– Похоже на то, – сказала Яна и быстро допила все, что оставалось в кружке. Шон взял у нее опустевшую кружку и передал женщине, которая разливала напиток, чтобы наполнить снова.
– Эй, если я обопьюсь этого зелья, то, чего доброго, еще позабуду слова! – запротестовала Яна.
Шон Шонгили покачал головой и подал ей полную кружку.
– Бывают такие слова, Яна, которые не забываются, – он осторожно приложил ладонь к ее груди, напротив сердца. – Бывают слова, которые рождаются здесь. Однажды сказанные, они уже никогда не забудутся.
Яна посмотрела на него долгим взглядом, наполненным новыми тревогами и опасениями, которые не развеялись под действием бодрящего питья. Например, почему Шон так настойчив – это во-первых, почему она позволяет ему это – во-вторых, и, в-третьих, – должна ли она делать то, что собирается сделать?
– А ты уже сделала свое предсказание? – спросил Шон, показывая на кучку людей, столпившихся возле доски, на которой каждый писал мелом свое предсказание – когда, по их мнению, вскроется лед на реках и наступит весна. Посмотрев на отметку, которую только что сделал какой-то мужчина, Шон улыбнулся. – Толуби обсчитался на два дня и шесть часов.
– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросила Яна.
Шон только пожал плечами.
– Мне не разрешают делать ставки, потому что я слишком часто угадываю.
– А мне?
Шон внимательно посмотрел на нее.
– А ты можешь сделать предсказание, если хочешь. Но раз ты уже знаешь, что я всегда точно угадываю ледоход, захочется ли тебе в этом участвовать?
Яна посмотрела на него не менее внимательно.
– Если ты никогда не ошибаешься, то получается, что моя ставка будет нечестной.
– И все равно ты можешь сделать предсказание, – сказал Шон ровным тоном, с непроницаемым выражением лица.
– Стоит ли биться об заклад, если наверняка знаешь верный ответ? – сказала Яна и насмешливо улыбнулась. – Я вообще не люблю биться об заклад. Я всегда проигрываю, а присваивать твое предсказание мне бы не хотелось.
Шон рассмеялся, его глаза сверкнули, и Яна поняла, что такой ответ пришелся ему по душе.
– А какой приз получает победитель? – спросила она.
– Не знаю, как будет в этом году, но обычно это кредит в поселковом магазине или хорошие щенки – если в весеннем помете такие найдутся.
Снова зазвучала танцевальная музыка, и, прежде чем Яна успела отказаться, Шон увлек ее на середину зала и закружил в танце. Сильной рукой он крепко обнимал ее за талию, так что у Яны не было никакой возможности выскользнуть и удрать. Вторая рука Шона сжимала Янину ладонь.
Этот танец был не таким стремительным, и Яна смогла рассмотреть танцующих и тех, кто стоял и сидел в зале. Яна гадала – неужели сегодня в этом доме каким-то образом сумело поместиться все “местное” население планеты? По краям танцевальной площадки резвились детишки. Малыши бегали друг за дружкой, а если кто-то спотыкался и падал и начинал плакать, любой из взрослых, оказавшийся поблизости, поднимал их и утешал, как мог. Если кто-то приглашал танцевать женщину, у которой на руках был младенец, сразу же кто-нибудь из соседок с удовольствием брался присмотреть за ребенком. Маленькие девочки танцевали со своими дедушками, мальчики-подростки приглашали своих тетушек и бабушек или показывали танцевальные шаги младшим кузинам. Несколько старших девочек-подростков, преисполненных сознанием собственного достоинства, стояли и ожидали, когда их пригласит кто-нибудь из ровесников. Но нередко маленькие девочки и взрослые женщины танцевали все вместе, как и некоторые мужчины и мальчики – те, кто не нашел себе другого, более подходящего партнера.
Яна отыскала взглядом Банни. В новом праздничном платье девочка выглядела очень мило и женственно. Банни стояла рядом с Диего возле стола с угощением. Они о чем-то оживленно разговаривали. Диего при этом увлеченно жевал мясной рулетик, а у Банни в руке был ломоть какого-то пирога.
Шон оказался великолепным танцором. Никто из тех, с кем Яна когда-либо танцевала, не умел так хорошо вести партнершу. И ноги Яны как будто сами знали, как надо ступать. Хотя Яна все-таки побаивалась оттоптать Шону ноги – тем более что он снял тяжелые зимние ботинки и был сейчас в легких замшевых мокасинах, украшенных великолепной бисерной вышивкой.
В перерывах между танцами Шон неусыпно следил, чтобы кружка Яны всегда была полна, и прогуливался вместе с ней по залу, обмениваясь шутливыми замечаниями и приветствиями со знакомыми мужчинами и женщинами.
– Кто все эти люди? – тихо спросила Яна, наклонившись к его уху, когда Шон повел ее к очередной паре своих знакомых.
– Это родители погибших в Бремпорте, – так же тихо ответил он.
– Что за черт! Это нечестно, Шон! – Яна попыталась высвободиться из его объятий, но разорвать хватку Шона оказалось не так-то просто.
– Почему? Они знают, что ты будешь петь песню. И им, конечно же, хочется с тобой увидеться. Им это нужно. Ты – последняя ниточка, которая связывает их с погибшими.
– Нет, черт возьми! Шон, это нечестно! По отношению ко мне, Шон.
– Возможно. Зато теперь ты знаешь лица тех, на кого надо смотреть, когда будешь петь.
– Так вот почему ты пристал ко мне, как банный лист! – с горечью в голосе сказала Яна. – Чтобы я не смогла увильнуть от этого тяжкого испытания?
– Янаба, это не будет для тебя тяжким испытанием. Песня принесет облегчение, – тихо и мягко сказал Шонгили, и в голосе его было столько нежности, что у Яны подкосились ноги. Чертова Клодах с этим ее зельем! Как же, не пьянеют от него! Вот, пожалуйста, ее совсем развезло.
Тут до Яны дошло, что Банни и Диего тоже ни разу не разлучались и все время держатся вместе.
– Да, Диего тоже будет сегодня петь. Так что ты не одинока, – сказал Шон, заметив направление ее взгляда. Потом он рассмеялся и потащил Яну к Банни и Диего, спросив:
– Может, несчастным жертвам по нраву держаться вместе?
Яна обратила внимание на то, с каким выражением Баника смотрит на своего Диего, и, прикинув кое-что в уме, сказала:
– Нет, Шон, давай лучше не будем им мешать. Шон задумчиво посмотрел на юную пару.
– Нет, я думаю, мы им не помешаем. Банни обхаживает его, как заправская хозяйка.
– Обхаживает его?! – взвилась Яна. Шон безразлично пожал плечами.
– Ну, если хочешь – занимает его разговором. У него здесь знакомых даже меньше, чем у тебя.
Они как раз шли мимо танцующих в паре Шинид и Эйслинг. Шинид, как всегда, вела. Обе женщины были одеты в длинные кожаные рубахи, украшенные затейливой вышивкой, только у Эйслинг рубаха была белая, а у Шинид – светло-коричневая. И на Шинид, и на Эйслинг были надеты искусно сделанные украшения, с таким вкусом подобранные к одежде, что даже драгоценные бриллианты не смотрелись бы лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102