно-песенные интонации концертов (скрипичного, испол­ненного учеником Бенневица, знаменитым чешским скрипачом Карлом Галиржем, и первого фортепи­анного, сыгранного Александром Зилоти), чисто славяская напевность мелодий, наконец, четкая на­циональная принадлежность, которую так стреми­лись подчеркивать у себя чешские мастера.
Дворжак поспешил познакомиться с Чайков­ским в первый же день по его приезде. Он посещал его концерты в Рудольфинуме и Национальном те­атре, ходил с ним на репетиции, принимал его у себя дома. «Дворжак очень добр ко мне, а его квин­тет мне нравится», - отметил Чайковский в своем дневнике после вечера в «Умелецкой беседе», устроенного в его честь, когда были исполнены квартет Сметаны «Из моей жизни» и фортепианный квинтет ор. 81 Дворжака. Первое знакомство зре­лых и достаточно прославленных представителей братских славянских культур быстро переходило в дружбу. Композиторы обменялись портретами и партитурами. Чайковский подарил Дворжаку сюи­ту, которой он дирижировал в Праге, а Дворжак поднес русскому собрату свою вторую, ре-минорную симфонию. Прощаясь с Дворжаком на перроне пе­ред отходом поезда, Чайковский выразил надежду видеть его в Москве.
В конце 1888 года Чайковский вторично приехал в Прагу, чтобы продирижировать премьерой «Евге­ния Онегина» в Национальном театре. Постановка, осуществленная с большой любовью и старанием, очень порадовала Чайковского. Премьера прошла в такой атмосфере, что, по словам обозревателя газеты «Далибор», описать восторг публики было просто невозможно. Он бурно выражался после каждого действия, даже после каждой сцены. «Нужно признаться, что подобный триумф явля­ется небывалым в Национальном театре».
«С радостью признаюсь, - писал Дворжак Чай­ковскому, - что Ваша опера произвела на меня очень глубокое впечатление... и не колеблясь скажу, что до сих пор ни одно из Ваших сочинений мне не нравилось так, как «Онегин». Это великолепное произведение, полное горячего чувства и поэзии, при этом отработанное до мельчайших деталей; короче говоря, эта музыка нас притягивает и прони­кает нам в душу так, что ее нельзя забыть».
С отъездом Чайковского его контакты с Двор­жаком не прекратились. Началась оживленная пе­реписка. Чайковский сообщал в Прагу о своих концертах в Париже и Лондоне, о том, что в Англии вспоминают Дворжака и ждут его новую симфо­нию, о том, что в России идут переговоры с Рус­ским музыкальным обществом о возможных выступ­лениях Дворжака в Москве и Петербурге. Придавая огромное значение сближению чешских музыкан­тов с русской общественностью, Чайковский решил во что бы то ни стало добиться приезда Дворжака в Россию. Он писал, хлопотал, согласовывал, при­соединив к этому и П. И. Юргенсона - одного из директоров московского отделения Русского музы­кального общества. А переговоры осложнялись тем, что Дворжак отвечал Чайковскому по-чешски, и Петру Ильичу приходилось про­сить своего коллегу, профессора Москов­ской консерватории Яна Гржимали, чеха по проис­хождению, делать переводы этих писем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51